Хиндустани

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хиндустани (хинди—урду)
Самоназвание:

हिन्दुस्तानी   •   ہندوستانی

Страны:

Индия, Пакистан, Фиджи, Гайана, Малайзия, Суринам, Тринидад и Тобаго

Регионы:

Южная Азия, Океания, Карибский бассейн

Официальный статус:

Индия (хинди), Пакистан (урду), Фиджи

Регулирующая организация:

Центральный директорат по вопросам языка хинди[1] Национальный языковой комитет[en], Национальный совет по продвижению языка урду (Индия)[2]

Общее число говорящих:

490 млн (2006)[3]: 1-й язык 240 млн[4], 2-й язык — 165 млн[5]

Классификация

Индоевропейская семья

Индоарийская группа
Центральная подгруппа
Письменность:

деванагари, арабское письмо (почерк насталик), ранее — кайтхи

Языковые коды
ISO 639-1:

hi, ur

ISO 639-2:

hin, urd

ISO 639-3:

hin, urd, hif (Фиджи), hns (Карибский бассейн)

См. также: Проект:Лингвистика

Хиндуста́ни (हिन्दुस्तानी, ہندوستانی, ɦɪ̃n̪d̪ʊsˈt̪aːni, букв. «индостанский»[6], исторически также хиндави, урду и рекхта) — общее название группы идиомов, являющихся частью кластера западный хинди. Эти идиомы являются лингва франка в северной Индии, на большей части Пакистана[7][8] и в некоторых других странах. Индоарийский язык, основанный на делийском диалекте кхари-боли и впитавший персидскую, арабскую, санскритскую и тюркскую лексику[9][10]. Плюрицентрический язык, индийский вариант носит название хинди, а пакистанский — урду[11].

Хотя разговорные формы этих языков почти неотличимы друг от друга[12], и несмотря даже на то, что их официальные грамматические стандарты практически одинаковы, они всё же различаются по литературным приёмам, научному и техническому словарю: в урду сохраняется более сильное персидское, а в хинди — санскритское влияние[13][14]. До раздела Индии термины «хиндустани», «урду» и «хинди» были синонимами[15]. Термин хиндустани используется для обозначения лингва франка Индии и Пакистана, к примеру, языку болливудских фильмов, а также особенно далёких разновидностей хинди — фиджийского хиндустани и карибского хиндустани.

Хиндустани является вторым (по другим данным — третьим) языком в мире по количеству говорящих после китайского (и, возможно, английского)[16].





История

Ранние разновидности современного хиндустани появились из группы среднеиндийских[en] языков апабхранша около VII—XIII веков[17]. Амир Хосров, живший в XIII веке при Делийском султанате, создал несколько работ на диалекте этой группы, который называл «хиндави»[17]. На этом языке говорили суфии-миссионеры, перемещавшиеся по стране[18].

Делийский султанат был поглощён Империей Великих Моголов в 1526 году, и, хотя моголы были тимуридами тюрко-монгольского происхождения[19], они подверглись сильной персианизации[en], в результате чего после Бабура государственным языком страны стал фарси[20][21][22][23].

С началом распада и ослабления империи лингва франка для северноиндийской аристократии стал один из диалектов апабхранши кхари-боли, хотя фарси сохранил значительное влияние. Престижный делийский вариант кхари-боли назывался «хиндустани», «индостанский».

Через некоторое время престижным стал сильно персианизированный вариант кхари-боли, известный под персидским названием «урду», забан-е-урду-е-муалла — «язык шахского лагеря», или забан-е-урду перс. زبان اردو‎, ज़बान-ए उर्दू, «язык лагеря». Слово «урду» тюркского происхождения, происходит от тюркского ordū, «лагерь», когнат слова орда и впервые зафиксировано около 1780 года. Ещё более персианизированная разновидность кхари-боли получила название рекхта[24], «смешанная». С другой стороны, термины «рекхта» и «хиндави» использовались взаимозаменяемо[25].

Набирая популярность, хиндустани впитал множество персидских, арабских и тюркских слов, а могольские завоевания помогали ему распространяться. Следующие четыреста лет хиндустани, записывавшийся персидской письменностью, оставался лингва франка в Северной Индии, испытывая местное влияние. Он получил статус литературного языка вместе с персидским. Развитие хиндустани происходило, в основном, поэтами в крупных городах — Дели, Лакхнау, Лахоре и Агре.

В Южной Индии хиндустани принял особую форму под название «дакхни», или «южный хиндустани», который обрёл статус литературного языка в конце XVII в. (известен поэзией Вали), но позже в литературном употреблении не закрепился.

При британцах язык назывался «хиндустани» (в частности, так его называл Джон Гилкрист)[25][26][27][28][29]. Джон Хёрст[en] в своей книге 1891 года упоминает «хиндустани, или язык лагеря, или язык лагеря могольского войска в Дели», который считался диалектом хинди под персидским влиянием, считая его, однако, отдельным языком. На хиндустани говорили многие индуисты Северной Индии, за исключением сельского населения Бенгалии, а также все индийские мусульмане. Вместе с английским всё ещё записывавшийся персидским письмом хиндустани стал государственным языком, на нём говорило около ста миллионов человек[30].

С конца XVIII по конец XIX века, при колониальном правительствое, слова «хиндустани» и «урду» использовались взаимозаменяемо. Язык стал использоваться в правительстве[26], что повлияло на его принятие государственным в Индии и Пакистане. Слово «хиндустани» сменилось на «хинди» и «урду», а в последнее время этот термин обозначает язык болливудских фильмов, популярных в Индии и Пакистане, — его невозможно отнести к хинди или урду. Также под словом «хиндустани» иногда понимается язык урду, иногда — особый народно-разговорный стиль урду и хинди[31].

Литературные варианты

На основе хиндустани сложились четыре литературных языка, два из которых существуют поныне: хинди, урду, дакхни (буквально «южный», менее персизированный вариант урду, на котором говорят в районе Хайдерабада) и рекхта (сильно персизированный вариант урду, на котором говорили при дворе моголов и до сих пор сочиняют стихи).

Возникший в результате миграции индусов на Фиджи фиджийский хинди обычно рассматривается как отдельный язык и перешёл на латинский алфавит, однако всё ещё понятен носителям других вариантов хиндустани. Карибский вариант хиндустани, распространённый среди индийских мигрантов в Гайане и на Карибских островах, не имеет ни официального статуса, ни письменной нормы.

Урду

Урду — государственный язык Пакистана и региональный язык Индии. Обладает официальным статусом в Андхра-Прадеше, Джамму и Кашмире, Бихаре, Уттар-Прадеше, Дели, Западной Бенгалии, где имеется значимое число мусульман.

Хинди

Литературный хинди, государственный язык Индии, основан на делийском диалекте кхари-боли и отличается от урду прежде всего письмом — вместо персидского письма используется деванагари, а также меньшим количеством персидских заимствований. Литературе на хинди более пятисот лет, она включает прозу, поэзию, религиозные и философские тексты.

В само́й Индии термин «хиндустани» используется для обозначения классического музыкального стиля[en], а все диалекты, вне зависимости от персианизированности или санскритизированности называют «хинди».

Базарный хиндустани

Слово «хиндустани» также может использоваться для обозначения разговорных вариантов языка, отсюда «базарный» язык улиц, в противовес стандартизованным литературным хинди, урду или санскриту.

Официальный статус

Хинди, крупнейший стандартизированный регистр хиндустани, 343 статьёй конституции Индии определён государственным языком страны. Тем не менее, федеральные законы выпускают на английском языке, и высшие апелляционные суды работают только на нём. В девяти штатах и трёх территориях хинди является официальным языком. К примеру, в тамильском Тамилнаде хинди является предметом по выбору, и изучение его факультативно. Во многих штатах хинди является обязательным третьим языком после местного языка штата и английского[32].

Урду также является одним из официальных языков Индии, его изучают и преподают в университетах Лакхнау, Хайдарабада и Алигарха, причём лакхнауский вариант урду обладает большим престижем в среде говорящих на этом языке как стандарт «высокого урду» и показатель образованности человека. В Пакистане урду и английский являются государственными языками, несмотря на то, что английский — язык высших кругов, а панджаби — родной язык для бо́льшего числа людей.

