Французская реформатская церковь (Петербург)

 памятник архитектуры (региональный)

здание
быв. Французская реформатская церковь Французско-немецкая реформатская церковь Святого Павла
Страна	Россия
Город	Санкт-Петербург
Архитектурный стиль	неоренессанс
Автор проекта	Г. А. Боссе
Строительство	1839—1840 годы
Основные даты: 1770 — Строительство здания французско-немецкой реформатской церкви Ю. М. Фельтеном 1839 — перестройка здания Г. А. Боссе 1858 — реконструкция Ю. О. Дютелем
Статус	объект культурного наследия регионального значения
Состояние	утратил храмовые функции

Французская реформатская церковь (Французско-немецкая реформатская церковь Святого Павла) — бывший храм реформаторской церкви, построенный в 1839—1840 годах по проекту архитектора Г. А. Боссе. Расположен в Санкт-Петербурге (Большая Конюшенная улица, 25).

История

С 1708 французское население, как и все протестанты, имело приход в лютеранской кирхе на дворе К. Крюйса в Немецкой слободе. В 1724 году произошло отделение и образование совместной с немцами реформатской общины, которая разместилась в доме купца Жана Пеллонтье. На первом проводимом в новообразовавшейся общине крещении 31 июля 1724 года Пётр I был восприемником сына лейб-хирурга Гови, и кресло, в котором сидел император, хранилось затем в помещении церкви.

2 января 1728 года община купила за 1,5 тысячи рублей участок на Большой Конюшенной улице, где была выстроена небольшая деревянная церковь. На её украшение императрица Анна Иоанновна пожертвовала 1 тысячу рублей. Освящение храма состоялось в 1731 году, но в 1762 году пожар полностью его уничтожил. Французы-реформаты около десяти лет посещали голландскую церковь на Невском. 13 мая 1770 было заложено новое здание Французско-немецкой реформатской церкви Св. Павла, которое сооружалось в течение двух лет по проекту архитектора Ю. М. Фельтена. На новый каменный храм собрал средства лейб-хирург Фусадье. Также в строительстве участвовал каменных дел мастер Дж. Руска. Украшенный плоским куполом с золотым крестом храм на 300 человек расположился вдоль красной линии. Церковь была освящена 22 декабря 1772 года.

В 1839 году начинается перестройка здания по проекту архитектора Г. А. Боссе. Работы завершились 12 ноября 1840 года новым освящением кирхи. В 1850 году в ней был установлен новый орган мастера Т. Метцеля из Регенсбурга.

В 1858 году немцы-реформаты получили участок для постройки собственного храма на берегу Мойки (Большая Морская ул., 58). Тогда же здание на Большой Конюшенной приобретает новый вид в стиле неоренессанс (арх. Ю. О. Дютель). Первоначальный вид фасада был изменён на более соответствующий французской церкви.

В 1864 году архитектор А. Х. Пель занимался переделкой интерьеров здания. С 1827 года при церкви работала школа. Во второй половине XIX века более 40 лет служил пастор Кротте, сменил его Жан-Эдуард Витто. В 1898 году произошёл пожар, после чего здание было отремонтировано с установкой новых перекрытий.

На рубеже веков в Петербурге жило около 3000 французов, в основном католиков. Перед революцией из 800 прихожан только половину составляли французы. После закрытия храма в 1924—1930 годах в здании размещались Богословские курсы баптистов, а затем — Дом атеистической пропаганды.

С 1937 года в здании размещается Городской шахматный клуб имени М. И. Чигорина. В стенах этого клуба играли чемпионы мира Э. Ласкер и Х. Р. Капабланка. В клубе числились М. М. Ботвинник, Б. В. Спасский, А. Е. Карпов.

Здесь была открыта и до сих пор работает знаменитая пышечная «Желябова 25», которая внесена в Красную книгу памятных мест Петербурга. За последние 50 лет в пышечной не изменился ни ассортимент, ни рецепты приготовления основных двух продуктов: кофе и пышек.

См. также

• Французская слобода (исторический район, Санкт-Петербург)
• Иноверческие храмы Санкт-Петербурга
• Храмы Санкт-Петербурга
• Протестантизм в Санкт-Петербурге

Литература

• Зодчие Санкт-Петербурга. XIX — начало XX века / сост. В. Г. Исаченко; ред. Ю. Артемьева, С. Прохватилова. — СПб.: Лениздат, 1998. — 1070 с. — ISBN 5-289-01586-8.
• Кириков Б.М. Улица Большая Конюшенная. — М.: Центрполиграф, 2003. — 192 с. — ISBN 5-9524-0661-0.

Ссылки

• [www.citywalls.ru/house3633.html Архитектурный сайт Санкт-Петербурга Citywalls.RU: Большая Конюшенная ул., 25]
• [chigorin.ru/ СДЮШОР по шахматам и шашкам]

Отрывок, характеризующий Французская реформатская церковь (Петербург)

– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.