Шамиссо, Адельберт фон

Запрос «Шамиссо» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Адельберт фон Шамиссо
Место рождения:	фамильный замок Бонкур, Шампань, Франция
Место смерти:	Берлин
Страна:	Пруссия
Научная сфера:	ботаника, зоология

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Cham.». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Cham.&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=1504-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Адельбе́рт фон Шами́ссо (нем. Adelbert von Chamisso, фр. Louis Charles Adélaïde de Chamissot de Boncourt; 1781—1838) — немецкий писатель, поэт и естествоиспытатель.

Полное французское имя на русском языке — Луи-Шарль-Аделаид де Шамиссо де Бонкур, или Людовик-Шарль-Аделаид де Шамиссо.

Биография

Происхождением из лотарингских дворян. Отец вместе со всей семьёй эмигрировал в Германию во время Французской революции, лишившей его всего имущества. В 1796 году молодой Шамиссо получил звание пажа прусской королевы. Окончив курс в гимназии в Берлине, поступил на прусскую военную службу (1801—1806). В 1801 году его родители, братья и сёстры вернулись во Францию, но сам Шамиссо остался в Пруссии, хотя и не без колебаний. К военной службе у него не было никакой склонности; он интересовался литературой и естествознанием, преимущественно ботаникой.

В 1803 году Шамиссо написал в стихах довольно ходульный драматический отрывок «Faust», который напечатал в изданном им вместе с Фарнхагеном фон Энзе, Гитцигом и другими «Musenalmanach auf das Jahr 1804» (Лейпциг; в следующие годы появились ещё два тома «Musenalmanach», в Берлине, причём к редакционному кружку присоединился Фридрих де ла Мотт Фуке). В 1806 году Шамиссо находился в городе Гамельн (на Везере), сданном на капитуляцию французам. Возмущенный постыдной сдачей, Шамиссо оставил военную службу, и после двухлетних странствований по Германии и Франции получил место учителя гимназии в городе Наполеонвиль (в Вандее); через два года он потерял это место. В 1810 году отправился в Париж, где познакомился с А. В. Шлегелем и г-жой де Сталь, у которой провёл лето 1811 году в Коппе на Женевском озере; здесь Шамиссо усердно изучал естественные науки и языки. Вернувшись в Берлин, он записался студентом медицины в университет, продолжая изучать ботанику и зоологию. Вместе с тем он печатал свои лирические стихотворения, вызывавшие к нему интерес и сочувствие публики. В 1813 году он написал (в прозе) романтическую сказку «Удивительная история Петера Шлемиля» («Peter Schlemihls wundersame Geschichte»). Герой сказки за богатство продал свою тень и ищет её по всему свету, находя нравственное успокоение только в научной работе. Сказка эта была написана как раз в то время, когда война за освобождение между немцами и французами заставляла его особенно болезненно чувствовать потерю национальности и созданную ею для него нравственную невозможность пристать к той или другой стороне. Она создала Шамиссо весьма значительную известность (переведена на русский язык Самойловым, СПб., 1842, потом в «Пантеоне Литературы» и отдельно, СПб., 1889). В 1815 году Шамиссо получил приглашение отправиться в качестве естествоиспытателя в кругосветное плавание на бриге «Рюрик», снаряжённом графом Н. П. Румянцевым, под командой русского капитана О. Е. Коцебу. Шамиссо принял предложение и в течение 3 лет (1815—1818) объездил африканские острова, Южную Америку, часть Сибири, потом Северную Америку, Полинезию, Капландию. Коцебу ставил всевозможные препятствия его научным изысканиям и позднее включил в описание своего путешествия только отрывки из его работ. В полном виде «Reise um die Welt» («Путешествие вокруг света», 1834—36; в двух частях: I: «Tagebuch», II: «Bemerkungen und Ansichten», где собраны его наблюдения ботанические, зоологические, а также лингвистические — о гавайском языке и других) появилась только в собрании сочинений Шамиссо в 1836 году. По возвращении в Берлин, в 1818 году, Шамиссо получил степень почётного доктора философии и место кустоса берлинского ботанического сада. В 1835 году он был избран членом Берлинской академии наук.

