Станевский, Юзеф Максимилиан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Юзеф Максимилиан Станевский»)
Перейти к: навигация, поиск
Юзеф Максимилиан Станевский
Józef Maksymilian Staniewski
Апостольский администратор Могилёвской митрополии
23 апреля 1863 года — 29 ноября 1871 года
Церковь: Римско-католическая церковь
 
Рождение: 1795(1795)
Россиены
Смерть: 29 ноября 1871(1871-11-29)
Санкт-Петербург
Принятие священного сана: 31 мая 1818 года
Принятие монашества: 31 октября 1812 года
Епископская хиротония: 20 февраля 1859 года

Ю́зеф Максимилиан Стане́вский (польск. Józef Maksymilian Staniewski; 1795 — 29 ноября 1871) — российский католический деятель, монах из ордена доминиканцев, Апостольский администратор Могилёвской митрополии в 1863—1871 годах.





Биография

Родился в городе Россиены (современный литовский Расейняй) в дворянской семье. В 1812 году, сразу после окончания школы, вступил в орден доминиканцев. 31 мая 1818 года в Могилёве рукоположен в священники[1]. С 1820 года служил настоятелем монастыря доминиканцев при церкви Святой Екатерины в Санкт-Петербурге, которую окормляли доминиканские священники. В 1858 году митрополит Могилёва Вацлав Жилиньский представил его кандидатуру на пост викарного епископа Могилёвской архиепархии.

27 сентября 1858 году назначен викарным епископом, и как все викарные епископы стал титулярным епископом, с титулом епископа Платеи. Епископская хиротония состоялась 20 февраля 1859 года[1].

В 1863 году скончался архиепископ-митрополит Могилёва Вацлав Жилиньский, после чего император Александр II назначил Юзефа Станевского администратором митрополии, то есть временным её главой. Отношения между Россией и Святым Престолом в это время резко ухудшились из-за Польского восстания 1863—1864 года и последовавшего вслед за ним разрыва конкордата между Россией и Святым Престолом. Российское правительство неоднократно предлагало кандидатуру Станевского на пост нового митрополита, однако папа Пий IX не соглашался с этим выбором, не без основания полагая Станевского человеком, во всём послушным российскому двору[2].

На посту апостольского администратора Станевский в точности исполнял все приказы и пожелания российского правительства, даже не пытаясь отстаивать интересы католиков России. Он председательствовал в Римско-католической духовной коллегии, которая стала в этот период фактически руководящим органом Католической церкви в России, несмотря на прямое осуждение этой ситуации папой Пием IX[2]. По указанию императорского двора после подавления восстания закрыл и передал Православной церкви множество католических храмов на территории современных Польши, Белоруссии и Литвы, активно поддерживал русификацию этих регионов и не препятствовал жёстким антикатолическим мерам, предпринятым в отношении католиков западных регионов Российской империи[2].

Умер 29 ноября 1871 года в Санкт-Петербурге. Похоронен в крипте храма Посещения пресвятой девой Марией Елизаветы, расположенного на территории Выборгского римско-католического кладбища в Санкт-Петербурге[3].

Напишите отзыв о статье "Станевский, Юзеф Максимилиан"

Примечания

  1. 1 2 [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bstanie.html Bishop Józef Maksymilian Staniewski, O.P.]
  2. 1 2 3 «Станевский» // Католическая энциклопедия. Т.4. М.:2011, ст. 1067—1067
  3. Козлов-Струтинский С. Г. Бывшее Выборгское римско-католическое кладбище в Санкт-Петербурге и церковь во имя Посещения Пресв. Девой Марией св. Елисаветы. // Материалы к истории римско-католического прихода во имя Посещения Пресв. Девой Марией св. Елисаветы и к истории католического кладбища Выборгской стороны в Санкт-Петербурге: Сб. — Гатчина: СЦДБ, 2010. С. 24.

Литература

Ссылки

  • [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bstanie.html Bishop Józef Maksymilian Staniewski, O.P.]

Отрывок, характеризующий Станевский, Юзеф Максимилиан


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.