Вне Южной Азии

На хиндустани говорят в диаспорах переселенцев из Индии и Пакистана в Северной и Южной Америках, странах Карибского бассейна, Европе, Африке и Ближнем Востоке.

Хиндустани был языком администрации в Британской Бирме, и многие пожилые англо-индийцы и англо-бирманцы говорят на его разновидностях, несмотря на то, что с падением колониального правления у него нет государственного статуса.

В качестве общего термина

Вне Индостана название «хиндустани» может означать любой индийский язык. Фиджийский хиндустани, к примеру, произошёл от диалекта авадхи и испытал сильное влияние бходжпури, хотя взаимопонятен с хинди.

Аналогично карибский хинди — это бходжпури, распространённый в Суринаме, Гайане, Тринидаде и Тобаго и Белизе.

Фонетика

Гласные

В хиндустани имеется симметричная система из десяти гласных[33]. Гласные[ə], [ɪ], [ʊ] всегда краткие, а [aː, iː, uː, eː, oː, ɛː, ɔː] — напротив, долгие. Санскритские различия в долготе превратились в качественные: /ɪ ~ iː/ и /ʊ ~ uː/)[34]. Историческая оппозиция по долготе в гласных верхнего подъёма нейтрализовалась в конечной позиции, в частности, в заимствованиях из санскрита: śakti (शक्ति- شَکتی «энергия») и vastu (वस्तु — وَستُو «предмет») произносятся как /ʃəkt̪i/ и /ʋəst̪u/, а не как */ʃəkt̪ɪ/ и */ʋəst̪ʊ/[35].

Гласный, изображающийся как ऐ — اَے (ai) транскрибируют как [ɛː] или [æː][36]. К примеру, Охала[37] считает, что это [ɛː], а Шапиро[35] и Масика[33] используют транскрипцию [æː]. Кроме того, в заимствованиях из английского языка встречается звук /æː/ (/bæːʈ/, бита)[38], соответственно, ранее упомянутый звук может транскрибироваться как [ɛː] для различения с /æː/. Центральный гласный нижнего подъёма обычно описывается как [aː] или [ɑː].

Литературное произношение образованных носителей [ɛː, ɔː] у других часто реализуется как [əɪ]~[ɑɪ] и [əu]~[ɑu], соответственно, в восточноиндийских и западноиндийских диалектах[35]. Кроме того, имеются дифтонги /əiː/ и /əuː/.

Кроме того, [ɛ] является аллофоном /ə/ (шва) в присутствии /h/, если /h/ окружён двумя шва[35]: /kəh(ə)naː/ (कहना — کَہنا «сказать»), /h/ окружён шва, и оба звука превращаются в [ɛ], отсюда [kɛh(ɛ)naː]. Выпадение шва может дать произношение [kɛh.naː]. Продвинутая артикуляция также имеет место в словах, кончающихся на /h/, отсюда /kəh(ə)/ (कह — کَہ «скажи!») → [kɛh]. В словах, где /h/ соседствует с шва только с одной стороны, например, /kəhaːniː/ (कहानी — کَہانی «история») или /baːhər/ (बाहर — باہَر «снаружи»), продвижения не происходит.

В хиндустани имеются назализованные гласные, однако о природе назализации ведутся споры (к примеру, заимствованный из английского звук /æ/ не назализуется)[38]). Согласно Масике[39]:

  1. *[ẽ] и *[õ] не назализуются, возможно, из-за вызываемого назализацией изменения качества гласного;
  2. возможна фонемическая назализация всех гласных;
  3. назализация всегда предсказуема и образует аллофоны;
  4. назализованные долгие гласные (/ĩː ẽː ɛ̃ː ɑ̃ː ɔ̃ː õː ũː/) встречаются в конце слов и перед глухими взрывными согласными; краткие же назализованные гласные ([ɪ̃ ə̃ ʊ̃]) и назализованные долгие гласные, стоящие перед звонкими взрывными согласными, являются аллофонами.

Согласные

В хиндустани 28 согласных звука, унаследованных от индоарийских языков, два появившихся самостоятельно в особых медиальных положениях[40] и семь заимствованных, их произношение зависит от социального статуса и культурного регистра (хинди или урду).

Большинство исконных согласных кроме /bʱ, ɽ, ɽʱ, ɦ/ могут удваиваться, если не начинают и не заканчивают слова, перед ними обязательно должен стоять один из трёх гласных: /ə/, /ɪ/, /ʊ/). Все удвоенные согласные находятся в пределах одной морфемы, кроме [ʃː], который удваивается в нескольких санскритских заимствованиях между морфемами (/nɪʃ + ʃiːl/[nɪʃʃiːl] «бесстыдно»)[38].

В языке различаются четыре фонации взрывных согласных:

  1. глухая[en] — /p/;
  2. звонкая/b/;
  3. придыхательная — /pʰ/;
  4. звонкая придыхательная[en] — /bʱ/.

Последнюю фонацию иногда называют «звонкой придыхательной», хотя Шапиро утверждает, что эти виды фонации отличаются звонкостью и механизмами реализации[40]. Придыхательная фонация сохранилась в индоарийских языках из общего с остальными индоевропейскими языками предка, но сохранилась только в них. Пять согласных хиндустани с придыхательной фонацией — /b̤/, /d̪̤̈/, /ɖ̈/, /dʒ̈/ и /ɡ̈/.

Согласные хиндустани
Губно-губные Губно-зубные Зубные/
Альвеолярные
Ретрофлексные Постальвеолярные/
Палатальные
Задненёбные Увулярные Глоттальные
Носовые m n (ɳ)1
Взрывные p
b

t̪ʰ

d̪ʱ
ʈ
ʈʰ
ɖ
ɖʱ
k
ɡ
ɡʱ
(q)1
Аффрикаты
tʃʰ

dʒʱ
Фрикативы f s z ʃ (x)1 (ɣ)1 ɦ
Одноударные ɾ (ɽ)1
(ɽʱ)1
Аппроксиманты ʋ l j
Примечания
  1. Редкие и граничные согласные указаны в скобках.

Взрывные согласные в конечной позиции не реализуются; /ʋ/ свободно переходит в [v] или [w]; /ɾ/ иногда реализуется как трель [r] (обычно в начале слова или конце слога), а удвоенный /ɾː/ всегда реализуется как трель — [zəɾaː] (ज़रा — ذرا «маленький») в противовес [zəraː] (ज़र्रा — ذرّہ «частица»), этот процесс происходит в заимствованиях из арабского и персидского языков[41]. Палатальный и заднеязычный носовые согласные [ɲ, ŋ] встречаются только на стыке согласных, когда после них стоит гоморганный[en] взрывной согласный, аллофон назализированного гласного, за которым следует взрывной согласный, а также в санскритизмах[40][41]. Имеются приглушённые сонорные звуки [lʱ, ɾʱ, mʱ, nʱ], которые считаются стечениями с /ɦ/[37].

Мягкие аффрикаты и фрикативы разнве лингвисты классифицируют то как палатальные, то как постальвеолярные, то как палато-альвеолярные, в результате чего звук, обозначаемый буквой श может быть протранскрибирован как [ʃ] или [ɕ], в च — как [tʃ], [cɕ], [tɕ] или даже [c]. В данной статье они транскрибируются как [ʃ] и [tʃ]. Фрикатив /h/ в хиндустани обычно звонкий ([ɦ]), особенно в окружении гласных, однако, в отличие от санскрита, в нём нет фонематического различения этих звуков.

В хиндустани имеется фонематическая разница между зубными и ретрофлексными взрывными согласными. Зубные взрывные согласные в хиндустани являются чистыми, и кончик языка должен касаться передних зубов, без побочной артикуляции (как у английских /t/ или /d/). Ретрофлексные согласные являются на самом деле апико-постальвеолярными (или апико-препалатальными), а слова типа /ʈuːʈaː/ (टूटा — ٹُوٹا «сломанный») произносятся с альвеолярными взрывными согласными[42].

