Авария Boeing 737 в аэропорту Храброво

Рейс 794 КД Авиа
Общий вид места происшествия
Общие сведения
Дата	1 октября 2008 года
Характер	Проблемы с индикацией положения закрылков, посадка с невыпущенными шасси.
Место	Храброво, Калининград
Погибшие	0
Воздушное судно
Boeing 737-300 компании КД авиа
Модель	Boeing 737-300
Авиакомпания	КД авиа
Пункт вылета	Барселона — Эль-Прат, Барселона
Пункт назначения	Храброво, Калининград
Бортовой номер	EI-DON
Дата выпуска	25.02.1988
Пассажиры	138
Экипаж	6
Выживших	138+6 (все)

Авария Boeing 737 в аэропорту Храброво — серьёзный авиационный инцидент с повреждением воздушного судна, произошедший 1 октября 2008 года в 22 часа 18 минут по местному времени (UTC+3) в аэропорту Храброво города Калининграда.

Обстоятельства

Воздушное судно, принадлежащее авиакомпании «КД авиа», выполняло рейс KD-794 из Барселоны в Калининград. При заходе на посадку у Boeing 737-300 возникли проблемы с выпуском закрылков. Из-за выхода из строя одного из датчиков, экипаж и система контроля за синхронностью работы закрылков получали неверную информацию о положении левых закрылков. После нескольких безуспешных попыток довыпуска закрылков в расчётное положение, экипаж принял верное решение совершать посадку с закрылками в непосадочном положении — 2°. Такое положение закрылков требовало повышенной на 56 км/ч (30 узлов) посадочной скорости и, следовательно, более длинного тормозного пути. Вместо запланированной посадки экипаж выполнил один проход над ВПП без снижения для проведения новых посадочных расчётов ввиду создавшейся нештатной ситуации. Ночь, сложные метеоусловия, непосадочная конфигурация механизации крыла и, как следствие, особенности предстоящей посадки, вызвали у экипажа высокую степень психоэмоционального напряжения. При повторном заходе самолёт произвёл аварийную посадку с убранным шасси. В результате посадки никто из 138 пассажиров и 6 членов экипажа не пострадал. При посадке воздушное судно получило повреждения силовых элементов нижней части фюзеляжа и двигателей. Аэропорт, обладающий единственной взлётно-посадочной полосой, был закрыт для воздушных судов до 11:00 02.10.2008.

Хронология событий

Из отчёта МАК.. Время местное.

До попытки экипажа выпустить закрылки полет проходил штатно, проблем в работе экипажа и техники не было:

01.10.2008 21:58:41 — Второй пилот дал команду на выпуск закрылков на 1°. Закрылки вышли на 1°.

01.10.2008 21:58:50 — Сработало звуковое предупреждение об убранном шасси при выпущенных закрылках. Через 2 секунды экипаж отключил звук сигнализатора. Затем экипаж приступил к довыпуску закрылков на 5°.

01.10.2008 21:59:20 — По индикации в кабине пилотов закрылки синхронно заняли положение 2°, но далее правые закрылки продолжили движение на выпуск, в то время как левые остались в положении 2°. После этого выпуск был автоматически прекращён.

01.10.2008 22:00:08 — Экипаж принимает решение пройти над ВПП без снижения и готовиться к предстоящей посадке.

01.10.2008 22:01:48 — Экипаж повторно пробует выпустить закрылки в положение 5°.

01.10.2008 22:01:58 — Попытка заканчивается повторной индикацией несинхронного выпуска закрылков, и экипаж возвращает их в положение 2°. Самолёт выходит на посадочную прямую для прохода над ВПП без снижения.

01.10.2008 22:02:05 — Происходит доклад ситуации диспетчеру, после чего самолёт запланировано проходит над полосой и уходит на второй круг.

01.10.2008 22:09:17 — Экипаж заканчивает расчёт потребной скорости и посадочной дистанции. Расчёт содержит в себе ошибку: скорость в нём превышена на 20 км/ч (11 узлов), дистанция — на 643 м (2110 футов). Дается указание бортпроводникам на подготовку пассажиров к посадке на повышенной скорости.

01.10.2008 22:10:18 — Из-за наличия на борту сборника рекомендаций экипажу, который не был специализирован для компоновки конкретного борта, экипаж ошибочно отключает сигнализацию закрылков и шасси, неверно интерпретировав требования сборника. На самом деле требовалось отключить только сигнализацию закрылков.

01.10.2008 22:10:36 — Экипаж повторно рассчитывает скорость и посадочную дистанцию, сомневаясь в правильности предыдущих расчётов. На этот раз расчёт не содержит ошибок. После этого в спешке выполняется часть требуемых контрольных карт.