Оценка научной деятельности

Как естествоиспытатель Шамиссо известен своими наблюдениями над размножением сальп (отряда оболочников): в 1819 он открыл интересное биологическое явление, известное под названием смены или чередования поколений (метагенез; одиночные сальпы путём почкования образуют колонии молодых сальп, отделяющихся от тела матери и размножающихся половым путём, с образованием одиночных сальп).

Естественнонаучные печатные труды

К области естественных наук и этнографии относятся следующие сочинения Шамиссо:

• «De animalibus quibusdam e classe vermium Linnaei» (Берлин, 1819)
• «Reise um die Welt in den Jahren 1815—18, Tagebuch»
• «Bemerkungen und Ansichten auf einer Entdeckungsreise unter Kotzebue» (составляющее 3-й т. «Entdeckungsreise» Коцебу, Веймар, 1821)
• «Uebersicht der nutzbarsten und schadlichsten Gewachse, welche, wild oder angebaut, in Norddeutschland vorkommen» (Берлин, 1827)
• «Ueber die Hawaiische Sprache» (Берлин, 1837)

Растения, описанные Шамиссо

Им были описаны около 80 родов растений, например род Эшшольция (Eschscholtzia Cham.) семейства Маковые (Papaveraceae) и множество видов.

Поэтическая деятельность

С 1831 года он вместе со Швабом и Годи (Gaudy) издавал «Musenalmanach», в котором появлялись его стихотворения, оригинальные и переводные (Шамиссо в совершенстве владел очень многими языками); между прочим, с русского он перевёл стихотворение К. Ф. Рылеева «Войнаровский» и в pendant к нему написал стихотворение: «Bestujeff», в котором описывается встреча в Сибири одного немецкого путешественника, друга Шамиссо, с декабристом Александром Бестужевым, аналогичная встрече Войнаровского с Мюллером; оба стихотворения появились в свет под общим заглавием «Die Verbannten». Также Шамиссо перевел с русского балладу Пушкина «Ворон к ворону летит…». С французского Шамиссо особенно охотно переводил любимого им П. Ж. Беранже. Как лирик, Шамиссо занимает одно из первых мест в немецкой литературе. Все его стихотворения дышат любовью к свободе, несколько неопределённой и романтической, сочувствием к бедным и угнетённым («Die alte Waschfrau» и «Das zweite Lied von der alten Waschfrau»: русский перевод «Старая прачка» и «Песнь о старой работнице» в «Деле», 1870, № 1 и 12), мягкостью и нежностью тона, особенно в стихотворениях: «Frauenliebe und Leben». Принадлежа вообще к романтической школе, он, однако, пользовался уважением и молодой Германии, между прочим Гейне, который, осмеивая романтиков, выделял из них Шамиссо: последний, в свою очередь, был одним из первых в Германии, оценивших Гейне по достоинству при первом выступлении его в печати. В 1836 году Шамиссо в своём «Musenalmanach» поместил портрет Гейне, что вызвало против него бурю негодования и поссорило его с Швабом и некоторыми другими романтиками. В 1837 году умерла жена Шамиссо Антония, приёмная дочь Юлиуса Эдуарда Гитцига. Шамиссо оставил ботанический сад и вскоре умер. Наиболее известное художественное произведение Шамиссо — повесть «Необычайная история Петера Шлемиля» (1814, русский перевод 1841). В рассказе о человеке, потерявшем свою тень, автор вскрывает психологическую ситуацию своего современника, искушаемого богатством, опасность утраты личности. Шамиссо лишь отчасти может быть соотнесён с романтиками: его рассказ скорее находится в русле позднейших реалистических тенденций. Лирике Шамиссо присущи известный демократизм, интерес к социальной проблематике — переводы и подражания П. Ж. Беранже, поэма «Изгнанники» (1831). Цикл «Любовь и жизнь женщины» (1830) положен на музыку Р. Шуманом (1840). Стихотворения Шамиссо появились отдельно впервые в 1831 году; потом вышли другие его стихотворения отдельными сборниками и затем много раз переиздавались, целиком или по частям (27-е изд. сборника «Frauenliebe und Leben», иллюстрированное Thumann’ом, Лейпциг, 1898; «Lebenslieder und Bilder», 13 изд., также иллюстрированное Thumann’ом, Лейпциг, 1895). Собрание сочинений в 6 тт. («Chamisso’s Werke»), начатое им самим, закончено после его смерти в Лейпциге, 1836—39 гг.; последние 2 т. заняты его перепиской и биографией (6 изд., Лейпциг, 1874). Есть ещё издания под ред. M. Koch (Штутгарт, 1898), Barteis (Лейпциг, 1899), Walzet (Штутгарт, без года) и др. Ни одно из них не полно; в них помещены только стихотворения, сказка и путешествие вокруг света. В 1888 г. Шамиссо поставлен памятник в Берлине.