В некоторых индоарийских языках /ɖ, ɖʱ/ и одноударные согласные [ɽ, ɽʱ] являются аллофонами, первый набор произносят в начальной, удвоенной и постназальной позициях, а второй — между гласными и в конце. Тем не менее, в хинди они не являются аллофонами и встречаются в одинаковых позициях (ср. nīṛaj и niḍar)[43]. Данное отличие также, по-видимому, характерно для большинства диалектов раджастани, хараянви[en], браджа, бундели, панджаби, синдхи, догри и кашмири[43].

Аллофония [v] и [w] в хиндустани

Звуки [v] и [w] в хиндустани являются аллофонами /ʋ/ («व» или «و»), особенно в арабских и персидских заимствованиях. Они находятся в положении дополнительного распределения, то есть произносятся по-разному в разном контексте. Носители хинди произносят «व» как [v] в слове «врат» ('व्रत', 'ورت' «клятва») и [w] в «паква:н» ('पकवान', 'پکوان' «блюдо для пищи»)[44].

Неверное произношение аллофонов может вызывать проблемы: к примеру, если носитель языка, где [v] и [w] являются разными фонемами, произнесёт «व» или «و» в слове «व्रत»/«ورت» как [w], то есть [wɾət̪] вместо [vɾət̪], то возможно недопонимание: [wɾət̪] можно принять за [ˈɔːɾət̪], что означает «женщина». Носители хиндустани переносят аллофонию на английский язык, произнося слово war /wɔːɹ/ как [vɔːɹ], и advance /ədˈvɑːns/ как [ədˈwɑːns], что может вызывать недопонимание[44].

В некоторых ситуациях аллофония некондициональна, а говорящий может выбирать в промежутке [v]~[w] в соответствии со своими привычками. Примером является слово अद्वैत ادویت, которое может одинаково верно произноситься как [əd̪ˈwɛːt̪] и как [əd̪ˈvɛːt̪][44].

Заимствование

Из санскритских заимствований /ɳ/ попал в литературный хинди, хотя в повседневной речи он обычно превращается в /n/[38]. В начале слов /ɳ/ не встречается, а назализованный одноударный [ɽ̃] часто бывает его аллофоном[40].

Из персидских слов в хиндустани попали звуки /f, z, q, x, ɣ/. Они считаются характерными для урду, хотя их можно записать деванагари и они официально существуют в хинди[45][46]. Звуки /f, z/ также встречаются в английских заимствованиях и считаются прочно закрепившимся в хинди. Звук /f/, по-видимому, постепенно замещает /pʰ/ даже в исконной лексике[40].

Остальные заимствованные из персидского звуки, /q, x, ɣ/, считаются характерными для урду, хотя некоторые носители хинди вводят их в свой фонетический инвентарь как /k, kʰ, ɡ/[45][47]. Фрикатив /ʃ/ встречается в заимствованиях из английского, персидского, санскрита, из-за чего также закрепился в хиндустани[38]. Неразличение /f, z, ʃ/ носителями хинди (некоторые жители сельских районов путают их с /pʰ, dʒ, s/) считается нестандартным[45], однако знающие санскрит носители могут гиперкорректно произносить их как /ɳ/ и [ʂ]. У носителей урду, напротив, произношение /f, z, ʃ/ не зависит от образования и социального класса[47].

Хотя в языках-источниках большинства заимствований — английском, санскрите, арабском — множество стечений согласных, при ассимиляции они подвергаются редуцированию и эпентезе[48]. Шмидт указывает на наличие санскритских начальных кластеров /kɾ, kʃ, st̪, sʋ, ʃɾ, sn, nj/, конечных /t̪ʋ, ʃʋ, nj, lj, ɾʋ, dʒj, ɾj/, персо-арабо-урдуских конечных кластеров /ft̪, ɾf, mt̪, mɾ, ms, kl, t̪l, bl, sl, t̪m, lm, ɦm, ɦɾ/[49].

Супрасегментальные особенности

В хиндустани имеется силовое ударение, но его роль не столь выражена, как в русском языке. Для определения ударения следует знать вес слога[en]:

  • лёгким называется слог из одной моры, кончающийся на краткий гласный /ə, ɪ, ʊ/;
  • тяжёлым называется слог из двух мор, кончающийся на долгий гласный /aː, iː, uː, eː, ɛː, oː, ɔː/ или на краткий гласный и согласный;
  • особо тяжёлым называется слог из трёх мор, кончающийся на долгий гласный и согласный, или же на краткий гласный и два согласных.

Ударение падает на последний самый тяжёлый слог слова; при расчёте не учитывается последняя мора слова[50][51]:

kaː.ˈriː.ɡə.ri(ː)
ˈtʃəp.kə.lɪ(ʃ)
ˈʃoːx.dʒə.baː.ni(ː)
ˈreːz.ɡaː.ri(ː)
sə.ˈmɪ.t(ɪ)
ˈqɪs.mə(t)
ˈbaː.ɦə(r)
roː.ˈzaː.na(ː)
rʊ.ˈkaː.ja(ː)
ˈroːz.ɡaː(r)
aːs.ˈmaːn.dʒaː(h) ~ ˈaːs.mãː.dʒaː(h)
kɪ.ˈdʱə(r)
rʊ.pɪ.ˈa(ː)
dʒə.ˈnaː(b)
əs.ˈbaː(b)
mʊ.səl.ˈmaː(n)
ɪɴ.qɪ.ˈlaː(b)
pər.ʋər.dɪ.ˈɡaː(r)

Знаменательные слова обычно начинаются с низкой интонации, которая потом повышается[52][53]. Шва (/ə/) имеет сильную тенденцию к исчезновению в безударных слогах.

Грамматика

Различия между урду и хинди есть не только на лексическом уровне. Несмотря на большое сходство грамматических систем урду и хинди, существует ряд различий и на этом языковом уровне[54].

Морфология

Существительные

В хиндустани два грамматических рода, два числа и три падежа: прямой[en], косвенный[en]* и звательный. Существительные имеют два склонения, разница между которыми заключается в наличии и отсутствии суффиксов в прямом падеже единственного числа[55]. Другое название склонений — «немаркированные» и «маркированные» существительные.

Приведённая ниже таблица содержит парадигмы склонения. Дефис в существительных I склонения указывает на изменения суффикса, а плюс в словах II склонения означает его добавление.

Ед. ч. Мн. ч.
Прямой Косвенный Прямой Косвенный Звательный
М. р. I -ā -e -õ -o
II +õ +o
Ж. р. I -ī, -i, -iyā -iyā̃ -iyõ -iyo
II + +õ +o

Следующая таблица содержит примеры словоизменения[56] для слов laṛkā «мальчик», kuā̃ «колодец», seb «яблоко», vālid «отец», chāqū «перочинный нож», ādmī «мужчина», mitra «друг», laṛkī «девочка», ciṛiyā «вьюрок», kitāb «книга», aurat «женщина».

Ед. ч. Мн. ч.
Прямой Косвенный Прямой Косвенный Звательный
М. р. I laṛkā
kuā̃
1
laṛke 2
kuẽ
laṛkõ
kuõ
laṛko

II seb
vālid 3
chāqū
ādmī
sebõ
vālidõ
cākuõ 4
ādmiyõ
4

pitāo

ādmiyo
Ж. р. I laṛkī
ciṛiyā
laṛkiyā̃
ciṛiyā̃
laṛkiyõ
ciṛiyõ
laṛkiyo
II kitāb

aurat
kitābẽ
bhāṣāẽ
aurtẽ
kitābõ
bhāṣāõ
aurtõ


aurto
  •   Также в форме единственного числа звательного падежа.
  •   Небольшое количество согласных I склонения мужского рода имеют назализованные суффиксы[57].
  •   Некоторые существительные мужского рода, кончающиеся на ā, не изменяются во множественном числе и по факту принадлежат II склонению: vālid «отец», cācā «дядя», rājā «король»[58].
  •   Существительные II склонения, кончающиеся на ū и ī обычно сокращают долгий гласный в форме множественного числа звательного и косвенного падежей, причём в случае звательного после них вставляется полугласный y[58][59][56].
  • В урду многие арабизмы сохраняют арабские окончания во множественном числе.
  • Многие санскритизмы женского рода кончаются на ā[58].
  • Персо-арабские заимстсования, кончающиеся на немой h, становятся существительными I склонения мужского рода[60]: bacca(h) (урду) → baccā (хинди).
  • В некоторых персо-арабских словах сохраняются маркеры двойственного и множественного чисел: vālid «отец» → vālidain «родители».

