Хэинса
| Хэинса | |
| |
| Хангыль | 해인사 |
| Ханча | 海印寺 |
| Маккьюн — Райшауэр |
Haeinsa |
| Новая романизация | Haeinsa |
|
Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 737 [whc.unesco.org/ru/list/737 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/737 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/737 фр.] |
Хэинса́ (Храм отражения в спокойном море) — один из известнейших буддийских храмов в Южной Корее. Здесь хранится знаменитый свод буддийских священных текстов Трипитака Кореана, вырезанных на более чем 80 тысячах деревянных табличек [www.orientalarchitecture.com/].
Хэинса является одним из трёх корейских храмов Триратны (кор. 삼보사), представляя одну из трёх сущностей Триратны — буддийский закон (Дхарму). Расположен на горе Каясан в провинции Кёнсан-Намдо. До сих пор является действующим центром буддийского течения Сон.
В 1995 году ЮНЕСКО включила те постройки Хэинса, в которых хранится Трипитака Кореана, в список Всемирного наследия[whc.unesco.org/archive/repcom95.htm#737].
Впервые храм был построен в 802 году. По легенде два корейских монаха, вернувшихся из странствий по Китаю, Сунын и Иджон, излечили жену вана Эджана от тяжёлой болезни. В качестве благодарности Будде, ван приказал построить храм [www.orientalarchitecture.com/]. Другой источник, Чхве Чи Вон (900 год), утверждает что Сунын и его соратник Иджон заручились поддержкой вдовствующей королевы, принявшей буддизм и оказавшей поддержку строительству храма.
Храмовый комплекс достраивался или восстанавливался несколько раз — в X веке, 1488, 1622 и 1644 годах. В 1817 году Хэинса был сожжён, после чего главный зал восстановили в 1818 году [www.orientalarchitecture.com/]. Главный зал, Тэджоккванджон (Зал великой тишины и света), необычен для корейского буддизма, так как посвящён Вайрочане (Будда Вайрочана - один из пяти Будд Мудрости в буддизме), тогда как в других буддийских храмах Кореи главные залы посвящены Соккамони.
Помимо Трипитаки Кореаны в Хэинса находится множество других предметов, входящих в список Национальных сокровищ страны.
См. также
Напишите отзыв о статье "Хэинса"
Ссылки
- [whc.unesco.org/pg.cfm?cid=31&id_site=737 ЮНЕСКО: храм Хэинса] (англ.)
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Хэинса
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
