Клеопов, Юрий Дмитриевич

Юрий Дмитриевич Клеопов
Дата рождения:	9 (22) августа 1902(1902-08-22)
Место рождения:	Городише, Киевская губерния
Дата смерти:	1943(1943)
Место смерти:	Смела
Страна:	СССР
Научная сфера:	ботаника
Учёная степень:	кандидат биологических наук

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Kleopow». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Kleopow&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=4842-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Юрий Дмитриевич Клеопов (1902—1943) — советский (украинский) ботаник, фитогенетик, геоботаник, флорист и систематик.

Биография

Довоенные годы

Юрий Дмитриевич Клеопов родился 9 (22) августа 1902 года в Городище на территории Киевской губернии, детство провёл в селе Великая Яблоновка. Отец — Дмитро Степура, учившийся на врача в Киевском Императорском университете Св. Владимира, впоследствии работавший школьным учителем и, позднее, ставший священником под именем Дмитрия Клеопова, в 1919 (или 1921) году расстрелян. Мать, Александра Васильевна Татарова-Клеопова, умерла в 1944 году.

Учился Юрий Дмитриевич в Смелянской гимназии, в 1920 году поступил в Высший институт народного образования им. М. Драгоманова в Киеве. Там он посещал лекции таких известных учёных, как А. В. Фомин, Н. Г. Холодный, А. А. Яната, И. И. Шмальгаузен, В. И. Лучицкий, П. А. Тутковский и В. В. Дубянский. С 1922 года Клеопов входил в Украинское ботаническое общество. После окончания ВИНО в 1924 году Клеопов преподавал в Киевской губернской советской партийной школе. Затем он стал аспирантом в Киевском ботаническом саду Киевского университета. С 1925 года также преподавал в Военно-политической школу УВО, с 1927 — в Киевском сельскохозяйственном институте.

В 1929 году Клеопов стал научным сотрудником Ботанического кабинета Украинской академии наук, в 1930 году — кандидатом биологических наук. С 1934 года он был профессором.

Был женат на Евгении Тимофеевне Полонской. В 1935 году Клеопов из-за проблем в Киевском лесном институте, в котором он работал, переехал в Харьков, где стал профессором и заведующим Кафедрой геоботаники и систематики высших растений Харьковского университета, а жена, получившая хорошо оплачиваемую работу в Киевском университете осталась в Киеве. После нескольких лет ожидания Клеопов развёлся с ней и женился на своей бывшей ученице Екатерине Сергеевне Домонтович.

Годы войны и смерть

22 октября 1941 года Клеопов должен был быть эвакуирован из прифронтового Харькова вместе с ректором Харьковского университета А. В. Сазоновым, секретарём партийного бюро В. Н. Петровым и доцентами биологического факультета И. Ф. Андреевым и В. М. Масловским, однако в последний момент решил остаться в городе с женой и сыном. 24 октября Харьков был оккупирован.

15 января 1942 года Клеопов прибыл в Киев. Оказавшись под защитой немецкого ботаника Генриха Вальтера, впоследствии поспособствовавшего известности Клеопова за рубежом, он стал украинским директором Института ботаники. Клеопов со своей бывшей женой работали вместе с немецкими учёными в оккупированном городе.

Весной 1943 года Клеопов был доставлен в больницу в Смеле с сильной головной болью. Там он впал в кому и через несколько дней скончался. Причины смерти Клеопова не установлены, возможно, он умер от передозировки хинина, которым лечили малярию.

После смерти

Евгения и её сын Лев вместе с Екатериной и сыном Алексеем Клеоповы были эвакуированы в Германию, где жили вместе. Евгения Полонская-Клеопова впоследствии эмигрировала в США, а Екатерина Домонтович-Клеопова вернулась на Украину.

Имя Ю. Д. Клеопова длительное время оставалось в СССР под запретом из-за его научного сотрудничества с немцами, даже на гербарных образцах в Институте ботаники им. Н. Г. Холодного вместо его имени стоит восклицательный знак. Лишь в 1990 году его книга «Анализ флоры широколиственных лесов европейской части СССР», которую он готовил в качестве докторской диссертации, была издана на языке-оригинале. Усилие к этому приложила его ученица, профессор Дарья Никитична Доброчаева. Ранее рукопись была использована Генрихом Вальтером для издания собственной монографии.

К столетию со дня рождения Юрия Клеопова была приурочена конференция, организованная Институтом ботаники им. Н. Г. Холодного, Украинским фитосоциологическим центром и Украинским ботаническим обществом. На ней Клеопов был представлен как виднейший деятель украинской ботаники XX века.

Научные публикации

Наибольшая часть публикаций Клеопова была опубликована в ботанических журналах 1920-х и 1930-х годов и в настоящее время являются библиографической редкостью.

• Клеопов, Ю. Д. Анализ флоры широколиственных лесов Европейской части СССР / отв. ред. Д. Н. Доброчаева. — К.: «Наукова Думка», 1990. — 352 с. — ISBN 5-12-000800-3.

Литература

• Дубина, Д.; Куземко, А.; Протопопова, В.; Шевера, М.; Шеляг-Сосонко, Ю. (2003). «[esteticamente.ru/portal/all/herald/2003-03/10.htm Ю. Д. Клеопов та сучасна ботанічна наука]». Вісник НАНУ 3: 22—27.
• Доброчаева, Д. Н. Краткий очерк жизни, научной и педагогической деятельности Ю. Д. Клеопова // Анализ флоры широколиственных лесов Европейской части СССР. — К.: «Наукова Думка», 1990. — С. 4—7. — 352 с. — ISBN 5-12-000800-3.

Отрывок, характеризующий Клеопов, Юрий Дмитриевич

– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.