Silly Symphonies
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 4 декабря 2015 года. |
Silly Symphonies — мультипликационный сериал, выходивший Walt Disney Productions с 1929 по 1939 годы. В отличие от мультфильмов о Микки Маусе, в сериале не было постоянных героев за исключением персонажей мультфильма The Three Little Pigs и трёх его продолжений. В сериале дебютировали Дональд Дак (Маленькая мудрая курочка, 1934) и Плуто (впервые без Микки Мауса, Just Dogs, 1932), получившие затем собственные сериалы. Мультфильм Flowers and Trees (1932) стал первым короткометражным анимационным фильмом, получившим «Оскар».
В СССР многие короткометражные мультфильмы выпускались в кинотеатрах и на кинофестивалях с советскими переводами.
Содержание
Фильмография
| № | Название | Дата выхода | Режиссёр | Примечание |
|---|---|---|---|---|
| 1 | The Skeleton Dance (Танец скелетов) |
22 августа 1929 | Уолт Дисней | Фрагменты из этой короткометражки использовались как в диснеевской, так и не диснеевской продукции. Первая в цикле Silly Symphony. |
| 2 | El Terrible Toreador | 7 сентября 1929 | Уолт Дисней | |
| 3 | Springtime (Весна) |
24 октября 1929 | Аб Айверкс | Можно увидеть в «Сто одном далматинце». |
| 4 | Hell’s Bells (Адские колокола) |
30 октября 1929 | Аб Айверкс | |
| 5 | The Merry Dwarfs (Весёлые гномы) |
16 декабря 1929 | Уолт Дисней | |
| 6 | Summer (Лето) |
6 января 1930 | Аб Айверкс | |
| 7 | Autumn (Осень) |
13 февраля 1930 | Аб Айверкс | |
| 8 | Cannibal Capers | 13 марта 1930 | Бёрт Джиллетт | |
| 9 | Frolicking Fish | 8 мая 1930 | Бёрт Джиллетт | |
| 10 | Arctic Antics | 5 июня 1930 | Аб Айверкс | |
| 11 | Midnight in a Toy Shop | 3 июля 1930 | Уилфред Джексон | |
| 12 | Night (Ночь) | 31 июля 1930 | Уолт Дисней | |
| 13 | Monkey Melodies (Обезьяньи мелодии) |
10 августа 1930 | Бёрт Джиллетт | |
| 14 | Winter (Зима) |
5 ноября 1930 | Бёрт Джиллетт | |
| 15 | Playful Pan | 28 декабря 1930 | Бёрт Джиллетт | |
| 16 | Birds of a Feather (Птичьи пёрышки) |
10 февраля 1931 | Бёртон Джиллетт | |
| 17 | Mother Goose Melodies (Мелодии матушки-гусыни) |
17 апреля 1931 | Бёртон Джиллетт | |
| 18 | The China Plate | 25 мая 1931 | Уилфред Джексон | |
| 19 | The Busy Beavers (Деловые бобры) |
22 июня 1931 | Бёртон Джиллетт | |
| 20 | The Cat's Out | 28 июля 1931 | Уилфред Джексон | |
| 21 | Egyptian Melodies (Египетские мелодии) |
21 августа 1931 | Уилфред Джексон | |
| 22 | The Clock Store | 30 сентября 1931 | Уилфред Джексон | |
| 23 | The Spider and the Fly (Паук и муха) |
16 октября 1931 | Уилфред Джексон | |
| 24 | The Fox Hunt (Охота на лис) |
18 ноября 1931 | Уилфред Джексон | Переделан в 1938 году как мультфильм Дональда Дака и Гуфи. |
| 25 | The Ugly Duckling (Гадкий утёнок) |
16 декабря 1931 | Уилфред Джексон | На основе сказки Ханса Кристиана Андерсена. Другой мультфильм основанный на этой истории будет представлен в 1939 году. |
| 26 | The Bird Store | 16 января 1932 | Уилфред Джексон | Последний мультфильм цикла распространяемый Columbia Pictures. |