Шамиссо в русских переводах

Стихотворения и поэмы Шамиссо на русский язык переводили Василий Жуковский, Каролина Павлова, Дмитрий Ознобишин, Юлий Даниэль, Вячеслав Куприянов и др. «Историю Петера Шлемиля», среди других, переводил Пётр Потёмкин.

Перевод баллады «Ночная прогулка» (1828 г. Adelbert von Chamisso. Nächtliche Fahrt Д.), выполненный Д. Д. Минаевым и опубликованный в 1884 году в «Живописном обозрении», стал в скором времени русской народной песней — «Окрасился месяц багрянцем».

Стихотворения: «Зарубежная поэзия в переводах Вячеслава Куприянова». — М.: Радуга, 2009.

Шамиссо и музыка

Музыку на стихи Шамиссо писали: Иоганнес Брамс, Бенджамин Бриттен, Хуго Вольф, Эдвард Григ, Иоанна Кинкель, Николай Метнер, Мориц Мошковский, Фридрих Ницше, Пригожий Я., Ханс Пфицнер, Макс Регер, Н. А. Римский-Корсаков, Рихард Штраус, Роберт Шуман и др. (подробнее см.: [www.recmusic.org/lieder/c/chamisso/]).

Интересные факты

• В честь естествоиспытателя назван остров в Чукотском море — остров Шамиссо.
• Швейцарский аниматор Жорж Швицгебель снял по сказке Шамиссо мультфильм «Человек без тени» (2004 год), удостоенный большого количества призов на кинофестивалях.

Библиография

• Шамиссо А. Избр. произв. в переводах рус. писателей. СПБ, 1899.
• Альберт фон Шамиссо. Петер Шлемиль. Чудесная история.. — «Пантеонъ», 1910 г..
• Адельберт фон Шамиссо. Необычайные Приключения Петера Шлемиля. — Москва.: «Художественная литература», 1955 г..
• Шамиссо А. Избранное. М., 1974. («Удивительная история Петера Шлемиля», а также образцы любовной и гражданской лирики поэта, его лучшие баллады и сатирические стихотворения.)
• Шамиссо А. [Стихотворения] // Поэзия немецких романтиков. М.: Художественная литература, 1985, с. 409—425
• Шамиссо А. Путешествие вокруг света. М., 1986.

EBooks

• [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=475 Adelbert von Chamisso «Peter Schlemihls wundersame Geschichte» / Адельберт фон Шамиссо «Необычайные приключения Петера Шлемеля»]
• [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=474 Adelbert von Chamisso «Gedichte» / Адельберт фон Шамиссо «Стихотворения»]

Литература

• Karl Fulda, «Chamisso und seine Zeit» (Лейпциг, 1881)
• Chabozy, «Ueber das Jugendleben Adelberts von Chamisso» (Мюнхен, 1879)
• Lentsner, «Chamisso and his times» (Л., 1893)
• Brun, «Ad. de Chamisso» (Лион, 1896)
• J. Schapler, «Der Humor bei Chamisso» (1897)
• Его же, [www.michaelhaldane.com/PeterSchlemihl.htm «Chamissos Peter Schlemihl»] (1893)
• Du Bois-Reymond, «Ad. v. Ch. als Naturforscher» (Берлин, 1889)
• Feudel W., A. von Chamisso…, Lpz., 1971 (лит.).

Ссылки

• Шамиссо, Альберт // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Шамиссо Адельберт — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
• Михайлов А. В. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke8/ke8-5841.htm Шамиссо] // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. — М.: Сов. энцикл., 1962—1978. — Т. 8: Флобер — Яшпал. — 1975. — Стб. 584—585.
• [dkluger.livejournal.com/349452.html Перевод баллады Адельберта фон Шамиссо Nächtliche Fahrt]

Отрывок, характеризующий Шамиссо, Адельберт фон

– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]