Прилагательные

Прилагательные делятся на склоняемые и несклоняемые[61]. Первые получают суффиксы рода, числа и падежа существительных, к которым относятся:

Прямой падеж, ед. ч. Остальные
Склоняемые М. р. -ā -e
Ж. р. -ī
Несклоняемые

Несклоняемые прилагательные не изменяются, они могут оканчиваться как на согласные, так и на гласные. У некоторых склоняемых прилагательных все суффиксы назализуются[61] Единственное число мужского рода прямого падежа является словарной формой[en].

  • Склоняемые прилагательные: baṛā «большой», choṭā «маленький», moṭā «толстый», acchā «хороший», burā «плохой», kālā «чёрный», ṭhaṇḍā «холодный».
  • Несклоняемые прилагательные: xarāb «плохой», sāf «чистый», bhārī «тяжёлый», murdā «мёртвый», sundar «красивый», pāgal «сумасшедший», lāl «красный».
Склоняемое прилагательное baṛā «большой» с определяемым
Ед. ч. Мн. ч.
Прямой Косвенный Прямой Косвенный Звательный
М I baṛā laṛkā
baṛā kuā̃
baṛe laṛke
baṛe kuẽ
baṛe laṛkõ
baṛe kuõ
baṛe laṛko
II baṛā seb
baṛā pitā
baṛā cākū
baṛā ādmī
baṛā mitra
baṛe seb
baṛe pitā
baṛe cākū
baṛe ādmī
baṛe mitra
baṛe sebõ
baṛe pitāõ
baṛe cākuõ
baṛe ādmiyõ
baṛe mitrõ

baṛe pitāo

baṛe ādmiyo
baṛe mitro
Ж I baṛī laṛkī
baṛī śakti
baṛī ciṛiyā
baṛī laṛkiyā̃
baṛī śaktiyā̃
baṛī ciṛiyā̃
baṛī laṛkiyõ
baṛī śaktiyõ
baṛī ciṛiyõ
baṛī laṛkiyo
II baṛī kitāb
baṛī bhāṣā
baṛī aurat
baṛī kitābẽ
baṛī bhāṣāẽ
baṛī aurtẽ
baṛī kitābõ
baṛī bhāṣāõ
baṛī aurtõ


baṛī aurto
Несклоняемое прилагательное xarāb «плохой» с определяемым
Ед. ч. Мн. ч.
Прямой Косвенный Прямой Косвенный Звательный
М I xarāb laṛkā
xarāb kuā̃
xarāb laṛke
xarāb kuẽ
xarāb laṛkõ
xarāb kuõ
xarāb laṛko
II xarāb seb
xarāb pitā
xarāb cākū
xarāb ādmī
xarāb mitra
xarāb sebõ
xarāb pitāõ
xarāb cākuõ
xarāb ādmiyõ
xarāb mitrõ

xarāb pitāo

xarāb ādmiyo
xarāb mitro
Ж I xarāb laṛkī
xarāb śakti
xarāb ciṛiyā
xarāb laṛkiyā̃
xarāb śaktiyā̃
xarāb ciṛiyā̃
xarāb laṛkiyõ
xarāb śaktiyõ
xarāb ciṛiyõ
xarāb laṛkiyo
II xarāb kitāb
xarāb bhāṣā
xarāb aurat
xarāb kitābẽ
xarāb bhāṣāẽ
xarāb aurtẽ
xarāb kitābõ
xarāb bhāṣāõ
xarāb aurtõ


xarāb aurto

Все прилагательные могут использоваться аттрибутивно, предикативно или субстантивно. При субстантивном использовании они склоняются как существительные.

Суффикс (~ se ~ ) при добавлении к прилагательному ослабляет или изменяет его значение[62]: nīlā «синий» → nīlā-sā «синеватый».

Сравнительная и превосходная степень сравнения

Сравнение[en] выражается добавлением послелогов se (чем); aur, zyādā (более) и kam (менее). Слово «более» может опускаться.

Хиндустани Буквально Перевод
Gītā Gautam se lambī hai Гита высокая, чем Гаутам Гита выше Гаутама
Gītā Gautam se aur lambī hai Гита более высокая, чем Гаутам
Gītā Gautam se kam lambī hai Гита менее высокая, чем Гаутам

Объект сравнения может отсутствовать:

Хиндустани Буквально Перевод
zyādā baṛā chokrā Более большой мальчик Больший мальчик
chokrā zyādā baṛā hai Мальчик более большой Мальчик больше

Превосходная степень образуется сравнением со словом «всё», «все» (sab).

Хиндустани Буквально Перевод
sabse sāf kamrā Чистая, чем все, комната Самая чистая комната
kamrā sabse sāf hai Комната чистая, чем все Комната — самая чистая

В хинди и урду для сравнения используются суффиксы, произведённые от санскритских и персидских, соответственно[63]:

Санскрит Персидский
Сравнительный -tar
Превосходный -tam -tarīn

Числительные

Как и во многих других индоарийских языках, в хиндустани используется десятичная позиционная система счисления, однако из-за стяжений числительные от 1 до 99 нужно запоминать отдельно.

0 1 2 3 4 5 6 7 8 9
0-9 śūnya ek do tīn cār pāñc chah sāt āṭh nau
10-19 das gyārah bārah terah caudah pandrah solah satrah aṭhārah unnīs
20-29 bīs ikkīs bāīs teīs caubīs paccīs chabbīs sattāīs aṭṭāīs untīs
30-39 tīs ikattīs battīs taiṁtīs cauṁtīs paiṁtīs chattīs saiṁtīs aṛtīs untālīs
40-49 cālīs iktālīs bayālīs taiṁtālīs cavālīs paiṁtālīs chiyālīs saiṁtālīs aṛtālīs uncās
50-59 pacās ikyāvan bāvan tirpan cauvan pacpan chappan sattāvan aṭṭhāvan unsaṭh
60-69 sāṭh iksaṭh bāsaṭh tirsaṭh cauṁsaṭh paiṁsaṭh chiyāsaṭh sarsaṭh aṛsaṭh unhattar
70-79 sattar ikhattar bahattar tihattar cauhattar pachattar chihattar sathattar aṭhhattar unyāsī
80-89 assī ikyāsī bayāsī tirāsī caurāsī pacāsī chiyāsī sattāsi aṭṭhāsī navāsī
90-99 nave ikyānve bānve tirānve caurānve pacānve chiyānve sattānve aṭṭhānve ninyānve

Начиная от ста система становится более регулярной:

  • 100 sau;
  • 1000 hazār;
  • 100 000 lākh;
  • 10 000 000 kroṛ;
  • 1 000 000 000 arab;
  • 100 000 000 000 kharab;
  • 10 000 000 000 000 nīl;
  • 1 000 000 000 000 000 padma.

Послелоги

К упомянутой падежной системе добавляются послелоги, обслуживающие агглютинативную систему склонения. При их использовании существительное или глагол должны принять косвенный падеж (кроме того, он используется в наречной форме)[64]), а также определяют локус грамматической функции. Основных послелогов семь:

  •  — маркер родительного падежа; склоняются по образцу прилагательных: X kā/ke/kī Y = «X-ово Y», причём 'kā/ke/kī согласуется с Y[61];
  • ko — маркирует косвенное дополнение (поэтому имеет название «послелог дательного падежа») или, в случае определённости[en], прямого дополнения[65];
  • ne — маркер эргативного падежа, присоединяется к дополнениям переходных глаголов совершенного вида;
  • se — маркер аблатива, обладает широким спектром применимости:
    • «от»: dillī se «из Дели»,
    • «из, от»: tumse ḍarnā IAST «страх тебя»,
    • «со времени»: itvār se «с воскресенья»,
    • «с, посредством»: творительного падежа,
    • наречный маркер (хороший → хорошо),
    • «чем»: сравнение,
    • небольшое число глаголов для маркирования пациенса используют эту частицу вместо ko,
  • mẽ — «в»,
  • par — «на»,
  • tak — «до».

