7-й Западновирджинский пехотный полк
| 7-й Западновирджинский добровольческий пехотный полк | |
 флаг Западной Вирджинии | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна |
|
| Тип | |
| Прозвище |
«Кровавый седьмой» |
| Командиры | |
| Известные командиры |
|
7-й Западновирджинский добровольческий пехотный полк (англ. 7th West Virginia Volunteer Infantry Regiment) — пехотный полк, добровольческое подразделение армии Союза, набранное в западной Вирджинии во время Гражданской войны в США. Сражался почти исключительно в «Гибралтарской бригаде» в составе Потомакской армии. Полк получил прозвище «Кровавый седьмой», поскольку среди западновирджинских полков прошёл больше всех сражений и потерял больше всех людей.
Содержание
Формирование
7-й Западновирджинский (до июня 1863 года - «7-й вирджинский») был сформирован в Крафтоне, Портланде, Гринланде, Кэмероне, Моргантауне и Уилинге в Западной Вирджинии между 16 июля и 3 декабря 1861 года. Его роты были набраны в западновирджинских округах Мононгалия, Мэрион, Маршалл, Тейлор, Огайо и Престон, а так же в огайском округе Монро и пенсильванском округе Грин. Полк был передан железнодорожному департаменту Западной Вирджинии и первое время использовался для охраны железных дорог. 9 ноября 1861 года первым командиром полка стал полковник Джеймс Эванс, подполковником с 16 сентября являлся Джон Г. Келли.
Боевой путь
Полк сражался в кампании в долине Шенандоа, где числился в корпусе Натаниэля Бэнкса, и принимал участие в ряде мелких операций, а в мае участвовал в сражении при Порт-Репаблик. Впоследствии он был переведён во II корпус Потомакской армии и включен в бригаду Натана Кимбалла. 2 августа уволился полковник Эванс, и 22 августа новым командиром полка стал полковник Джозеф Снайдер.
Бригада участвовала в Мерилендской кампании и во время сражения при Энтитеме 7-й западновирджинский был задействован для атаки центра Северовирджинской армии у так называемой «Санкен-Роуд». За четыре часа боёв полк потерял 145 человек убитыми и ранеными[1].
После сражения полк дислоцировался в Харперс-Ферри до конца октября, а затем был направлен в Фалмут, и участвовал в сражении при Фредериксберге, где в составе II корпуса штурмовал высоты Мари. Во время этой атаки был ранен бригадный командир Кимбалл, и бригаду передали командиру 8-го огайского полка, полковнику Самуэлю Кэроллу.
Через месяц он участвовал в неудачном Грязевом марше Бернсайда.
В начале мая 1863 года полк участвовал в сражении при Чанселорсвилле. В этом сражении был ранен полковник Снайдер и командование принял подполковник Локвуд[2].
В июне, в ходе геттисбергской кампании, полк отправился в Пенсильванию вместе с бригадой Кэролла и 2 июля в ходе сражения при Геттисберге оборонял Кладбищенский Хребет. Вечером того дня этот полк, вместе с 4-м огайским и 14-м индианским, участвовал в отражении атаки «Луизианских тигров» на Кладбищенский холм. Потери полка в ходе сражения были столь велики, что полк был переформирован в батальон из четырёх рот. Снайдер покинул армию по состоянию здоровья, поэтому командиром батальона стал подполковник Локвуд.
В то же самое время, в июне 1863 года, в состав Союза был официально введен штат Западная Вирджиния, поэтому 7-й вирджинский был переименован в «7-й западновирджинский»[1].
Осенью он участвовал в кампании Бристо и сражении при Майн-Ран.
В феврале 1864 года полк участвовал в бою при Мортонс-Форд (где Локвуд был ранен осколком снаряда), а затем принял участие в оверлендской кампании генерала Гранта. Во время сражения при Спотсильвейни он участвовал в атаке «Подковы мула», где был ранен подполковник Локвуд - ранение было таким тяжелым, что он уже не вернулся в строй и уволился из армии 6 декабря. 15 декабря Исаак Фишер, капитан роты «D», был повышен в звании до подполковника и возглавил 7-й западновирджинский[3].
Весной 1865 года 7-й западновирджинский участвовал в сражении при Хэтчерс-Ран, а после падения Питерсберга участвовал в преследовании Северовирджинской армии. После капитуляции генерала Ли полк присутствовал на Большом Смотре в Вашингтоне 23 мая, а затем был отправлен в кентуккийский Луисвилль.
7-й западновирджинский был расформирован 1 июня 1865 года.
За всю войну полк потерял убитыми и ранеными 9 офицеров и 133 рядовых, а так же 4 офицера и 154 рядовых выбыло из строя по болезни, итого общие потери полка составили 300 человек[4].
Напишите отзыв о статье "7-й Западновирджинский пехотный полк"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.ncwa.org/index.php?option=com_content&task=view&id=39&Itemid=39 7th West Viginia]
- ↑ [www.civilwarintheeast.com/People/L/LockwoodJ.php Jonathan H. Lockwood]
- ↑ [7thwestvirginia.us/h7.html Seventh West Virginia Volunteer Infantry]
- ↑ [7thwestvirginia.us/history.html Compendium of the War of the Rebellion, by Frederick Dyer]
Ссылки
- [www.ncwa.org/index.php?option=com_content&task=view&id=39&Itemid=39 7th West Viginia] (National Civil War Association)
- [www.gettysburg.stonesentinels.com/WV/7WV.php Памятник 7-му западновирджинскому полку под Геттисбергом]
- [7thwestvirginia.us/ сайт полка]
Отрывок, характеризующий 7-й Западновирджинский пехотный полк
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
