Церковь Святого Петра (Рига)
| Лютеранский храм | |
| |
| Страна | Латвия |
| Город | Рига |
| Конфессия | Лютеранство |
| Епархия | Рижская епархия ЕЛЦЛ |
| Тип здания | Трёхнефная базилика |
| Архитектурный стиль | готика, раннее барокко |
| Строитель | Иоганн Руммешоттель, Руперт Бинденшу |
| Первое упоминание | 1209 год |
| Строительство | 1209—1690 годы |
| Статус | Памятник архитектуры |
| Состояние | Действующий храм |
| Сайт | [peterbaznica.riga.lv/ Официальный сайт] |
Церковь Святого Петра[1] (латыш. Sv. Pētera baznīca, нем. Petrikirche) — один из символов и одна из главных достопримечательностей города Риги (Латвия). Древнейшее культовое сооружение города, впервые упоминается в 1209 году. Церковь знаменита своим оригинальным, узнаваемым шпилем (общая высота башни церкви — 123,5 метра, из которых 64,5 метра приходится на шпиль). Находится в Старом городе.
Содержание
История сооружения
Впервые церковь Святого Петра упоминается в хрониках 1209 года.
Изначально предполагалось, что это будет главная церковь города. В противовес Домскому собору, храм Святого Петра строился, как народная церковь — деятельное участие в сборе средств на строительство принимали купцы, ремесленники и другие жители города. Кроме того, церковь Святого Петра была главным культовым зданием рижских бюргеров (привилегированного слоя городского населения в феодальной Риге). При церкви действовала одна из старейших школ города[2]. Строился храм в характерном для Северной Европы сдержанно-готическом стиле. Первоначально церковь представляла собой, по-видимому, небольшое помещение зального типа с тремя нефами одинаковой высоты и, вероятно, с отдельно стоявшей башней.[3] В наши дни остатки этого сооружения образуют центральную часть храма (внешние стены боковых приделов и несколько колонн в интерьере[4]). В 1408-1409 годах архитектор Иоганн Руммешоттель из Ростока построил новую алтарную часть здания (прообразом, возможно, послужила церковь Святой Марии в Ростоке[3]). Реконструкция храма была продолжена в 1456 году и длилась вплоть до 1473 года, когда завершилось строительство готической башни-колокольни.
Свой барочный фасад с тремя богато декорированными порталами здание получило в XVII веке. К этому же времени относится последняя перестройка башни храма и возведение первого шпиля в его сегодняшнем виде. Вышеперечисленными строительными работами руководил мастер строительного дела города Риги Руперт Бинденшу.
Во время Второй мировой войны церковь, вместе с прилегающей к ней территорией, сильно пострадала от артобстрела. По одной из версий, усиленный обстрел здания был вызван тем, что на башне размещался наблюдательный пункт оборонявших город советских войск. В результате артобстрела и вызванных им пожаров, шпиль и крыши здания были уничтожены, погибло внутреннее убранство храма, были сильно повреждены стены (см. Оборона Риги).
В течение длительного времени здание лежало в руинах. 14 июня 1966 года Совет Министров Латвийской ССР принял постановление № 304 «О восстановлении здания бывшей церкви Петра в г. Риге». Проект реставрации разработали архитекторы П. Саулитис и Г. Зирнис, реставрацией руководил Э. Дарбварис.[3]
В 1973 году был окончен новый шпиль церкви. Реставрация же внутренних помещений продолжалась вплоть до 1983 года. Главный неф перекрыли новыми, железобетонными сводами. Было восстановлено несколько склепов, в том числе и Склеп синей бюргерской гвардии. От старого убранства храма сохранились лишь старинные эпитафии деревянной резьбы — незадолго до войны они были вывезены в Польшу, благодаря чему и уцелели.[3]
После реставрации, в здании размещался выставочный и концертный зал. В настоящее время храм передан лютеранской церкви Латвии, проводятся регулярные службы.
Шпиль
Шпиль церкви Святого Петра является наиболее узнаваемой его частью и неотъемлемой составляющей панорамы Риги.