01.10.2008 22:11:24 — Самолёт выходит на посадочную прямую, о чём экипаж информирует диспетчера.

01.10.2008 22:11:31 — Второй пилот докладывает командиру воздушного судна о выполнении всех требуемых проверок до раздела «Проверки перед посадкой» (куда входил пункт по шасси), предполагая выполнить его позже. Впоследствии этот раздел выполнен не был.

01.10.2008 22:14:07 — Самолёт подошёл ко входу в глиссаду. В этот момент необходимо было довыпустить закрылки на 15° и выпустить шасси, но, поскольку в сложившейся ситуации манипуляций с закрылками проводить не требовалось, экипаж не проконтролировал шасси.

01.10.2008 22:14:23 — Самолёт начал снижение по глиссаде.

01.10.2008 22:14:35 — Вновь сработала сигнализация, свидетельствовавшая о невыпущенных шасси, но была выключена экипажем, сосредоточившимся на сложной посадке, уже через несколько секунд.

01.10.2008 22:15:29 — Экипаж произвёл доклад о вхождении в глиссаду и получил от диспетчера разрешение на посадку.

01.10.2008 22:16:30 — Произошло ещё одно срабатывание сигнализации шасси, которое длилось около 20 секунд, но экипаж был сосредоточен на посадке и не отреагировал.

01.10.2008 22:16:32 — Произошло касание ВПП на скорости 293 км/ч (158 узлов), и самолёт приземлился на двигатели.

01.10.2008 22:16:35 — Были выпущены тормозные спойлеры и включен реверс. Реверс не сработал, наиболее вероятно, из-за повреждения створок, располагающихся на двигателях.

01.10.2008 22:17 — Наблюдая за посадкой, диспетчер увидел искры на полосе при посадке и решил, что у самолёта разбортировалось одно или несколько колес. Руководителем полётов объявлен сигнал «Тревога» по громкоговорящей связи.

01.10.2008 22:17:05 — Через 1440 м самолёт остановился, а на запрос диспетчера «Можете на перрон самостоятельно зарулить?» экипаж дал положительный ответ, поскольку не почувствовал приземления на двигатели вместо шасси.

01.10.2008 22:19 — На место происшествия прибыли три пожарных автомобиля с расчётами, которые приступили к ликвидации последствий. Осуществлялось охлаждение двигателей, крыла и фюзеляжа. Пассажиры покинули самолёт по штатным трапам.

01.10.2008 22:43 — Окончание аварийно-спасательных работ. Выставлена охрана. Начались работы по уборке аварийного воздушного судна с ВПП.

02.10.2008 12:00 — Калининградский аэропорт «Храброво», который был закрыт из-за аварийной посадки, возобновил свою работу.

Причины

На месте авиационного происшествия работала комиссия Межгосударственного авиационного комитета, в которую входили представители Росавиации и Ространснадзора. Были извлечены бортовые самописцы самолёта и проведен анализ записей с них. Были проведены инженерно-технические исследования и анализ нарушений и ошибок в действиях экипажа. Проводились дополнительные консультации с разработчиком самолёта и обслуживающим предприятием. По заключению комиссии аварийная посадка явилась следствием сочетания следующих факторов. :

— Ошибочное выключение вторым пилотом сигнализации шасси (голосовой) системы GPWS, что явилось следствием неправильного выполнения рекомендаций QRH по отключению сигнализации закрылков при их несимметричном выпуске;
— Наличие на борту самолета Боинг-737-300 EI-DON сборника QRH, содержащего в пункте Additional Deferred Item главы Trailing Edge Flap Asymmetry, рекомендации экипажу, которые не специализированы для компоновки конкретного борта; нарушение «Технологии работы экипажа самолета Боинг-737-300» и невыполнение требований QRH (раздел «LANDING CHECKLIST»), в результате чего экипаж не выпустил шасси и не проконтролировал их положение;
— Формирование у экипажа отрицательного стереотипа на срабатывание звуковой сигнализации Landing Gear Warning Horn (сигнализация об убранных шасси при выпущенных закрылках) при заходе на посадку, в результате чего экипаж неоднократно отключал её без контроля положения шасси;
— Неудовлетворительное взаимодействие в экипаже, выразившееся в отсутствии контроля выполнения требований FCOM и QRH, при возникновении и развитии особой ситуации.

