Аглотков, Фёдор Николаевич

Фёдор Николаевич Аглотков
Дата рождения	1907(1907)
Место рождения	с. Новоездоцкое, Воронежская губерния, Российская империя
Дата смерти	21 августа 1944(1944-08-21)
Место смерти	Констанца, Румыния
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС
Годы службы	1929—1944
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Фёдор Никола́евич Агло́тков (1907 — 21 августа 1944) — участник Великой Отечественной войны, штурман эскадрильи 5-го гвардейского минно-торпедного авиационного полка 2-й гвардейской минно-торпедной авиационной дивизии ВВС Черноморского флота, Герой Советского Союза (1944), гвардии капитан.

Биография

Родился в 1907 году в селе Новоездоцкое ныне Валуйского района Белгородской области в семье рабочего. Русский. Член ВКП(б) с 1931 года. В Красной армии с 1929 года, в Военно-Морском Флоте с 1934 года. В 1938 году окончил Военно-морское авиационное училище им. Сталина. С 1938 года — штурман летающей лодки МБР-2 82-й отдельной морской разведывательной авиационной эскадрильи (ОМРАЭ) ВВС ЧФ, базировавшейся на Донузлав.

22 июня 1941 года — штурман отряда 82-й ОМРАЭ, лейтенант. С начала войны до 20 августа 1941 года совершил 18 вылетов на разведку и 4 вылета на бомбардировку румынского порта Сулин. С 20 августа по 2 декабря 1941 года совершил 52 боевых вылета, из них 43 ночью. Во время обороны Одессы бомбил румынские части в Беляевке, Маяках, Выгоде, Фрейндентале, а также переправы немецких войск через Днепр. Во время обороны Крыма бомбил части пр-ка в населённых пунктах Карт-Казак, Ново-Александровка, Ишунь, Григорьевка. При приближении немецких войск эскадрилья была переведена в Геленджик, откуда наносил бомбовые удары по аэродромам Марфовка и Керчь-2.

После переучивания на бомбардировщик ДБ-3 направлен штурманом звена 3-й эскадрилии 5-го гвардейского минно-торпедного авиационного полка ВВС ЧФ. Летал в экипаже гвардии капитана Саликова. С 17 августа 1942 эскадрилья, действуя с аэродрома Геленджик, наносила бомбовые удары по колоннам противника, наступающим с Краснодара на Новороссийск. Вместе с поддержкой сухопутных войск во время обороны Новороссийска Фёдор Николаевич принял участие в налёте на порт Ялты 9 сентября 1942 года в составе 8 Ил-4 и 6 Ил-2 18-го штурмового авиаполка, в ходе которого были потоплены итальянские ТКА MAS571 и MAS573 и повреждены ТКА MAS569, 572 и 576, а также БДБ F125A и F134A. 10 сентября 1942 года в связи с приближением фронта 5-й гмтап перебазировался на аэродром Гудаута. К 24 сентября 1942 года в 5-м ГМТАП осталось всего 5 исправных самолётов и основной решаемой задачей стала дальняя воздушная разведка над Чёрным морем. 3 октября экипаж капитана Саликова вылетел на «одиночное крейсерство» к южному берегу Крыма. В районе Судака были обнаружены 4 немецких тральщика R33, R35, R36 и R163. Торпедная атака завершилась промахом. Также в октябре вылетал на минные постановки в район Феодосии и Керченского пролива. 19 декабря был ранен в ногу осколком снаряда зенитного орудия.

