Юз Асаф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Юзасаф или Юз Асаф — имя (یوذسف), данное пророку, погребённому в мавзолее Роза-бал в Шринагаре.





Варлаам и Юзасаф

Юзасаф — имя Будды Гаутамы (Сиддхартха) в арабской версии легенды о Варлааме и Иоасафе.[1] Например, в Посланиях Братьев чистоты (رسائل اخوان الصفاء) Басре 1405 года. В работе имама Абу Джафара Мохаммеда (англ., 923—991) упоминается некий человек, прозванный Юдасаф, чьи деяния и учения похожи на действия Иоасафа (Иосафата[2]). Эти традиции расширились в Персидской истории Кашмира. В 1899 году Мирза Гулам Ахмад утверждал в первый раз, что легенды о Юзасафе делают ссылки на Иисуса.

Ахмадиты

Ахмадийская Мусульманская Община учит, что пророк ассоциируется с Иисусом Христом, якобы спасшимся от смерти на кресте и бежавшим в Индию. Различные группы, которые связывают себя с Христианами, именуют его Йосафат, буддисты — Бодхисаттва. Жители Шринагара именуют погребённого Сын Юсуфа или Сын Юза. По мнению Холгера Керстена, автора книги «Иисус жил в Индии», в течение 16-ти лет Иисус, вместе с Марией Магдаленой, проходил через Турцию, Персию, Западную Европу и, вероятно, Англию. В конце путешествия Иисус остановился в Кашмире, там умерла Мария Магдалена. Население Кашмира стало чтить его как пророка, и когда он умер, воздвигло могилу.

Властям штата неоднократно делались предложения провести анализ ДНК трупа Юз Асафа, однако они отвечали отказом[3].

См. также

Напишите отзыв о статье "Юз Асаф"

Примечания

  1. В. Соколов Антология мировой философии. В 4-х томах. Том 1. Часть 2 661 «грузинская редакция греческого романа „Варлаам и Иоасаф“. „Варлаам и Иоасаф“ и его грузинская и арабская редакции пользовались широкой попу»
  2. Барлаам и Иосафат // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
  3. [www.gazeta.ru/news/lenta/2010/04/30/n_1489603.shtml В Индии закрыт доступ к храму, где по одной из версий похоронен Христос]

Ссылки

  • [www.omkara.ru/library/jesus Иисус жил в Индии]

Отрывок, характеризующий Юз Асаф

Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.