| 27 | The Bears and the Bees | 9 июля 1932 | Уилфред Джексон | Первый мультфильм цикла распространяемый United Artists. |
| 28 | Just Dogs (Просто собаки) |
30 июля 1932 | Бёртон Джиллетт | |
| 29 | Цветы и деревья (Flowers and Trees) |
30 июля 1932 | Бёртон Джиллетт | Первый мультфильм снятый с помощью трехцветного Technicolor. Премия «Оскар» за лучший анимационный короткометражный фильм. |
| 30 | King Neptune (Король Нептун) |
10 сентября 1932 | Бёртон Джиллетт | |
| 31 | Bugs in Love (Влюблённые букашки) |
1 октября 1932 | Бёртон Джиллетт | Последний чёрно-белый мультфильм цикла. |
| 32 | Babes in the Woods (Детки в чаще) |
19 ноября 1932 | Бёртон Джиллетт | |
| 33 | Santa's Workshop (Мастерская Санта Клауса) |
10 декабря 1932 | Уилфред Джексон | |
| 34 | Birds in the Spring | 11 марта 1933 | Дэвид Хэнд | |
| 35 | Father Noah's Ark | 8 апреля 1933 | Уилфред Джексон | |
| 36 | Три поросёнка (Three Little Pigs) |
27 мая 1933 | Бёртон Джиллетт | Премия «Оскар» за лучший анимационный короткометражный фильм. |
| 37 | Old King Cole (Старый король Коль) |
29 июля 1933 | Дэвид Хэнд | |
| 38 | Lullaby Land (Колыбельная страна) |
19 августа 1933 | Уилфред Джексон | |
| 39 | Дудочник в пёстром костюме (Гамельнский крысолов) |
16 сентября 1933 | Уилфред Джексон | Адаптация истории о Гамельнском крысолове. |
| 40 | The Night Before Christmas (Ночь перед Рождеством) |
9 декабря 1933 | Уилфред Джексон | |
| 41 | The China Shop | 13 января 1934 | Уилфред Джексон | |
| 42 | The Grasshopper and the Ants (Кузнечик и муравьи) |
10 февраля 1934 | Уилфред Джексон | На основе басни Эзопа. Пинто Колвиг (Гуфи) озвучил кузнечика. |
| 43 | Funny Little Bunnies (Забавные зайчишки) |
24 марта 1934 | Уилфред Джексон | |
| 44 | The Big Bad Wolf (Плохой, большой волк) |
14 апреля 1934 | Бёртон Джиллетт | |
| 45 | Маленькая мудрая курочка The Wise Little Hen |
9 июня 1934 | Уилфред Джексон | Первое появление Дональда Дака. |
| 46 | The Flying Mouse (Летучий мышонок) |
14 июля 1934 | Дэвид Хэнд | |
| 47 | Странные пингвины Peculiar Penguins |
1 сентября 1934 | Уилфред Джексон | |
| 48 | The Goddess of Spring (Богиня весны) |
3 ноября 1934 | Уилфред Джексон | |
| 49 | Черепаха и Заяц (The Tortoise and the Hare) |
5 января 1935 | Уилфред Джексон | Премия «Оскар» за лучший анимационный короткометражный фильм. |
| 50 | The Golden Touch (Золотое прикосновение) |
22 марта 1935 | Уолт Дисней | |
| 51 | The Robber Kitten (Котёнок воришка) |
13 апреля 1935 | Дэвид Хэнд | |
| 52 | Дети воды | 11 мая 1935 | Уилфред Джексон | |
| 53 | The Cookie Carnival (Карнавал сладостей) |
25 мая 1935 | Бен Шарпстин | |
| 54 | Who Killed Cock Robin? (Кто убил петуха Робина?) |
26 июня 1935 | Дэвид Хэнд | |
| 55 | Music Land (Музыкальная страна) |
5 октября 1935 | Уилфред Джексон | |
| 56 | Три котёнка беспризорника (Three Orphan Kittens) |
26 октября 1935 | Дэвид Хэнд | Премия «Оскар» за лучший анимационный короткометражный фильм. |
| 57 | Cock o' the Walk | 30 ноября 1935 | Бен Шарпстин | |
