Бонгу (язык)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Язык Бонгу»)
Перейти к: навигация, поиск
Бонгу
Страны:

Папуа — Новая Гвинея

Регионы:

деревня Бонгу (Берег Маклая)

Общее число говорящих:

850

Классификация
Категория:

Папуасские языки

Папуасская семья

Трансновогвинейская фила
Ветвь Маданг
Письменность:

латиница

См. также: Проект:Лингвистика

Бонгу — язык провинции Маданг Папуа — Новой Гвинеи, относящийся к трансновогвинейской филе папуасских языков.





История изучения

В деревне Бонгу в 1871—1872, 1876—1877 и 1883 годах работал русский учёный Н. Н. Миклухо-Маклай, который составил первый словарь языка бонгу объёмом около 350 слов. В 1889 году в Бонгу после аннексии этой части Новой Гвинеи была основана Лютеранская миссия. Миссионер Август Ханке к 1913 году составил полный словарь языка бонгу.

Русские слова языка бонгу

После пребывания русского путешественника в языке бонгу сохранились некоторые русские слова: «тапорр» — топор, «абрус» — арбуз или дыня, «гугруз» — кукуруза, «бик» — бык. Немецкий учёный Отто Финш ошибочно называл другие якобы русские слова языка Бонгу: «глеба» — хлеб и «скирау» — нож, слово, якобы, произошедшее от русского слова «секира». В статье А. В. Туторского 2014 года указывается, что слово «глеба» не зафиксировано ни одним исследователем, кроме Финша, а слово «скирау» является автохтонным. В то же время до конца XIX века название, созвучное фамилии «Маклай», у папуасов носили культурные растения, с которыми их впервые познакомил русский учёный, а один из видов папайи и ещё через век был известен как «маклейлика»[1].

В публикации Д. Д. Тумаркина указано, что в 1977 году были зафиксировано ещё три якобы русских слова, которые не относятся к русскому языку, однако считаются русскими местным населением: «уалю» (тыква), «дигли» (огурцы), «мокар» (фасоль). Все указанные слова местного происхождения. Их отнесение к «русским словам» является культурной традицией, связанной с повышением престижа культуры бонгу.

Напишите отзыв о статье "Бонгу (язык)"

Примечания

  1. Туторский А. В., Винецкая А. А. Берег Маклая 140 лет спустя (Фигура ученого и трансформация культуры папуасов) // Исторический журнал: научные исследования. — 2014. — Вып. 4. — № 22. — С. 381-390. — DOI:10.7256/2222-1972.2014.4.14025.

Литература

Ссылки

  • [www.ethnologue.com/17/language/bpu/ Страница языка Бонгу на сайте ethnologue.com]
  • [glottolog.org/resource/languoid/id/bong1291 Страница языка Бонгу на сайте glottolog.org]

Отрывок, характеризующий Бонгу (язык)

«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.