Кроме того, существует значительное количество сложных послелогов, составленных из послелога в форме косвенного падежа (ke, ) и наречия: kī taraf «к, в сторону», ke andar «внутри», ke āge «перед», ke ūpar «наверху», ke nīche «под», ke pīche «за», ke bād «после», ke bāre mẽ «о», ke bāhar «вне», ke liye «для», ke sāmne «наоборот»…[66]

Местоимения

Личные

В хиндустани имеются личные местоимения для первого и второго лица, а для третьего пользуются указательными местоимениями, делящимися на местоимения ближнего спектра и дальнего[67]. Местоимения имеют прямой, косвенный и дательный падеж, причём последний часто называют стяжением, так как он представляет собой стяжение окончания косвенного падежа и послелога дательного падежа. Местоимения не различаются по роду.

Также имеются формы родительного падежа для местоимений первого и второго лица: merā, hamārā, terā, tumhārā, в отличие от обычной OBL. + ; также имеется особая форма для эргативного падежа: вместо *mujh ne и *tujh ne — mai ne и tū ne.

Три местоимения второго лица «ты/вы» , tum, āp составляют трёхуровневую шкалу вежливости, от дружеской до официальной. Интимные обращения имеют единственное число (ты пошёл), а вежливые и официальные — множественное (вы пошли)[63]. В третьем лице, однако, множественное число используется только с самым официальным уровнем вежливости[68]. Примеры см. в таблице[63].

Личные Указательные Относительные Вопросительные
1-е лицо 2-е лицо 3-е лицо
Ед. ч. Мн. ч. Sg. Мн. ч. Ближние Дальние
интимное вежливое формальное ед. ч. мн. ч. формальное ед. ч. мн. ч. формальное ед. ч. мн. ч. ед. ч. мн. ч.
Прямойпадеж mãĩ ham tum āp ye vo jo kaun, kyā
Косвенный падеж mujh tujh is in us un jis jin kis kin
Дательный падеж mujhe hamẽ tujhe tumhẽ āpko ise inhẽ use unhẽ jise jinhẽ kise kinhẽ
Родительный падеж merā hamārā terā tumhārā āpkā iskā inkā uskā unkā jiskā jinkā kiskā kinkā
Эргативный падеж mãĩne hamne tūne tumne āpne isne inhõne usne unhõne jisne jinhõne kisne kinhõne
  • Послелоги являются связанными морфемами[en] после местоимений в хинди, а в урду — отдельными словами[49].
  • Формы третьего лица прямого падежа в хинди и урду имеют небольшие отличия: yah «этот» / ye «эти» / vah «тот» / ve «те» (литературный хинди) и ye «этот/эти» / vo «тот/те» (разговорный хинди и урду).
  • Упомянутый выше послелог дательного падежа маркирует прямое дополнение, если является определённым. Обозначающие людей слова (или их местоимения) почти всегда имеют дательный падеж или послелог[69].
  • Некоторые носители предпочитают слово множественного числа ham слову mãĩ. Это не имеет отношения к Pluralis majestatis, а также довольно распространено[70].
  • Слова koī и kuch являются неопределёнными местоимениями или квантификаторами. Слово koī используется для замены одушевлённых существительных, а kuch — для неодушевлённых[71]. Так как koī используется с исчисляемыми существительными и в единственном числе, а kuch — с неисчисляемыми и во множественном, koī в косвенном падеже принимает форму kisī. Слово kaī «несколько» является частичным эквивалентом слова koī[72], а kuch также может служить наречием со значением «скорее». Если koī стоит перед числительным, то оно получает значение «около» и не изменяется до kisī[73].
  • apnā — возвратное местоимение (~свой)[74]. Использование возвратных и невозвратных местоимений вместе позволяет выделить: «свой собственный» (merā apnā)[75]. Слова xud, āp, svayam означают «я сам», «ты лично» для других лиц[76].

Производные

Вопросительные Относительные Указательные
Ближние Удалённые
Время kab jab ab tab
Место kahā̃ jahā̃ yahā̃ vahā̃
kidhar jidhar idhar udhar
Число kitnā jitnā itnā utnā
Количество kaisā jaisā aisā vaisā
Степень kaise jaise aise vaise

Наречия

В хиндустани довольно мало наречий, не являющихся производными[77], обычно они создаются следующим образом:

  • постановкой существительного или прилагательного в косвенный падеж: nīcā «низкий» → nīce «вниз», sīdhā «прямой» → sīdhe «прямо», dhīrā «медленный» → dhīre «медленно», sawerā «утро» → sawere «утром», ye taraf «это направление» → is taraf «в этом направлении», kalkattā «Калькутта» → kalkatte «в Калькутту»;
  • подставлением послелога к существительному: se «посредством»: zor «сила» → zor se «силой», dhyān «внимание» → dhyān se «внимательно»;
  • добавлением к прилагательному фраз, означающих «способ»: acchā «хороший» → acchī tarah se «хорошо» («хорошим способом»), xās «особый» → xās taur par «особенно» («особым способом»);
  • постановкой глагола в соединительную форму: hãs «смех» → hãs kar «смеясь», meherbānī kar «делать добро» → meherbānī kar ke «до́бро»[78];
  • с помощью суффиксов из санскрита или персидского и арабского: санскрит sambhava «возможный» + -taḥ IASTsambhavataḥ IAST «возможно»; арабский ittifāq «шанс» + -anittifāqan «случайно»[64].

Синтаксис

Основной порядок слов в хиндустани — SOV, ветвление[en] ярко не выражено, встречается как правое, так и левое. Порядок конституентов в предложении нестрогий, от номинативного положения слов часто встречаются отклонения[79].

  1. Косвенное дополнение предшествует прямому;
  2. прилагательное-определение предшествует определяемому существительному;
  3. наречия предшествуют прилагательным, к которым относятся;
  4. отрицательные (nahī̃, na, mat) и вопросительные маркеры предшествуют глаголу, если имеются оба, то впереди помещают вопросительный;
  5. Слово kyā («что?») в общих вопросах[en] находится в начале придаточного предложения.

Посессив

Обладание выражается с помощью глаголов со значением «иметь», как и во многих других языках, в частности, генитивом (в соответствующей форме) или послелогом ke pās и глаголом honā. Объекты, которые могут быть в собственности, делятся на две группы: первая охватывает людей (например, членов семьи), а также части тела; вторая — большинство неодушевлённых предметов, абстракций, а также некоторое количество людей (слуги).

  • Для указания посессива слов из первой категории после субъекта ставится , а затем объект. С личными местоимениями при этом обязательно употребление посессивного местоимения в соответствующей форме. Пример: Merī mātā he («У меня есть мать»), Shiv kī tīn ā̃khẽ hain («У Шивы три глаза»).
  • Для указания посессива слов из второй категории используется сложный послелог ke pās: Mohan ke pās ek bukkarī he («У Мохана есть одна коза»).

Глагол

Общие сведения

Глагольная система хиндустани построена вокруг комбинации грамматического времени/наклонения и вида. Глагол в хиндустани, как и существительное, имеет многоуровневое изменяемое окончание[80].

В хиндустани три глагольных вида: совершенный, длительный[en] и хабитуалис, все они имеют чёткие морфологические корреляты[64] — причастные формы, изменяющиеся по роду и числу аналогично прилагательным[81]. Совершенный вид, несмотря на некоторое число исключений и морфофонемных изменений, наиболее прост: для его образования к глагольному корню добавляют соединительную гласную. Хабитуалис образуется из причастия несовершенного вида; глагольный корень, звук -t-, а затем гласный. Длительный вид создаётся перифразом.

