Элиа, Леопольдо

Леопольдо Элиа Leopoldo Elia<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр иностранных дел Италии (вр. и. о.)
19 апреля 1994 — 10 мая 1994
Глава правительства:	Карло Адзельо Чампи
Предшественник:	Беньямино Андреатта
Преемник:	Антонио Мартино
Министр избирательных и институциональных реформ Италии
28 апреля 1993 — 10 мая 1994
Глава правительства:	Карло Адзельо Чампи
Предшественник:	Мино Мартинаццоли
Преемник:	Франческо Сперони
Председатель Конституционного суда Италии
21 сентября 1981 — 7 мая 1985
Предшественник:	Леонетто Амадеи
Преемник:	Ливио Паладин
Рождение:	4 ноября 1925(1925-11-04) Фано, Пезаро-э-Урбино, Марке, Италия
Смерть:	5 октября 2008(2008-10-05) (82 года) Рим
Партия:	ХДП (1943-1994) ИНП (1994-2002)
Образование:	Римский университет Ла Сапиенца
Профессия:	юрист
Деятельность:	политика
Награды:

Леопольдо Элиа (итал. Leopoldo Elia; 4 ноября 1925, Фано, Пезаро-э-Урбино, Марке — 5 октября 2008, Рим) — итальянский юрист и политик, председатель Конституционного суда Италии (1981—1985), министр избирательных и институциональных реформ Италии (1993—1994).

Биография

В 1947 году окончил Римский университет Ла Сапиенца, где изучал право. Являлся профессором конституционного права Феррарского университета (1962—1963), Туринского (1963—1970) и Римского университетов (1970—1997).

В 1962 году стал вице-директором Управления законодательных исследований Сената Италии, с 1970 по 1976 год являлся заместителем председателя Высшего совета при Министерстве общественного образования. В 1975—1976 годах состоял в совете директоров RAI-TV (избран в его состав Парламентской комиссией по контролю над радиовещанием). В 1969, 1973 и 1976 годах избирался в Национальный совет Христианско-демократической партии.

20 апреля 1976 года Элиа избран по квоте парламента судьёй Конституционного суда, 21 сентября 1981 года избран председателем суда, 24 сентября 1984 года переизбран. 7 мая 1985 года срок его председательских полномочий истёк.

Вернувшись к академической деятельности, преподавал конституционное право в Римском университете, но уже в 1986 году избран в Национальный совет Христианско-демократической партии, а после роспуска парламента в 1987 году — в Сенат Италии, где до 1989 года возглавлял Комиссию по конституционным вопросам, также состоял в Управлении Сената по регламенту. Являлся основным разработчиком законопроектов конституционной реформы, призванной в первую очередь к преодолению внутренних конфликтов двухпалатной парламентской системы. Проект был одобрен Сенатом, но даже не был принят к слушаниям в нижней палате 10-го созыва. В 1968—1976 годах, а затем с 1985 года руководил изданием журнала Giurisprudenza costituzionale. В 1989 году вошёл в Национальное правление ХДП.

С 29 апреля 1993 по 10 мая 1994 года являлся министром без портфеля в первом правительстве Чампи, исполняя полномочия по осуществлению избирательных и институциональных реформ. Одновременно с 19 апреля по 10 мая 1994 года исполнял обязанности министра иностранных дел Италии.

В январе 1994 года вступил в Итальянскую народную партию, в том же году избран в Палату депутатов, в 1996 году переизбран в Сенат.

Умер в Риме 5 октября 2008 года.

Награды

• Большой крест ордена «За заслуги перед Итальянской Республикой» (2 июня 1975).
• Золотая медаль «За вклад в развитие культуры и искусства» (9 июня 1976).

Основные труды

• Possibilità di un mutamento istituzionale in Italia (Cronache sociali, 1949, pp. 234-40);
• La continuità nel funzionamento degli organi costituzionali, vol. I, Milano 1958;
• Gli atti bicamerali non legislativi (Studi sulla Costituzione, vol. II, ivi 1958, pp. 419-41);
• Forma di governo e procedimento legislativo negli Stati Uniti d’America, ivi 1961;
• Le commissioni parlamentari italiane nel procedimento legislativo, Modena 1961;
• Libertà personale e misure di prevenzione, Milano 1962;
• Problemi costituzionali dell’amministrazione centrale, Milano 1966;
• Art. 34 del Concordato e impegno antidivorzista dello stato italiano (Giurisprudenza costituzionale, 1971, pp. 2920-48);
• La peculiarità e l’evoluzione del sistema italiano riguardo ai partiti politici (Il sistema politico italiano, Bologna 1975, pp. 25-42).

Статьи

• Forme di governo (Enciclopedia del diritto, vol. XIX, Milano 1969, pp. 634-75);
• Commissioni parlamentari (Enciclopedia del diritto, vol. VII, Milano 1960, pp. 895—910);
• Primo ministro (Diritto comparato) (Novissimo Digesto Italiano, vol. XIII, Torino 1966, pp. 863-68).

Ссылки

• [storia.camera.it/deputato/leopoldo-elia-19251104/gruppi#nav Leopoldo Elia] (итал.). Gruppi parlamentari. Camera dei Deputati (Portale storico). Проверено 16 июля 2016.
• [storia.camera.it/deputato/leopoldo-elia-19251104/governi#nav Leopoldo Elia] (итал.). Incarichi di governo. Camera dei Deputati (Portale storico). Проверено 16 июля 2016.
• [www.senato.it/leg/13/BGT/Schede/Attsen/00000907.htm Leopoldo Elia] (итал.). Dati anagrafici e incarichi. Senato della Repubblica. Проверено 16 июля 2016.

Отрывок, характеризующий Элиа, Леопольдо

– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.