Коцебу, Отто Евстафьевич

Отто Евстафьевич Коцебу
Otto von Kotzebue
Русский мореплаватель
Дата рождения:	30 декабря 1787(1787-12-30)
Место рождения:	Ревель
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	3 февраля 1846(1846-02-03) (58 лет)
Место смерти:	Ревель

О́тто Евста́фьевич Коцебу́ (30 декабря 1787, Ревель — 3 февраля 1846, там же) — российский мореплаватель.

Биография

Отец — писатель и драматург Август Фридрих Фердинанд фон Коцебу (1761—1819). Мать — Фредерика Эссен, умерла рано. Мачеха — Кристина фон Крузенштерн. Фамилия указывает на западнославянские корни его предков из Западной Пруссии (см. Кашубы).

В восьмилетнем возрасте Отто Коцебу был отправлен в Петербургский кадетский корпус.

Первое кругосветное плавание

В 15 лет в качестве юнги-добровольца стал участником первого кругосветного плавания (с 1803 по 1806 годы) на парусном шлюпе «Надежда» под командованием И. Ф. Крузенштерна.

Второе кругосветное плавание

Второй раз отправился в путешествие вокруг света с 1815 по 1818 год на бриге «Рюрик», открыл в Тихом океане 399 островов и к юго-востоку от Берингова пролива — залив Коцебу, а в январе 1817 года — архипелаг Румянцева.

Третье кругосветное плавание

В январе 1823 года О. Е. Коцебу был назначен командиром строившегося 24-пушечного шлюпа «Предприятие», которому предстояло доставить груз на Камчатку, а затем в течение года находиться у побережья Русской Америки для борьбы с контрабандистами и для защиты русских поселений от возможных нападений местных племён. В 1823—1826 годах он совершил на нём своё третье кругосветное путешествие.

По возвращении, в 1826 году, О. Е. Коцебу был произведён в капитаны 2-го ранга.

Дальнейшую службу проходил в Ревеле, командовал кораблём «Император Пётр I». В 1829 году был произведён в капитаны 1-го ранга.

Из-за проблем со здоровьем, которое было подорвано в кругосветных путешествиях, подал в отставку. Последние шестнадцать лет жизни провёл в своём имении Кыуэ под Ревелем.

Похоронен на кладбище при лютеранской Церкви Святого Николая, на территории посёлка Козе в эстонском уезде Харьюмаа.

Научные труды

• Трехтомный труд «Путешествие вокруг света» (СПб., 1821—1823)
• Kotzebue O. Neue Reise um die Welt in den Jahren 1823, 24, 25 und 26. Weimar, 1830. Bd. 1-2.
• Коцебу О. Е. Новое путешествие вокруг света в 1823–1826 гг. / Пер. с нем., вступит. статья и коммент. Д. Д. Тумаркина; Отв. ред. Я. М. Свет. — Изд. 3-е. — М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1987. — 384 с. — 50 000 экз. (обл.)
• Коцебу О. Е. Путешествия вокруг света / Пер. с нем., вступит. статья и коммент. Д. Д. Тумаркина. — М.: Дрофа, 2011. — 966 с. — (Библиотека путешествий). — 2 500 экз. (обл.)

Память

В честь Отто Коцебу назван открытый им залив Коцебу к востоку от Берингова пролива и улица в его родном городе Таллине. От одноимённого залива получил название и город Коцебу на Аляске (США).

Линия породы аляскинских маламутов носит название Коцебу.

• Otto von Kotzebue haud.JPG

  Могила в Козе

• Kose kirik suvi 2012.jpg

  Церковь в Козе, возле которой похоронен Коцебу

Литература

Отто Евстафьевич Коцебу [Некролог] // Санкт-Петербургские Ведомости. — 1846. — 23 марта.</span>

Ссылки

• Коцебу Отто Евстафьевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Коцебу, Оттон Евстафиевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [flot.com/publications/books/shelf/explorations/5.htm Кругосветные плавания О. Е. Коцебу и их значаение для географической науки // Центральный Военно-Морской Портал]
• [www.bbl-digital.de/eintrag// Коцебу, Отто Евстафьевич] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital  (нем.)

Отрывок, характеризующий Коцебу, Отто Евстафьевич

В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.