| 58 | Broken Toys | 14 декабря 1935 | Бен Шарпстин | |
| 59 | Elmer Elephant (Слонёнок Элмер) |
28 марта 1936 | Уилфред Джексон | |
| 60 | Three Little Wolves (Три волчонка) |
18 апреля 1936 | Дэвид Хэнд | |
| 61 | Toby Tortoise Returns (Возвращение черепахи Тоби) |
22 августа 1936 | Уилфред Джексон | Сиквел мультфильма «The Tortoise and the Hare». |
| 62 | Three Blind Mouseketeers (Три слепых мышкетёра) |
26 сентября 1936 | Дэвид Хэнд | |
| 63 | The Country Cousin (Деревенский кузен) |
31 октября 1936 | Дэвид Хэнд | Премия «Оскар» за лучший анимационный короткометражный фильм. |
| 64 | Mother Pluto (Мамаша Плуто) |
14 ноября 1936 | Дэвид Хэнд | |
| 65 | More Kittens (Больше котят) |
19 декабря 1936 | Дэвид Хэнд, Уилфред Джексон |
|
| 66 | Woodland Café (Лесное кафе) |
13 марта 1937 | Уилфред Джексон | |
| 67 | Little Hiawatha (Маленький Гайавата) |
15 мая 1937 | Дэвид Хэнд | Последний мультфильм цикла распространяемый United Artists. |
| 68 | Старая мельница (The Old Mill) |
5 ноября 1937 | Уилфред Джексон | Первый диснеевский мультфильм с применением многоплановой камеры и первый мультфильм цикла изданный RKO Radio Pictures. Премия «Оскар» за лучший анимационный короткометражный фильм. |
| 69 | Moth and the Flame | 1 апреля 1938 | Бёртон Джиллетт | |
| 70 | Wynken, Blynken, and Nod | 27 мая 1938 | Грэм Хейд | |
| 71 | Farmyard Symphony (Симфония скотного двора) |
14 октября 1938 | Джек Каттинг | |
| 72 | Merbabies (Русалочки) |
9 декабря 1938 | Рудольф Айзинг, Вернон Столлингс |
|
| 73 | Mother Goose Goes Hollywood (Матушка Гусыня едет в Голливуд) |
23 декабря 1938 | Уилфред Джексон | |
| 74 | The Practical Pig | 24 февраля 1939 | Дик Рикард | |
| 75 | The Ugly Duckling (Гадкий утёнок) |
7 апреля 1939 | Джек Каттинг | Другая мультипликационная версия классической истории, первая была создана в 1931 году; единственная история использованная дважды в цикле. Премия «Оскар» за лучший анимационный короткометражный фильм. Последний мультфильм цикла Silly Symphony. |
Домашнее издание
Первые домашние издания короткометражных мультфильмов были произведены на 8-миллиметровых монтажных плёнках.
В начале 1980-х годов первые сборники короткометражных мультфильмов были выпущены на видеокассетах Betamax и VHS студией «Walt Disney Home Entertainment», позже «Walt Disney Home Video». Ещё позднее, они перевыпущены на LaserDisc совместно с видеопродукцией «LaserVision».
В СССР в 1980-е и России в 1990-е годы сборники мультфильмов выпускались на VHS и LaserDisc с оригиналов.
См. также
Напишите отзыв о статье "Silly Symphonies"
Ссылки
- [www.bcdb.com/cartoons/Walt_Disney_Studios/Shorts/Silly_Symphonies/index.html Silly Symphonies] на сайте [www.bcdb.com/ The Big Cartoon Database]
- [www.toonopedia.com/sillysym.htm Silly Symphonies] в [www.toonopedia.com/ Тунопедии]
- [www.disneyshorts.org/miscellaneous/silly.html Silly Symphonies] в [www.disneyshorts.org The Encyclopedia of Disney Animated Shorts]
Отрывок, характеризующий Silly Symphonies
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
