Zweikanalton

Zweikanalton, Zweiton, Zweistereo (двухканальный звук, A2 стерео) — телевизионная система передачи звука разработанная в ФРГ в 1980-х годах, и используемая в Германии, Австрии и некоторых других странах, которые используют телевизионные стандарты PAL-B или PAL-G (PAL-BG). Предполагает разделение на две отдельные частотно-модулированные поднесущие, что дает относительно качественное разделение между каналами и может использоваться для двуязычных трансляций так же как и стерео. В отличие от конкурирующего стандарта NICAM, Zweikanalton является аналоговой системой.

2-ая частотно-модулированная поднесущая содержит правый канал для стерео, который передается на частоте на 242 кГц выше чем стандартная поднесущая моно. В ресивере используется смешивание каналов для получения левого канала.

Дополнительно с 2-ой поднесущей передается пилот-тон, чтобы указать является ли трансляция стереозвуком, двуязычной (два моноканала на разных языках) или моно. Монофонические телевизоры вторую поднесущую не принимают и воспроизводят монозвук.

Zweiton может быть адаптирована к любой существующей системе аналогового телевидения, и современные PAL/SECAM телевизионные ресиверы обычно оснащены декодером обоих систем, как Zweiton, так и NICAM.

Zweikanalton известен под разными названиями во всем мире. Наиболее часто используемые: Немецкое стерео (German Stereo), Западно-Германское стерео (West German Stereo), A2 Stereo, IGR Stereo.

Ссылки

• [barsic-cat.narod.ru/tkt/archive/03_2004/ssound.htm Стереозвук в телевидении]

Отрывок, характеризующий Zweikanalton

На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.