Savalia savaglia
| Savalia savaglia | ||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
 | ||||||||||||||||
| Научная классификация | ||||||||||||||||
|
||||||||||||||||
| Латинское название | ||||||||||||||||
| Savalia savaglia (Bertoloni, 1819)[1] | ||||||||||||||||
| Синонимы | ||||||||||||||||
|
Savalia savaglia (лат.), или золотой коралл — вид колониальных кораллов из семейства Parazoanthidae. Встречается в Северо-Восточной Атлантике и Средиземном море, где часто уживается с горгонариями. Колонии этих кораллов чрезвычайно долгоживущие, продолжительность их жизни может достигать более 2700 лет.
Содержание
Описание
Savalia savaglia образует крупные древовидные колонии. Полипы около 3 см в высоту, жёлтого цвета, выделяют роговой коричневый или чёрный скелет, который используется для опоры колонии. Каждый полип имеет вверху диск в окружении около тридцати щупалец (тентаклей). Щупальца расположены в двух пучках, а не по всей поверхности полипа, что указывает на то, что этот вид является зоантарией, а не восьмилучевым кораллом или членом другого подкласса шестилучевых кораллов[2].
Ареал
Savalia savaglia встречается в западной части Средиземного моря, между Гибралтарским проливом и Сардинией. В Атлантическом океане их ареал включает Канарские острова, Мадейру и атлантические побережья Испании и Португалии. Этот вид является редкостью на протяжении большей части своего ареала, относительно большое число колоний обитает в Коринфском заливе и Мраморном море. Диапазон глубин обитания варьирует от 10 до 120 м[2]. Исследования показали, что наиболее подходящее место обитания для этих кораллов — жёсткое морское дно с камнями, на глубине от 34 до 77 м[3].
Экология
Образование колонии Savalia savaglia часто начинается с колонизизации поверхности горгонарии, например Paramuricea clavata или Eunicella singularis. Затем новые кораллы обволакивают горгонарию и производят свой собственный жёсткий каркас, что делает их колонию самонесущей. Он вырастает до высоты 2 метров с диаметром «ствола» 14 см. Скелет богат гистидином и содержит необычные экдистены. Скорость роста колонии невелика. Датировка на основе углерода-14 показала возраст колонии кораллов в 2700 лет, что делает данный вид одним из самых долгоживущих животных на Земле[4]. Из-за этой долговечности большого жёсткого трехмерного каркаса, колонии Savalia savaglia влияют на морские течения, способствуют стабилизации заиления и увеличению локального осаждения тонкодисперсных частиц. Кроме того, они также способствует сохранению биоразнообразия морского дна[4].
Полипы S. savaglia питаются путём захвата планктона и других частиц из воды, а также поглощая растворенные в воде питательные вещества[2].
Колонии С. savaglia делятся на мужские и женские. Исследование территории в Северо-Западном Средиземноморье обнаружило на глубине 67 метров больше женских колоний, чем мужских. Сезон размножения приходится на декабрь, когда вода охлаждается[5]. Этот зоантид может также размножаться бесполым путём[2].
Напишите отзыв о статье "Savalia savaglia"
Примечания
- ↑ Вид [www.marinespecies.org/aphia.php?p=taxdetails&id=383014 Savalia savaglia (Bertoloni, 1819)] в Мировом реестре морских видов (World Register of Marine Species) (англ.) (Проверено 21 мая 2015)
- ↑ 1 2 3 4 Dumas, Jacques; Perrier, Philippe; Ader, Denis; Sinniger, Frédéric; Huet, Sylvie. [doris.ffessm.fr/fiche2.asp?fiche_numero=328 Savalia savaglia (Bertoloni, 1819)] (фр.). DORIS (4 мая 2014). Проверено 31 мая 2015.
- ↑ Michela Giusti, Michela; Innocenti, Carlo; Canese, Simonepietro (2014). «Predicting suitable habitat for the gold coral Savalia savaglia (Bertoloni, 1819) (Cnidaria, Zoantharia) in the South Tyrrhenian Sea». Continental Shelf Research 81: 19–28. DOI:10.1016/j.csr.2014.03.011.
- ↑ 1 2 Cerrano, C.; Danovaro, R.; Gambi, C.; Pusceddu, A.; Riva, A.; Schiaparelli, S. (2010). «Gold coral (Savalia savaglia) and gorgonian forests enhance benthic biodiversity and ecosystem functioning in the mesophotic zone». Biodiversity and Conservation 19 (1): 153–167. DOI:10.1007/s10531-009-9712-5.
- ↑ [books.google.com/books?id=oettgWPNE6IC&pg=PT784 Issues in Ecosystem Ecology: 2011 Edition]. — ScholarlyEditions, 2012. — P. 784. — ISBN 978-1-4649-6482-4.
Отрывок, характеризующий Savalia savaglia
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
