Индология

Индоло́гия, индианистика — комплексная гуманитарная наука, изучающая историю, языки, материальную и духовную культуру этнических групп, проживающих на Индийском субконтиненте (то есть в Южной Азии); отрасль востоковедения

Описание

Индология имеет много общего с другими областями знания, применяя их методы к своему объекту исследования. В том числе с антропологией, культурологией, сравнительно-историческим языкознанием, филологией, текстологией, литературоведением, историей, этнологией, философией, изучением религий Южной Азии, таких как ведизм, индуизм, в том числе шиваизм и вайшнавизм, джайнизм, буддизм, сикхизм, народные и племенные религии, а также местные формы иудаизма, зороастризма, христианства и ислама; наконец, индология может включать в себя изучение науки, искусства, сельского хозяйства, боевых искусств Южной Азии.

Учёные, которые называют себя индологами, часто придают особое значение глубокому знанию местных языков, особенно классических, таких как санскрит, пали, пракрит, или классический каннада, тамильский, телугу, или персидский. Они считают, что знание одного или несколько из этих языков, в сочетании со знаниями методов филологии, является необходимым условием для значимого вклада в индологические исследования и вообще характерной чертой индологии.

Таким образом, индология является наукой, изучающей весь спектр достижений индийской мысли с акцентом на интерпретации прошлого и его результатов в настоящее время. Некоторые учёные различают классическую индологию, сосредоточеную на санскрите и других древних языках, и современную индологию, использующую источники на современных языках и социологические подходы.

Становление

Начало индологии восходит к хорезмскому антропологу и историку Абу Райхану аль-Бируни (973—1048). В своих «Исследованиях Индии», он не только записал политическую и военную её историю, но и захватыватил детали истории культуры, науки, религии и социальной сферы. Он был также первым, кто начал изучать антропологию Индии: наблюдал различные индийские группы, обучался их языкам, изучал основные документы, он старался представить свои выводы объективно и нейтрально, используя межкультурные сопоставления.

Но изучение продолжилось только в XVIII веке, уже европейцами. Пионерами индологии считаются Генри Томас Колбрук, Уильям Джонс, Август Вильгельм Шлегель и другие. Индология как академическое направление возникла в XIX веке во времена Британской Индии. Как и востоковедение в целом, первое время страдала романтизмом. Французское Азиатское общество было основана в 1822 году, британское Королевское азиатское общество в 1824 году, Американское восточное общество в 1842 году, Германское востоковедное общество в 1845 году.

Систематические исследования и издательская деятельность санскритской литературы стала возможной благодаря «Санкт-Петербургскому санскритскому словарю», появившемуся в 1850—1870-х годах. Переводы крупных индуистских текстов начались в серии «Священные книги Востока» (англ. Sacred Books of the East) в 1879 году. Отто фон Бётлингк в 1887 году издал грамматику древнего языковеда Панини. Издание Макса Мюллера первого известного памятника индийской литературы «Риг-веды» появилось в 1849—1875 годах. В 1897 году Сергей Ольденбург начал систематическое издание ключевых санскритских текстов — многотомную серию «Bibliotheca buddhica». Основные достижения индологии XIX в. были суммированы в изданной в Страсбурге «Энциклопедии индоарийских исследований» (1896—1915).

Первым русским индологом был Г. С. Лебедев, оставивший описание быта и обычаев индийцев и грамматику хиндустани. С середины XIX в. в Академии Наук и ряде российских университетов развивается изучение санскрита (Р. Х. Ленц, О. Бётлингк, П. Я. Петров, К. А. Коссович, Д. Н. Овсянико-Куликовский и др.).

Профессиональная литература и общества

Индологи, как правило, участвуют в конференциях, таких как международные конференции Американской ассоциация азиатских исследований, Американского восточного общества, Всемирной санскритской конференции, и на национальном уровне в Великобритании, Германии, Индии, Японии, Франции и других странах.

Индологи читают и пишут в журналах, таких как «Индо-иранских журнал», «Журнал Королевского азиатского общества», «Журнал Американского восточного общества», «Journal asiatique», «Журнал Немецкого восточного общества», «Wiener Zeitschrift für die Kunde Südasiens», «Журнал индийской философии», «Анналы Бандаркарского восточного научно-исследовательского института», «Журнал индийских и буддийских исследований» и другие.

Индологи могут быть членами таких профессиональных организаций, как перечисленные выше.

Ссылки

• Зограф Г. А. Индология // Большая советская энциклопедия
• Зограф Г. А. [tapemark.narod.ru/les/190a.html Индология] // Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990.

Отрывок, характеризующий Индология

Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.