Непосредственно после аварии глава Росавиации заявил:

…при повторном заходе экипаж выпустил закрылки от аварийной системы согласно QRH (карты обязательных проверок) с нарушениями выполнения технологии работы экипажа и формальным выполнением контрольной карты. В результате данная авария только по счастливой случайности не закончилась тяжелым авиационным происшествием…

Из отчёта Межгосударственного авиационного комитета по результатам расследования авиационного происшествия с Boeing 737—505 VP-BKO:

Межгосударственным авиационным комитетом проводится расследование аварии самолета Boeing 737—300 EI-DON а/к «КД-авиа», происшедшей 1 октября 2008 года в аэропорту Калининграда. При выполнении посадки с непосадочным положением закрылков (2°) из-за невозможности их синхронного выпуска, экипаж забыл выпустить шасси и произвел посадку на фюзеляж и мотогондолы двигателей. В ходе расследования были выявлены существенные нарушения экипажем технологии работы (в том числе пропуск контрольных карт) и слабое понимание процедур QRH по действиям в особых случаях в полете.
Второй пилот данного экипажа проходил переподготовку на тип Boeing 737 в центре FTI осенью 2006 года. Переподготовка проходила сразу же после окончания летного училища, то есть второй пилот не имел опыта самостоятельных полетов. Анализ документов по переподготовке показал, что инструкторы центра за 7 сессий на неподвижном тренажере (FBS) и за 8 сессий на подвижном тренажере (FFS) не выявили ни одного недостатка и не сделали ни одного замечания пилоту, проходившему переподготовку, что само по себе является странным, учитывая среднестатистическое количество замечаний инструкторов при переучивании на принципиально новый тип ВС. Данный факт, а также фактический невысокий уровень подготовки второго пилота и допущенные им в аварийном полете ошибки, позволяют предположить недостаточный уровень переучивания в центре FTI.

Последствия

По горячим следам Губернатор Калининградской области Георгий Боос заявил:

благодаря мастерству летчиков не пострадал ни один человек и то, что этот неприятный момент завершился совершенно благополучно, сказывается на имидже компании и имидже региона только в лучшую сторону

Президент федерации профсоюзов авиадиспетчеров России Сергей Ковалёв сообщал, что через 4,5 часа после инцидента в здание командно-диспетчерского пункта (КДП) аэропорта Храброво, без предупреждения, прибыли сотрудники ЛОВД на транспорте и прокуратуры, которые потребовали от руководителя полетов предоставить им средства объективного контроля и незамедлительно доставить персонал работающей смены в прокуратуру для проведения следственных действий. По сообщению Ковалёва один из сотрудников ЛОВД находился в состоянии алкогольного опьянения и в дальнейшем пытались незаконными действиями создать угрозу безопасности полетов в зоне ответственности Калининградского Центра ОВД. В связи с этим, Сергей Ковалёв обратился с открытым письмом к Генеральному прокурору с требованием наказания виновных^{[неавторитетный источник? 3509 дней]}.

По требованию главы Росавиации экипаж данного рейса во главе с КВС Азатом Гатиатуллиным был отстранён от полётов и рассматривался вопрос о целесообразности использования данных пилотов на лётной работе. В этом же требовании у главы «КД авиа» запрошены разъяснения по невыполнению предписания касающихся эвакуации аварийного воздушного судна с ВПП. В результате неисполнения данного предписания аэропорт Храброво не мог принимать и отправлять самолёты более 12 часов.

Росавиация и МАК рекомендовала авиакомпаниям провести «дополнительный инструктаж» летного персонала.

Кроме того, МАК рекомендовал компании Boeing «рассмотреть необходимость доработки алгоритма срабатывания сигнализации Landing Gear Warning Horn для исключения эффекта „привыкания“ к срабатыванию данной сигнализации при выпуске механизации крыла в промежуточное положение с убранным шасси» и «рассмотреть вопрос о необходимости проведения дополнительных проверок по выявлению износа червячных пар (винт-гайка) винтовых механизмов системы уборки/выпуска закрылков до выполнения периодического ТО».

См. также

• Авария Ил-86 в Дубае

Ссылки

• [www.mak.ru/russian/investigations/2008/report_ei-don.pdf Окончательный отчёт по результатам расследования происшествия без человеческих жертв опубликованный Межгосударственным авиационным комитетом.]
• [www.mak.ru/russian/investigations/2008/boeing-737-300.html Официальное расследование инцидента] Межгосударственным авиационным комитетом.
• [rutube.ru/tracks/1066237.html?v=6e3ffbacc223dbc74c5f939ced8e8b1f Звезда: видеорепортаж.]
• [makiev.livejournal.com/3897.html Фотографии повреждённого самолёта на стоянке.]
•  (англ.) [aviation-safety.net/database/record.php?id=20081001-0 Описание инцидента на страницах aviation-safety.net.]

Отрывок, характеризующий Авария Boeing 737 в аэропорту Храброво

Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.