The House of the Dead 2
Поделись знанием:
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.
Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
| The House of the Dead 2 | |
|---|---|
|
| |
| Разработчик | |
| Издатель | |
| Часть серии | |
| Даты выпуска | |
| Жанр | |
| Платформы | |
| Режимы игры | |
| Тип корпуса |
Вертикальный
|
| Дисплей | |
| Аркадная платформа |
|
The House of the Dead 2 — видеоигра в жанре рельсового шутера, разработанная Wow Entertainment и выпущенная компанией Sega в 1998 году, сиквел игры The House of the Dead. Оригинал вышел на аркадных автоматах, позже появились порты для Sega Dreamcast, Windows, Xbox (как бонус в The House of the Dead III) и Wii (как часть сборника The House of the Dead 2 & 3 Return).
Игровой процесс
Игровой процесс хоть и получил несколько дополнений, но в основном остался прежним. Игроку необходимо отстреливать встречающихся ему монстров, попутно спасая горожан и находя всевозможные бонусы. Также игрок волен менять маршрут при некоторых условиях (спасая или не спасая горожан, отстреливая замки и рубильники и прочее). Как и раньше, основными противниками являются зомби, однако в данной игре их численность заметно возросла. Также в игре присутствуют боссы, которых, как и раньше, нужно уничтожать лишь попадая по их слабым местам.
Из нововведений можно отметить несколько вещей. Первое: новый режим — «Training Mode». В данном режиме игроку представлены несколько небольших заданий, которые должны помочь ему развить навыки игры (типа «убей всех монстров, имея лишь 30 патронов» или «спаси всех горожан»). Также в игру добавили возможность выбора бонусов (в одном из режимов игры). Это может быть как бонусная жизнь, так и новое оружие.
Сюжет
Действие происходит 26 февраля 2000 года — спустя 2 года после событий в особняке Кьюриена. Агент AMS, Джи, отправляется в Венецию, чтобы встретиться с Калебом Голдманом — главой «DBR Corporation», который также причастен к инциденту в особняке. Однако во время его приезда Голдман выпускает результаты своих опытов на волю. В итоге вся Венеция погружается в хаос, а связь с Джи прерывается. Для выяснения обстоятельств, на место отправляются четыре агента: Джеймс Тейлор, Гэри Стюарт, Эми Кристал и Хэрри Хэррис. Вместе они проходят опасный путь, который приводит их к «сердцу» всего происходящего — огромной башне «DBR Corporation».
Концовки
В игре имеется несколько концовок:
- Хорошая концовка: агенты покидают башню, но на выходе их встречает Томас Роган, который говорит им, что «пора отправляться на новый бой».
Чтобы получить эту концовку, нужно заработать как минимум 80000 очков.
- Нормальная концовка: агенты покидают башню. На выходе их встречают выжившие горожане, а также живые агенты и сам Голдман.
Чтобы получить эту концовку, нужно заработать менее 80000 очков, а количество «продолжений» должно быть не более 10.
- Плохая концовка: агенты покидают башню, но на выходе они встречают Голдмана, превратившегося в зомби. Джеймс произносит: «Голдман!». На фоне надписи «END» раздается выстрел.
Чтобы получить эту концовку, нужно заработать менее 80000 очков, а количество «продолжений» должно быть более 10.
Персонажи
- Джеймс Тэйлор — агент AMS, главный герой игры, приезжающий в Венецию чтобы найти агента Джи.
- Гэри Стюарт — агент AMS, напарник Джеймса, отправившийся вместе с ним (при игре вдвоём).
- Эмми Кристал — агент AMS, посланная для эвакуации гражданских лиц.
- Гарри Харис — агент AMS, напарник Эмми. Получает серьёзное ранение от Силы.
- Джи — агент AMS, персонаж прошлой игры серии, первым пытается выяснить происшествия в Венеции. Джеймс и Гари находят его раненым в самом начале игры.
- Калеб Голдман — глава корпорации DBR и специалист в области генной инженерии. Продолжает эксперименты Доктора Кьюриена. Пытается уничтожить человечество. Начал с итальянского города Венеции, пустив туда орды мутантов и зомби. В конце игры, терпит поражение и бросается вниз с крыши основной башни DBR. В плохой концовке становится зомби, но его убивает Джеймс.
Оружие
- Пистолет — как и ранее, игроку предстоит использовать пистолет как оружие. Его функция «автоперезарядки» никуда не делась, и даже добавилась возможность смены вида прицела.
- Гранатомёт — также в игре есть более мощное оружие: трёхзарядный гранатомёт. Наиболее мощное оружие в игре.
- Дробовик — двуствольный дробовик. Плюсом является огневая мощь на ближних дистанциях, соответственно минусом — огонь на дальние дистанции.
- Автомат — скорострельный автомат, минусом которого является частая перезарядка, как и у дробовика.
Враги
Обычные:
- Рыбы, пиявки, совы, лягушки и летучие мыши (простые враги, умирающие от одной пули; почти все локации).
- Зомби, водяные, толстяки, бензопильщики, скелеты (лёгкие враги, умирающие от пары выстрелов; все локации).
- Спецназовцы, зомби с живыми сердцами (средние противники; ближе к концу игры).
- Прыгуны (лёгкие противники, гибнущие от пары выстрелов; начало и середина игры).
