Федькович, Осип-Юрий Адальбертович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Федькович
Юрій Федькович

Памятная монета НБУ в 2 гривны 2004 года
Псевдонимы:

Гуцулневір Юрій Коссован, О. Ф

Дата рождения:

8 августа 1834(1834-08-08)

Место рождения:

Путила, Австро-Венгрия

Дата смерти:

11 января 1888(1888-01-11) (53 года)

Место смерти:

Черновцы, Австро-Венгрия

Гражданство:

Австро-Венгрия

Род деятельности:

поэт, прозаик

Направление:

романтизм

Язык произведений:

украинский, немецкий

О́сип-Ю́рий Адальбе́ртович Федько́вич (укр. Осип-Юрій Адальбертович Федькович, нем. Joseph Georg Fedkowicz[1]; 8 августа 1834, Путила — 11 января 1888, Черновцы) — украинский писатель романтического направления, предвестник украинского национального возрождения в Буковине.





Биография

Родился в семье небогатого служащего Адальберта Федьковича в городке Сторонце-Путилове в Австро-Венгрии (ныне посёлок городского типа Путила Черновицкой области). Учился в Черновицкой немецкой реальной школе (18461848), позже работал в Яссах и Пьятра-Нямце в Молдове (18491852); проходил воинскую службу (18521863) в Трансильвании и в 1859 стал поручиком; тогда же участвовал в походе в Италию, во время которого написал первое стихотворение на украинском языке (прежде писал по-немецки) «Жильё» (1858). По увольнении с военной службы Федькович работал в родном селе, был школьным инспектором Вижницкого уезда (18691872). Приглашённый во Львов, Федькович в 18721873 годах работал редактором издательства «Просвещение» и театра «Русская Беседа». Последние годы провел в Черновцах, где в 18851888 был редактором газеты «Буковина». За заслуги на литературном поприще избран почётным членом Научного общества им. Тараса Шевченко. Умер 11 января 1888 в Черновцах, где и похоронен на Русском кладбище.

Творчество

В поэтическом творчестве (сборник «Стихотворения» (1862 года), «Стихотворения» (1862—1867), «Стихотворения» (в 3 тт. 1867—1868), «Дикие мысли» (1876) и др.) Федькович совмещал влияния западно-европейского романтизма с буковинским фольклором. В его лирических стихах преобладает гуцульская тематика, в которой воспроизведены переживания солдат, оторванных от родного края, которые в отчаянии доходят до дезертирства или самоубийства: «Дезертир», «В аресте», «Рекрут», «Святой вечер». С этой темой тесно связана тоска гуцула о семье, доме, Родине: «Жильё», «Марш на Италию», «Под Кастенедело», «В Вероне», «Под Мадженто», «В церкви», и др. Поэмы Федьковича посвящены героическим подвигам повстанцев, мстителей за несправедливость народа: «Довбуш» (1862), «Юрий Гинда», «Лукьян Кобылица» (1865), «Киртчали», «Шипотские берёзы» и др. Часть поэтического творчества Федьковича обозначена влиянием Тараса Шевченко.

Большинство рассказов и повестей Федьковича раскрывают буйный мир гуцульской жизни, несчастной любви за отсутствием взаимности или другие препятствия: «Люба-Погибель» (1863), «Сердце не научить», «Днестровские кручи». К жолнёрской теме Федькович обращается и в прозе: «Штефан Славич», «Сафата Зинич», «Жовнярка», «Побратим» и др. На некоторых произведениях Федьковича сказалось влияние этнографизма Григория Квитки и разговорной манере Марко Вовчок.

Кроме поэзии и прозы, Федькович писал драмы: бытовая комедия «Так вам нужно» (1865), историческая трагедия «Хмельницкий», мелодрама «Кормчий»; переработки чужих авторов: «Как козам рога исправляют» (по Шекспиру — «Укрощение строптивой»). Кроме этого, Федькович переводил драмы Шекспира «Гамлет», «Макбет». Удачной является его историческая драма «Довбуш», которую показывали на сценах в галицких и буковинских театров. Федькович писал стихи на немецком языке «Gedichte von J. Fedkowicz» (1865), «Am Tscheremusch. Gedichte eines Uzulen» (1882); переводил Гёте, Шиллера, Гейне, братьев Гримм, Пушкина, Андерсена и др.

Несмотря на определённые заимствования из поэзии Шевченко, а в прозе — из творчества Марко Вовчок, Федькович был талантливым, а до Ивана Франко крупнейшим писателем Западной Украины. Многие его песни, положенные на музыку, пользуются большой популярностью: «Окресны, Боян», «Как засяду круг чары», «Гуляли» и др.

Память

Имя Федьковича присвоено Черновицкому Национальному университету.

Напишите отзыв о статье "Федькович, Осип-Юрий Адальбертович"

Примечания

  1. Hartmut Merkt [books.google.com/books?id=T6KFN40miHoC&pg=PA57&dq=%22Joseph+Georg+Fedkowicz%22 Poesie in der Isolation: deutschsprachige jüdische Dichter in Enklave und Exil am Beispiel von Bukowiner Autoren seit dem 19. Jahrhundert] в Google Книгах

Литература

  • Kadlec K. Josef Fedkovič a jeho literarni vyznam pro rakouske rusiny. Slovansky sbornik. Прага 1887, стор. 6 — 8;
  • Франко І. Молодий вік Осипа Федьковича. Газета Правда. Л. 1888;
  • Колесса О. Юрій Коссован. л. 1893;
  • Франко І. Перше повне видання творів Федьковича. Газ. Діло. Л. 1901;

Отрывок, характеризующий Федькович, Осип-Юрий Адальбертович

Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.