Имеются пять форм связки, образованные от глагола «быть» honā: настоящего, прошедшего времени, сослагательная, предположительная, контрфактуальная.

Неаспектуальные формы включают инфинитив, повелительное наклонение, а также соединительную форму. Упомянутые морфологические конструкты (условная, предположительная и другие) применимы как к корню связки (для использования в качестве вспомогательного глагола), так и к корню знаменательных слов (для финитных форм глаголов).

Финитное согласование производится с номинативным дополнением, кроме переходных глаголов совершенного вида, которые согласуются с прямым дополнением; в этом случае дополнение принимает эргативный падеж, демонстрируя расщеплённую эргативность.

Слева в таблице приведены парадигмы изменения для согласования прилагательных (A), немного отличающиеся от приведённых ранее: множественное число женского рода при определённых условиях назализуется. Справа находятся парадигмы согласования в лице (P), использующиеся в сослагательном наклонении.

(A) ед. ч. мн. ч.
м. р. -ā -e
ж. р. -ī -ī(̃)
(P) 1-е л. 2-е л. 3-е л.
Ед. ч. -ū̃ -e
Мн. ч. - -o/ẽ -

Словоизменение

Приведено словоизменение глагола dauṛnā «бежать», а также спряжение 3-го лица мужского рода единственного числа (P = e, A = ā).

Невидовые Видовые
Неличные
Корень * dauṛ
Инфинитив/
герундий/
причастие
обязанности
<tt>*-n-ā dauṛnā
Инфинитив в косвенном падеже <tt>*-n-e dauṛne
Деепричастие <tt>*-kar, *-ke dauṛkar, dauṛke
Имя деятеля/
Причастие намерения
<tt>*-n-e vāl-A dauṛne vālā
Причастия
Перфективное <tt>*-A (hu-A) dauṛā (huā)
Имперфективное <tt>*-t-A (hu-A) dauṛtā (huā)
Причастие кос.п. как наречие
Имперфект <tt>*-t-e (hu-e) dauṛte hue
Личные
Возможное будущее <tt>*-P dauṛe
Определённое будущее <tt>*-P g-A dauṛegā
Повелительное наклонение[82]
Интимное <tt>* dauṛ
Дружеское <tt>*-o dauṛo
Вежливое <tt>*-iye dauṛiye
Отложенное <tt>*-nā dauṛnā
Почтительное <tt>*-iye gā dauṛiye gā
Вид в зависимости от связки
Совершенный Обычный Длительный
<tt>*-A <tt>*-t-A <tt>* rah-A
Настоящее <tt>h-? dauṛā hai dauṛtā hai dauṛ rahā hai
Прошедшее <tt>th-A dauṛā thā dauṛtā thā dauṛ rahā thā
Сослагательное <tt>ho-P dauṛā ho dauṛtā ho dauṛ rahā ho
Предположительное ho-P g-A dauṛā ho gā dauṛtā ho gā dauṛ rahā ho gā
Условное <tt>ho-t-A dauṛā hotā dauṛtā hotā dauṛ rahā hotā
Неопредел. dauṛā dauṛtā

Примечания[83].

  • Будущее время образуется добавлением суффикса (~ ge ~ ) к сослагательной форме, являющейся стяжением gaā (= gayā, причастия совершенного вида от глагола jānā «идти»)[81]. Суффикс будущего времени, деепричастие и суффикс vālā считаются связанными морфемами в письменном хинди, но не в письменном урду[49]. Здесь приведён вариант урду (для простоты).
  •   Связка настоящего времени (<tt>h-?) не всегда следует правилам окончаний P, а связка сослагательного наклонения (ho-P) изменяется не всегда по правилам.
Ед. ч. Мн. ч.
1-е лицо 2-е лицо 3-е лицо 1-е лицо 2-е лицо 3-е лицо
Местоимение mãĩ vo ham tum āp vo
Настоящее время hū̃ hai hãĩ ho hãĩ
Сослагательное наклонение hū̃ ho ho
  • У Шмидта, а также Снелла и Уэйтмана связкой 1-го лица единственного числа указан hū̃[84][85], а у Шапиро — hoū̃[86].
  • Шапиро указывает в качестве вежливого окончания повелительного наклонения -iye[82], а Шмидт — -ie, переходящее в -iye после ā, o, ū[87].
  • Эвфонический глайд y помещается в причастия совершенного вида в стечения гласных. Этот звук является остатком от утерянного маркера совершенного вида[84]. запрещённые сочетания гласных — a + ā, ā + ā, o + ā, ī + ā, они превращаются в āyā, ayā, oyā, iyā[88]: khāyā/khāye/khāī/khāī̃ (khā- «есть»).
  • В дополнение к этому, сомбинации ī + ī и i + ī дают ī[88]: piyā/piye/pī/pī̃ (pī- «пить»).
  • Как было сказано, с совершенным видом переходных глаголов согласуются прямые дополнения, причём дополнение принимает эргативный послелог ne. Если прямое дополнение имеет послелог определённости ko, а также если прямого дополнения нет, согласование ограничивается обычным [89].
  • В этой связи имеется небольшое количество глаголов, которые, несмотря на транзитивность с логической точки зрения, не принимают ne и продолжают согласовываться с субъектом: lānā «приносить», bhūlnā «забывать», milnā «встречать»…
  • Помимо связочного значения глагол honā «быть» может быть использован при образовании вида: huā «случилось, стало»; hotā «случается, является»; ho rahā «случай».
  • Частица -ke может быть использована вместо -kar для соединения глаголов; для глагола karnā это единственная допустимая частица: karke, не *karkar[90].
  • В хиндустани очень мало исключений (приведены ниже).
Корень Перфектная
основа
[88]
Императив[91] Основа
сосл.накл.
[85]
Дружеский Вежливый
ho- «быть» hu-
jā- «идти» ga-[1]
kar- «делать» ki- kījie
de- «давать» di- do dījie d-
le- «брать» li- lo lījie l-
pī- «пить» pījie
  •   Если глагол jānā стоит в пассивном залоге, основой совершенного вида является jā-: «Пойдём домой?» — ghar jāyā jāe? (букв. «должно ли в дом быть уйдённым [нами]?»)[92].

Каузатив

Переходность и каузатив морфологически контрастируют в хиндустани, в результате чего появляются наборы глаголов, отличающихся только по этим признакам. Из-за множества способов изменения сложно выделить общие правила таких отличий, а в некоторых наборах количество элементов доходит до пяти. Значение некоторых элементов идиосинкретично[93].

Транзитивные и каузативные формы образуются от, соответственно, интранзитивных и транзитивных основ по правилам[93][94]:

1a. Смена гласной корня: aā, u/ūo, i/īe. Иногда сопровождается изменениями в конечной согласной корня: kc, IAST IAST, lØ.
1b. Суффиксация . Часто попровождается:
изменением гласной корня: ū/ou, e/ai/ā/īi;
добавлением полугласного l между основами, кончающимися на гласный.
2. Добавление суффикса -vā (вместо , если и в том месте, где он имеется) для каузатива.

Отсутствие элементов для наборов, образованных от глаголов ghūmnādhulnā, вызвано их отсутствием в литературе, а не принципиальной невозможностью создания[95]. Непереходные глаголы выделены цветом.

  • girnā «падать», girānā «упасть», girvānā «вызвать падение».
  • banna «становиться», banānā «делать», banvānā «вызывать делание».
  • khulnā «to open», kholnā «to open», khulvānā «to cause to be opened».
  • sīkhnā «учиться», sikhānā «учить», sikhvānā «вызывать изучение».
  • khānā «есть», khilānā «кормить», khilvānā «вызывать кормление».
  • biknā «продавать», becnā «продавать», bikvānā «приводить к продаже».
  • dikhnā/dīkhnā «казаться», dekhnā «смотреть», dikhānā «показывать», dikhvānā «вызывать показ».
  • kahnā «to say», kahlānā «быть позванным».
  • ghūmnā «to go round», ghumānā «to make go round».
  • leṭnā IAST «ложиться», liṭānā IAST «укладывать».
  • baiṭhnā IAST «сидеть», biṭhānā IAST «усаживать».
  • sonā «спать», sulānā «укладывать спать».
  • dhulnā «мыть», dhonā «мыть».
  • ṭūṭnā IAST «ломать», toṛnā IAST «ломать», tuṛānā IAST «вызывать поломку».