В начале 1943 года участвовал в дневных налётах на Тамань. 14-15 марта полк перебазировался обратно в Геленджик. 26 марта экипаж Саликова лидировал 4 торпедоносца Ил-4 в атаке вражеского конвоя (танкер «Продромос» и 4 БДБ: F122, F125, F144 и F340) в районе Донузлава. Все 4 торпеды прошли мимо. 30 марта 5-й ГМТАП всеми боеготовыми самолётами (18 Ил-4) нанёс удар по Севастопольской базе. Потоплена плавказарма «Евдокия», повреждён осколками румынский вспомогательный минзаг «Романия». Потери противника в личном составе составили пять убитых и 22 раненых немца, около 40 убитых и 70 раненых румын, а также девять «хиви». В мае перегонял новый самолёт из Иркутска. Всего до 5 августа 1943 года на самолёте Ил-4 совершил 181 боевой вылет, в том числе 65 ночью, из которых 11 вылетов на минирование. Привлекался к снабжению крымских партизан. 21 августа 1943 года назначен флагштурманом 1-й эскадрильи 5-го МТАП. Участвовал в поддержке десанта в Цемесской бухте 10 сентября 1943 года. 22 сентября экипаж Саликова сбросил высотную торпеду на конвой противника (бывший греческий танкер «Продромос», румынский минзаг «Амираль Мургеску», немецкий тральщик R165 и хорватские малые охотники Uj2301, Uj2302 и Uj2304) в р-не румынского порта Сулина. Атака, как и атака трёх «низких» торпедоносцев была безуспешной. 26 сентября принял участие в крупном налёте на Севастополь силами всей 1-й минно-торпедной авиадивизии, однако результаты удара были весьма незначительны. С 5 августа до 15 октября совершил 25 боевых вылетов, в том числе 5 на минную постановку.

В апреле 1944 года стал летать в экипаже гвардии капитана Чупрова — нового командира 1-й эскадрильи. К тому времени эскадрилья перебазировалась в Сокологорное. 24 апреля лидировал 6 Ил-4 в бомбоударе по немецкому конвою. Все 6 бомбардировщиков атаковали теплоход «Эрцгерцог Карл», однако он не пострадал. 10 мая 1944 года в 09:24 примерно в 60 км к юго-западу от Севастополя лидировал 3 высотных торпедоносца в атаке на вражеский конвой (теплоход «Тея», тральщики R35 и R164). Все 3 торпеды прошли мимо. В 14:45 лидировал 5 бомбардировщиков на удар по конвою барж «Танне» (противник потерь не понёс). А в 19:38 во главе трёх Ил-4 так же безрезультатно пробомбил другой конвой противника «Профет». 11 мая в 08:50 возглавлял пятёрку Ил-4, бомбивших конвой «Овидиу» (вспомогательный минзаг «Романия» и большой охотник Uj110) у мыса Херсонес, вероятно, был потоплен один паром «Зибель». В 14:10 примерно в 90 км к юго-западу от Севастополя тем же составом бомбили транспорт «Тисса», однако из-за противодействия истребителей противника попаданий не добились. Вылеты на бомбардировку конвое противника были также 12 и 13 мая. 23 мая полк перебазировался на «довоенный» аэродром Сарабуз. Всего с 15 октября 1943 до 14 июня 1944 года выполнил 8 вылетов на бомбометание и 10 вылетов на минную постановку.

В ночь с 20 на 21 августа 1944 года во время удара по военно-морской базе Констанца (Румыния) 11 бомбардировщиков Ил-4 были атакованы парой ночных истребителей Bf.110G-4 из 8/NJG6 (8-го отряда 6-й эскадры ночных истребителей Люфтваффе). Самолёт Аглоткова был сбит. Погиб весь экипаж: командир 1-й эскадрильи гвардии капитан Чупров, штурман 1-й эскадрильи гвардии капитан Аглотков, начальник связи 1-й эскадрильи гвардии старший лейтенант Воробьёв, воздушный стрелок гвардии сержант Довбня.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года за образцовое выполнение заданий командования и проявленные при этом мужество и героизм, гвардии капитану Аглоткову Фёдору Николаевичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза
• Орден Ленина
• Два ордена Красного Знамени — 29.01.1942, 14.08.1943.
• Орден Отечественной войны I степени — 29.11.1943.
• Медали: «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя»

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Морозов М. Э. Торпедоносцы Великой Отечественной. Их звали «смертниками». — М.: Коллекция: Яуза: ЭКСМО, 2011. — 352 с. — 2300 экз. — ISBN 978-5-699-46226-1.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9349 Аглотков, Фёдор Николаевич]. Сайт «Герои Страны».  (Проверено 19 августа 2011)

Отрывок, характеризующий Аглотков, Фёдор Николаевич

Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.