В XIII веке церковная башня, по-видимому, представляла собой отдельно стоящее сооружение. Как часть храма, башня впервые была возведена в конце XV века, тогда же был сооружён восьмигранный деревянный шпиль, простоявший почти два века. В 1666 году обветшавший шпиль обрушился, раздавив один из домов и убив восемь человек. На следующий год шпиль был восстановлен, однако через 10 лет сгорел. В своём сегодняшнем виде шпиль впервые был возведён в 1690 году. Примечательно, что этот шпиль долгое время являлся самым высоким деревянным шпилем в Европе (общая высота башни составляла 123,5 метра, из них 64,5 метра приходилось на сам деревянный шпиль).[3][5][6]
В 1721 году в башню церкви Святого Петра ударила молния, вызвавшая пожар, в тушении которого принимал участие находившийся в то время в Риге российский император Пётр I. Однако потушить пожар не удалось — шпиль выгорел практически полностью и обрушился. По счастливой случайности, горящий шпиль не рухнул на город, а «сложился сам в себя», не причинив дополнительных разрушений (легенды приписывают это молитвам Петра I[5]). В этом же году, по именному указу Петра I[5], были начаты работы по воссозданию шпиля, окончившиеся только через 20 лет, в 1741 году. Восстановленный шпиль просуществовал ровно два столетия и был уничтожен в день памяти Святого Петра (по григорианскому календарю), 29 июня 1941 года — в башню попал снаряд одной из немецких гаубиц, обстреливавших осаждённый город. Восстановление шпиля было окончено лишь в 1973 году. Новый шпиль своими формами и размерами полностью повторяет прежний, но выполнен из металла. В шпиле были оборудованы две смотровые площадки (на высотах 57 и 71 метр), а для облегчения доступа посетителей на них были установлены лифт и железобетонные лестницы.
Сегодня смотровые площадки церкви Святого Петра пользуются большой популярностью среди туристов, а сам шпиль запечатлён на множестве сувениров.
Интересные факты
- По ряду данных, в 1297 году, во время сражений горожан с Ливонским орденом, на крыше здания были установлены камнемётные орудия (катапульты), обстреливавшие замок Виттенштейн.
- Часы на башне впервые появились в 1352 году.
- Шпиль церкви Святого Петра, украшен фигурой петушка. Функция петушков на храмовых шпилях — указание направления ветра, так как все они являются флюгерами. Изначально петушки окрашивались двумя цветами: один бок был чёрным, а другой — золотым. Сделано это было в целях более удобного оповещения населения о направлении ветра. В Риге это было особенно актуально, так как, будучи торговым городом, она сильно зависела от морских торговых путей, а следовательно — и от ветра. Когда ветер дул с моря, птицы поворачивались к городу золотым бочком, и, сияя на солнце, извещали рижских купцов о том, что корабли с товаром смогут зайти в бухту. Если же ветер дул с суши, то петушки поворачивались черной стороной, и купцам было ясно, что сделки не состоятся: корабли зайти в порт не смогут.[7]
Сегодняшний петушок был установлен вместе с новым шпилем, в 1973 году, однако предыдущий, двухсотпятидесятилетний бронзовый петушок также сохранился. Во время обрушения шпиля в 1941 году петух был серьёзно повреждён, однако затем отреставрирован и сейчас находится в церкви Святого Петра, около лестниц на башню.[5]
Галерея
Панорама
Напишите отзыв о статье "Церковь Святого Петра (Рига)"
Примечания
- ↑ Иногда ошибочно именуется собором Святого Петра
- ↑ townriga.times.lv/riga/churches.html
- ↑ 1 2 3 4 5 А. Холцманис «О чем рассказывает церковь Петра» (буклет). Рига, изд-во «Авотс», 1980 год.
- ↑ [europe.jpt.ru/latvia/resorts/245/ Рига " Туры по Европе, Латвия " Туры и отдых по всему миру — Жак Паганель]
- ↑ 1 2 3 4 [web.archive.org/web/20070914225039/www.tvkultura.ru/news_print.html?id=4814&cid=1724 Телеканал «Культура»]
- ↑ [www.riga.lv/RU/Channels/About_Riga/Riga_architecture/Old_Riga/Sv.PeteraBaznica.htm Портал Рижского самоуправления]
- ↑ lentchiks.narod.ru/lv_03.htm Рижские петушки-флюгеры
Источники
- Зирнис, Гунар. Pētera baznīca (латыш.). — Рига, 1984.
- Холцманис А. О чём рассказывает церковь Петра (буклет). — Рига: Авотс, 1980.
Отрывок, характеризующий Церковь Святого Петра (Рига)
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