В каузативной модели «вызывать X» агенс принимает послелог se. Таким образом, Y se Z banvānā «вызывать Z посредством Y» = «заставлять Y сделать Z» = «сделать Z посредством Y» и т. п.

Составные глаголы

Составные глаголы[en] — выделяющаяся особенность хиндустани; такие глаголы состоят из основы и вспомогательного глагола. Вспомогательный глагол теряет своё значение[96] и передаёт его часть составному глаголу[97], а основа составляет лексическое ядро[96]. Почти каждый глагол может быть основным, но набор вспомогательных глаголов ограничен[98], краткий список приведён ниже; основное, сначала указано основное значение, а затем значение в качестве вспомогательного:

  • jānā «идти»; добавляет значение полноты, оконченности или изменения состояния: ānā «приходить» → ā jānā «прийти, прибыть»; khānā «есть» → khā jānā «съесть»; pīnā «пить» → pī jānā «выпить»; baiṭhnā IAST «сидеть» → baiṭh jānā IAST «сесть»; samajhnā «понимать» → samajh jānā «понять»; sonā «спать» → so jānā «лечь спать»; honā «быть» → ho jānā «стать»[99];
  • lenā «брать»; предполагает направление действия на исполнителя: paṛh lenā IAST «читать себе, про себя»[100];
  • denā «давать»; предполагает направление действия от исполнителя: paṛh denā IAST «читать вслух»[100].

Приведённые выше три глагола — наиболее частоупотребимы и наименее ярко проявляются лексически[101]. Нюансы, добавляемые вспомогательными глаголами часто почти незаметны.

Переходные вспомогательные глаголы lenā и denā используются с переходными глаголами; непереходный jānā обычно сочетается с непереходными, а сочетание переходного глагола и jānā будет непереходным.

  • ḍālnā IAST «бросать, лить, насыпать»; указывает на то, что действие было выполнено решительно, грубо или опрометчиво[102], является усиливающим, указывая на срочность или грубость[103]: mārnā «ударять» → mār ḍālnā IAST «убивать», pīnā «пить» → pī ḍālnā IAST «выпивать».
  • baiṭhnā IAST «садиться»; указывает на то, что действие сделано глупо, сдуру, или упрямо[104], а также неодобрение говорящим, импульсивное или вынужденное действие[103]: kahnā «сказать» → kah baiṭhnā IAST «ляпнуть, сказать необдуманно», karnā «делать» → kar baiṭhnā IAST «сделать необдуманно», laṛnā IAST «бороться» → laṛ baiṭhnā IAST «пререкаться».
  • paṛnā IAST «падать»; означает вынужденное, неожиданное или неизбежное действие[101], добавляет значение внезапного изменения состояния[104].
  • uṭhnā IAST «подниматься»; используется в качестве усилителя[105], означающего начало действия: jalnā «гореть» → jal uṭhnā IAST «вспыхнуть», nacnā «танцевать» → nac uṭhnā IAST «пуститься в пляс»[104].
  • rakhnā «сохранять»; означает настойчивость, продолжительность результата действия[106], встречается вместе с lenā и denā, тогда означает «давать (в долг)», «брать (в долг)», а с другими глаголами — действие, выполненное заранее, раньше[103].
  • Маркер длительного вида rahā появился из сложного глагола rahnā («оставаться»): mãĩ bol rahā hū̃ = «я оставался говорить» → «я продолжил говорить» → «я говорю». Однако глагол утерял все формы, кроме перфекта и грамматикализовался[107].

Сложные глаголы обычно используются либо с глаголами завершённых действий, либо повелительного наклонения; гораздо реже — с отрицаниями, соединительными, контекстно продолжительными или спекулятивными. Это связано с невозможностью описания не совершённого ещё действия посредством перфекта[100].

Сложные глаголы

Другой важной особенностью хиндустани является наличие сложных глаголов, состоящих из существительного или прилагательного, к которым добавлен вербализатор, обычно — переходный karnā «делать» или непереходный honā «быть, становиться».

Прилагательное Сложный глагол Буквально Перевод
sāf чистый sāf karnā делать чистым чистить
niyukt/muqarrar назначенный niyukt/muqarrar karnā делать назначенным назначать
band закрытый band honā становиться закрытым закрывать
xatm законченный xatm honā делать законченным заканчивать

Если основным компонентом является существительное, оно ведёт себя как прямое дополнение глагола (не принимает маркер ko, согласовывается с ним в перфектных и инфинитивных конструкциях), а пациенс (иногда агенс, см. gālī khānā) сложного глагола часто маркируется как генитивный свободный член предложения (-kā ~ ke ~ )[108].

Существительное Составной глагол Глагол + пациенс Буквально Перевод
intizār ожидание intizār karnā kisī kā intizār karnā делать чьё-либо ожидание ждать кого-либо
istemāl использование istemāl karnā fon kā istemāl karnā делать использование телефона пользоваться телефоном
bāt разговор bāt karnā Samīr kī bāt karnā делать разговор [чей?] Самир Говорить о Самир
pratiṣṭhā IAST/tansīb установка pratiṣṭhā/tansīb karnā IAST mūrti/but kī pratiṣṭhā/tansīb karnā IAST делать установку идола устанавливать идол
gālī проклятие gālī khānā sanam kī gālī khānā есть проклятие любовника быть проклятым любовником

Пассивный залог

Пассивный залог создаётся перифразом: из причастия совершенного вида с добавлением вспомогательного глагола jānā «идти»: likhnā «писать» → likhā jānā «идти написанным» (быть написанным). Агенс маркируется послелогом se. Пассивный залог образуется как от переходных, так и от непереходных глаголов для указания на невозможность или неспособность совершения действия, обычно в отрицаниях. Кроме того, непереходные глаголы часто имеют пассивный смысл или означают непроизвольные действия[109].

Письмо

Исторически наиболее популярным было письмо «кайтхи» (Kaithi). В настоящее время используется либо почерк «насталик» арабского письма (для урду), либо деванагари (для хинди). В Интернете широко распространены разные варианты латиницы; она также используется для написания названий «болливудских» фильмов (чтобы обеспечить их более широкое распространение). Также латиницей в Индии печатается часть христианской литературы (включая Библию) на урду.

Арабское письмо:

ذ ڈ د خ ح چ ج ث ٹ ت پ ب ا
z d x h c j s t p b *
ف غ ع ظ ط ض ص ش س ژ ز ڑ ر
f ɣ * z t z s ʃ s ʒ z r
ے ی ء ه‍ ہ و ن م ل گ ک ق
ɛ,e i,y * ʰ h * n m l g k q

Девангари:

a ā i ī u ū e ai o au
ख़ ग़
k x ɡ ɠ ɣ ɡʱ ŋ
ज़
c ɟ ʄ z ɟʱ ɲ
ड़ ढ़
ʈ ʈʰ ɖ ɗ ɽ ɖʱ ɽʰ ɳ
t d n
फ़ ॿ
p f b ɓ m
j r l ʋ
ʃ ʂ s h

Напишите отзыв о статье "Хиндустани"