- Ассассины (мутанты, кидающие секиры в игрока, быстро прыгая в разные стороны, подходят все ближе к игроку; начало и середина игры)
- Аллигаторы (лёгкие противники, умирают от нескольких пуль; середина игры).
- Метатели топоров (лёгкие враги; опасны только вблизи; издалека кидают топоры, а потом уходят; начало и середина игры).
- Зомби-киборги, киборги-хамелеоны (трудные противники; конец игры).
Боссы:
- Суд (Judgment) — состоит из двух существ: огромного безголового гиганта Куарла, облаченного в доспехи и вооруженного секирой и маленького крылатого монстра Повешенного (монстр, напоминающий одного из боссов первой части игры). Повешенный управляет великаном и одновременно является его слабым местом. После нескольких попаданий в Повешенного Куарл падёт, а Повешенный начнёт атаковать манёврами и таранными ударами. Встречаются дважды: первый раз — при выходе из города (Глава 1), второй раз — при подъезде к DBR (Глава 5).
- Патриарх (Hierophant) — существо, напоминающее гибрид рыбы, ящера и огромного зомби, вооружён трезубцем. Подходит к игроку подобными ритуальному танцу шагами, во время которых у него открывается грудная клетка и «оголяется» сердце, по которому надо стрелять. После 4-5 попаданий, монстр спрыгнет в воду, насылая на игрока 5-8 штук выпрыгивающих рыб. Под конец сражения начинатет отталкиваться от земли (или выпрыгивать из воды), и пытаться убить игрока с воздуха (при этом возможность попасть в сердце сокращается). После смерти падает в воду. Встречается дважды: первый раз — при переходе одного из двух (в зависимости от путей пройденных игроком) мостов (Глава 2), второй — при переезде через мост к DBR, где он имеет меньшую выносливость и не насылает рыб из воды (Глава 5).
- Башня (Tower) — пятиглавая гидра. Одна из голов — главная (синяя). Каждая наносит укус, и по каждой нужно стрелять, как только одна из голов «зарядится» для атаки (однако гидра уязвима, даже когда головы просто открывают пасть). Как только четыре головы погибнут, останется главная. Она поползет в дверь и игрок попадает под город (всё пространство будет заполнено водой или песком, что зависит от пути прохождения). После, гидра начинает подползать к игроку, маневрируя и не давая прицелиться. После нескольких выстрелов в пасть, гидра падёт. Встречается дважды: первый раз — в канализации (Глава 3), второй — в лаборатории, на пятидесятом этаже башни DBR, где синяя голова атакует наравне с остальными (Глава 6).
- Сила (Strength) — великан в разорванных штанах с маской на голове и подобающей по габаритам бензопилой. Является явной отсылкой к персонажу «Кожаное лицо» из фильмов «Техасская резня бензопилой». Бежит на игрока, размахивая бензопилой. Его слабое место — голова, но так как он машет бензопилой, загораживая голову, это делает его убийство затруднительным. Также может остановиться и вынуть из тела топор, метнув его затем в игрока. Топоры отстреливаются в воздухе. Иногда может спрыгивать со стен и бить игрока сверху. Также, может уйти в сторону и резко выбежать, пробив стену. После удачных попаданий в голову, монстр падёт. Встречается в амфитеатре, только один раз за игру.
- Чародей (Magician) — старый враг, босс первой части игры. Возрождённый Голдманом, он не имеет особых отличий от самого себя в первой части (за исключением его внешности). Атакует так же, как и в первой части серии (телепортация — пуск двух огненных шаров; тройная телепортация — запуск огненного шара вплотную к игроку; воспаряет вверх — запускает несколько огненных шаров; заряжается — выпускает «дождь» огненных шаров). Стрельба также ведётся по незащищённым участкам тела. После смерти, он взрывается. Встречается лишь однажды — при входе в DBR (Глава 5).
- Император (Emperor) — финальный и самый трудный босс во всей игре. Финальный проект компании Голдмана. Является усовершенствованной версией Чародея. Выглядит, как прозрачный гуманоид, окружённый шарами наподобие атома с электронами. Его уязвимое место — шар в его груди, хотя слабое место игра не показывает. Атакует игрока шарами, выпуская их по очереди, также создает из шаров рапиру и стремительно атакует игрока, нанося ею удар. Затем, он концентрирует энергию и «трансформирует» шары в копии поверженных боссов (всех, кроме Magician). Затем он воссоздаёт вокруг себя поле из шаров и медленно движется к игроку (сам исчезает, оставляя только красный шар из груди). После смерти взлетает вверх, где взрывается, устраивая колоссальный взрыв. Встречается в самом конце, на крыше DBR.
Платформы
С игровых автоматов игра была портирована на Windows, Xbox, Dreamcast и Wii (как составляющая сборника The House of the Dead 2 & 3 Return).
Напишите отзыв о статье "The House of the Dead 2"
Ссылки
- [www.klov.com/game_detail.php?game_id=8152 The House of the Dead 2] (англ.) на сайте Killer List of Videogames
- [www.gamespot.com/dreamcast/action/houseofthedead2/index.html?q=House%20of%20the%20Dead%202&tag=result;title;0 The House of the Dead 2 Dreamcast review] at GameSpot
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий The House of the Dead 2
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.
Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
