Нисина, Ёсио

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ёсио Нисина»)
Перейти к: навигация, поиск
Ёсио Нисина
仁科 芳雄
Дата рождения:

6 декабря 1890(1890-12-06)

Место рождения:

п. Сатосё, префектура Окаяма

Дата смерти:

10 января 1951(1951-01-10) (60 лет)

Страна:

Япония Япония

Научная сфера:

ядерная физика

Место работы:

руководитель RIKEN

Альма-матер:

Токийский Императорский университет

Известные ученики:

лауреаты Нобелевской премии Хидэки Юкава и Синъитиро Томонага

Известен как:

соавтор формулы Клейна — Нисины, глава японской ядерной программы во время Второй мировой войны, конструктор первого японского циклотрона, открыватель изотопа урана-237, открыватель эффекта деления тория-237 под действием быстрых нейтронов, открыватель мюонов в космических лучах (независимо от группы Андерсона)

Награды и премии:

В честь учёного был назван лунный кратер (англ.) и основана главная физическая премия Японии (англ.)

Ёсио Нисина (яп. 仁科 芳雄 Нисина Ёсио, искаж. Иосио Нишина?, 6 декабря 1890 — 10 января 1951) — японский физик-ядерщик.





Биография и научная деятельность

Родился в поселке Сатосё префектуры Окаяма. Окончил Токийский Императорский университет в 1918 году. Работал в Институте физико-химических исследований. В 1921—1929 годах проходил стажировку в Европе, посетив такие крупнейшие научные центры, как Гёттингенский университет имени Георга-Августа, Кавендишскую лабораторию и Копенгагенский университет, где познакомился с Бором. Вернувшись на родину, вдохновлённый Нисина создал свою лабораторию и способствовал резкой активизации исследований в области ядерной физики. Построил в RIKEN первый в Японии циклотрон (1936 г.), открыл эффект деления тория-237 под действием быстрых нейтронов, описал явление рассеяния фотонов электронами в эффекте Комптона (вывел формулу, известную как формула Клейна — Нисины). В 1940 г. открыл изотоп урана-237[1]

Участие в японской ядерной программе

В июне 1940 года Нисина встретился в поезде с генералом Такэо Ясудой (англ.), возглавлявшим Научно-техническое управление Военно-воздушных сил императорской Армии, и рассказал ему о перспективах военного использования ядерной энергии. В мае 1941 года RIKEN получил указание начать разработку проекта урановой бомбы. Спустя 2 года был учреждён проект «Ни». Главой проекта был назначен сам Нисина. Однако проект «Ни» потерпел неудачу, так как сорвались планы доставки уранового концентрата из союзной Германии.

Работа в Хиросиме

После бомбардировки Хиросимы военные привлекли Нисину для анализа результатов использования атомной бомбы. По расплавленной черепице была установлена температур взрыва, а по сохранившимся теням — высота, на которой взорвалась бомба[1]. Спустя 4 месяца Нисина серьезно заболел, что было следствием влияния радиации.

Ученики

Учениками Нисины были Нобелевские лауреаты Хидэки Юкава и Синъитиро Томонага.

Память

Напишите отзыв о статье "Нисина, Ёсио"

Примечания

  1. 1 2 Манолов К., Тютюнник В. Биография атома. М.: Мир, 1984.
  2. [www.riken.go.jp/engn/r-world/info/release/news/2004/nov/index.html Discovering element 113] (англ.). RIKEN News — November 2004. — № 281. Проверено 24 июля 2007. [www.webcitation.org/61DJfSz77 Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].

Литература

  • Храмов Ю. А. Нишина Уошио (Nishina Yoshio) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 198. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)

Отрывок, характеризующий Нисина, Ёсио

– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.