Альбрехт, Михаэль фон
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
| Михаэль фон Альбрехт |
Михаэль фон А́льбрехт (нем. Michael von Albrecht; род. 22 августа 1933, Штутгарт) — немецкий филолог-классик, профессор Гейдельбергского университета (1964). Известнейший труд М. фон Альбрехта в России — «История римской литературы» (нем. Geschichte der römischen Literatur).
Содержание
Биография
Родился в семье русского композитора и литератора Георга (Георгия) фон Альбрехта[1][2] и Элизы фон Альбрехт, урождённой Кратц.
В 1955 году окончил Высшую музыкальную школу в Штутгарте как скрипач-солист; экзаменовался также по другим музыкальным дисциплинам.
Затем изучал в Тюбингене и Париже классическую филологию и индологию, в 1959 году в Тюбингенском университете получил степень Ph.D. Там же в 1964 году Альбрехту присваивается степень хабилитационного доктора (аналог докторской степени в России). В том же году становится профессором классической филологии в Гейдельбергском университете, где проработал вплоть до выхода на пенсию в 1998 году.
В 1977—1978 гг. — приглашённый профессор в Амстердамском университете, в 1981 году преподавал в Принстонском Институте перспективных исследований.
Титулы, награды, премии
- Почётный доктор университета Аристотеля в Салониках (Греция).
- Действительный член Международной Академии изучения латинского языка (Academia Latinitatis fovendae).
- В 2004 году за выдающиеся достижения в области перевода удостоен литературной премии имени Иоганна Генриха Фосса[3].
Напишите отзыв о статье "Альбрехт, Михаэль фон"
Примечания
- ↑ Галина Куличкина. [permnew.ru/news?post_id=7859 Дягилевские чтения, день третий, или россияне из семейства фон Альбрехтов] (рус.). Новости Перми и Пермского края (18.05.2011 00:11). Проверено 2 ноября 2011. [www.webcitation.org/6ANAfuoYa Архивировано из первоисточника 2 сентября 2012].
- ↑ В 2011 году М. фон Альбрехт принимал участие в постановке в России оперы своего отца «Отче наш, или Прощение»: Иван Крылов. [www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/news/ruregions/news3364.html В Екатеринбурге впервые поставили оперу русского композитора-эмигранта о Гражданской войне] (рус.). Фонд «Русский мир», информационный портал (21.05.2011). Проверено 2 ноября 2011. [www.webcitation.org/6ANAhiCLs Архивировано из первоисточника 2 сентября 2012].
- ↑ [www.fontanka.ru/2004/05/21/77363/ Преподавателю Петербургского института философии и религий вручат премию за популяризацию культуры Германии за рубежом] (рус.). fontanka.ru (21.05.2004). Проверено 2 ноября 2011. [www.webcitation.org/6ANAinChA Архивировано из первоисточника 2 сентября 2012].
Библиография
Основные публикации
- 1963 — Iamblichos, Pythagoras: Legende-Lehre-Lebensgestaltung , Griechisch und Deutsch (Zürich, Stuttgart)
- 1964 — Die Parenthese in Ovids Metamorphosen und ihre dichterische Funktion, Spudasmata 7 (Hildesheim)
- 1964 — Silius Italicus: Freiheit und Gebundenheit römischer Epik (Amsterdam)
- 1966 — P. Ovidius Naso, Metamorphosen, Vol. 1: Buch 1-7. Erklärt von Moriz Haupt. 10. Auflage: unveränderte Neuauflage der 9. Auflage von R. Ehwald, korrigiert und bibliographisch ergänzt von M.von Albrecht (Zürich/Dublin)
- 1966 — P. Ovidius Naso, Metamorphosen, Vol. 2: Buch 8-15. Im Anschluß an Moriz Haupts Bearbeitung der Bücher 1-7 erklärt von Otto Korn. 5. Auflage: unveränderte Neuausgabe der 4. Auflage von R. Ehwald, korrigiert und bibliographisch ergänzt von M.von Albrecht (Zürich/Dublin)
- 1971 — Meister römischer Prosa von Cato bis Apuleius (Heidelberg)
- 1972 — Goethe und das Volkslied (Libelli 163) (Darmstadt)
- 1981 — Der Mensch in der Krise: Unterrichtliche Aspekte augusteischer Dichtung. Heidelberger Texte, Didaktische Reihe Heft 12 (Freiburg, Würzburg)
- 1981 — Ovid, Metamorphosen, Übertragung, Nachwort, Zeittafel, Anmerkungen, Verzeichnis der Eigennamen und bibliographische Hinweise von M.v. Albrecht (München)
- 2002 — История римской литературы от Андроника до Боеция и её влияние на позднейшие эпохи (в переводе А. Любжина), т.1
- 2004 — История римской литературы от Андроника до Боеция и её влияние на позднейшие эпохи (в переводе А. Любжина), т.2
- 2005 — История римской литературы от Андроника до Боеция и её влияние на позднейшие эпохи (в переводе А. Любжина), т.3
- 2006 — Георг фон Альбрехт: От народной песни к додекафонии. Под общей редакцией М. фон Альбрехта. (в переводе Е. Федоровой)
- 2010 — Путешествие моей жизни
Ссылки
- Михаэль фон Альбрехт История римской литературы (3 тт.). — М.: Греко-Латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2002—2005. — ISBN 5-87245-092-3.
- Михаэль фон Альбрехт Путешествие моей жизни. — М.: Лабиринт, 2010. — ISBN 978-5-87604-215-6.
- [www.newhermes.ru/pdf/3/albrecht_interview.pdf «Первое — это красота!»]. «Новый Гермес» № 3 (2009). — Интервью с профессором Гейдельбергского университета Михаэлем фон Альбрехтом. Проверено 31 октября 2011. [www.webcitation.org/67inxNAyG Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
- [www.tvkultura.ru/page.html?cid=2210&p=6 Разночтения]. «Телеканал „Культура“» (28 ноября 2008). — Хроники литературной жизни. Ведущий Николай Александров. Гость — учёный, профессор Гейдельбергского университета Михаэль фон Альбрехт. Беседа о возвращении наследия рода фон Альбрехтов в Россию. Проверено 31 октября 2011. [www.webcitation.org/67inxpixz Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
Отрывок, характеризующий Альбрехт, Михаэль фон
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