Примечания

  1. [hindinideshalaya.nic.in/hindi/introduction.html Central Hindi Directorate: Introduction]
  2. [www.urducouncil.nic.in/ National Council for Promotion of Urdu Language]
  3. [archive.is/20120525125610/www.bbc.co.uk/languages/other/guide/urdu/steps.shtml BBC: A Guide to Urdu]
  4. Хинди: 180 млн. (1991). Урду: 48 млн в Индии (1997) + 11 млн в Пакистане (1993). Ethnologue, 16-е издание.
  5. 120 млн хинди (1999), 45 млн урду (1999). Ethnologue 16-е издание.
  6. [sasw.chass.ncsu.edu/fl/faculty/taj/hindi/abturdu.htm About Hindi-Urdu]. North Carolina State University. Проверено 2009–08–09.
  7. Mohammad Tahsin Siddiqi (1994), [books.google.com/?id=vnrTAAAAMAAJ Hindustani-English code-mixing in modern literary texts], University of Wisconsin, <books.google.com/?id=vnrTAAAAMAAJ> 
  8. Lydia Mihelič Pulsipher, Alex Pulsipher, Holly M. Hapke (2005), [books.google.com/?id=WfNaSNNAppQC World Regional Geography: Global Patterns, Local Lives], Macmillan, ISBN 0-7167-1904-5, <books.google.com/?id=WfNaSNNAppQC> 
  9. Michael Huxley (editor) (1935), [books.google.com/?id=Z1xOAAAAIAAJ The Geographical magazine, Volume 2], Geographical Press, <books.google.com/?id=Z1xOAAAAIAAJ> 
  10. Great Britain, Royal Society of Arts (1948), [books.google.com/?id=fx_SAAAAMAAJ Journal of the Royal Society of Arts, Volume 97], <books.google.com/?id=fx_SAAAAMAAJ> 
  11. Robert E. Nunley, Severin M. Roberts, George W. Wubrick, Daniel L. Roy (1999), [books.google.com/?id=7wQAOGMJOqIC The Cultural Landscape an Introduction to Human Geography], Prentice Hall, ISBN 0-13-080180-1, <books.google.com/?id=7wQAOGMJOqIC> 
  12. [www.britannica.com/EBchecked/topic/619612/Urdu-language Urdu language — Britannica Online Encyclopedia]. Britannica.com. Проверено 18 декабря 2011. [www.webcitation.org/6HT0MG4WI Архивировано из первоисточника 18 июня 2013].
  13. [books.google.co.uk/books?id=ooH5VfLTQEQC&pg=PA2&lpg=PA2&dq=urdu+heavy+persian#v=onepage&q=urdu%20heavy%20persian&f=false Hindi] by Yamuna Kachru
  14. [books.google.co.uk/books?id=-xzljvnQ1vAC&pg=PA175&lpg=PA175&dq=hindi+in+perso-arabic+script+india#v=onepage&q=&f=false Students' Britannica: India: Select essays] by Dale Hoiberg, Indu Ramchandani page 175
  15. "Hindustani B2". Oxford English Dictionary. Oxford University Press. 2nd ed. 1989.
  16. [www2.ignatius.edu/faculty/turner/languages.htm The World’s Most Widely Spoken Languages]
  17. 1 2 Keith Brown, Sarah Ogilvie (2008), [books.google.com/?id=F2SRqDzB50wC Concise Encyclopedia of Languages of the World], Elsevier, ISBN 0-08-087774-5, <books.google.com/?id=F2SRqDzB50wC> 
  18. [islamicindia.blogspot.com/2005/11/origin-and-growth-of-urdu-language.html The Origin and Growth of Urdu Language]. Yaser Amri. Проверено 8 января 2007. [www.webcitation.org/6Gm4tCuXs Архивировано из первоисточника 21 мая 2013].
  19. Zahir ud-Din Mohammad (2002-09-10), Thackston, Wheeler M., ed., The Baburnama: Memoirs of Babur, Prince and Emperor, Modern Library Classics, ISBN 0-375-76137-3 
  20. B.F. Manz, «Tīmūr Lang», in Encyclopaedia of Islam, Online Edition, 2006
  21. Encyclopædia Britannica, «[www.britannica.com/eb/article-9072546/Timurid-Dynasty Timurid Dynasty]», Online Academic Edition, 2007. (Quotation:…Turkic dynasty descended from the conqueror Timur (Tamerlane), renowned for its brilliant revival of artistic and intellectual life in Iran and Central Asia.Trading and artistic communities were brought into the capital city of Herat, where a library was founded, and the capital became the centre of a renewed and artistically brilliant Persian culture...)
  22. [www.bartleby.com/65/ti/Timurids.html "Timurids"], The Columbia Encyclopedia (Sixth ed.), New York City: Columbia University, <www.bartleby.com/65/ti/Timurids.html>. Проверено 8 ноября 2006. 
  23. Encyclopædia Britannica article: [www.britannica.com/eb/article-26937/Islamic-world Consolidation & expansion of the Indo-Timurids], Online Edition, 2007.
  24. McGregor, Stuart (2003), [books.google.com/?id=xowUxYhv0QgC&pg=RA1-PA912&vq=%22the+progress+of+hindi%22&dq=0520228219 "The Progress of Hindi, Part 1"], Literary cultures in history: reconstructions from South Asia, с. 912, ISBN 978-0-520-22821-4, <books.google.com/?id=xowUxYhv0QgC&pg=RA1-PA912&vq=%22the+progress+of+hindi%22&dq=0520228219>  in Pollock (2003)
  25. 1 2 Faruqi, Shamsur Rahman (2003), [books.google.com/?id=xowUxYhv0QgC&pg=PA806&vq=%22Urdu%22+as+a+name+for+the+language&dq=0520228219 "A Long History of Urdu Literarature, Part 1"], Literary cultures in history: reconstructions from South Asia, с. 806, ISBN 978-0-520-22821-4, <books.google.com/?id=xowUxYhv0QgC&pg=PA806&vq=%22Urdu%22+as+a+name+for+the+language&dq=0520228219>  in Pollock (2003).
  26. 1 2 [books.google.co.uk/books?id=kmKLxzTnL9IC&pg=PA232&lpg=PA232&dq=british+india+language+perso+arabic+script#v=onepage&q=british%20india%20language%20perso%20arabic%20script&f=false Writing Systems] by Florian Coulmas, page 232
  27. «Colonial Knowledge and the Fate of Hindustani» (Cambridge University Press).
  28. [books.google.co.uk/books?id=GGGudMuE4PIC&pg=PA218&lpg=PA218&dq=urdu+british+raj+official+language#v=onepage&q=urdu%20british%20raj%20official%20language&f=false Indian critiques of Gandhi by Harold G. Coward page 218]
  29. [books.google.com/?id=_rwIAAAAQAAJ&dq=hindoostanee+language&printsec=frontcover A Grammar of the Hindoostanee Language], Chronicle Press, 1796, <books.google.com/?id=_rwIAAAAQAAJ&dq=hindoostanee+language&printsec=frontcover>. Проверено 8 января 2007. 
  30. [books.google.co.in/books?id=j_1ykl3ZHXcC&pg=PA344&dq=Hindustani+people#v=onepage&q=Hindustani%20people&f=false] Indika: the country and the people of India and Ceylon By John Fletcher Hurst (1891) Page 344.
  31. [bse.sci-lib.com/article119107.html «Хиндустани»] в Большой советской энциклопедии
  32. [education.nic.in/natpol_new.asp Government of India: National Policy on Education].
  33. 1 2 Masica (1991:110)
  34. Masica (1991:111)
  35. 1 2 3 4 Shapiro (2003:258)
  36. Masica (1991:114)
  37. 1 2 Ohala (1999)
  38. 1 2 3 4 5 Ohala (1999:101)
  39. Masica (1991:117)
  40. 1 2 3 4 5 Shapiro (2003:260)
  41. 1 2 Ohala (1999:102)
  42. Tiwari, Bholanath ([1966] 2004) हिन्दी भाषा (Hindī Bhāshā), Kitāb Mahal, Allahabad, ISBN 81-225-0017-X.
  43. 1 2 Masica (1991:97)
  44. 1 2 3 Janet Pierrehumbert, Rami Nair, [books.google.com/books?id=_jqjQwAACAAJ Implications of Hindi Prosodic Structure (Current Trends in Phonology: Models and Methods)], European Studies Research Institute, University of Salford Press, 1996, ISBN 978-1-901471-02-1, <books.google.com/books?id=_jqjQwAACAAJ> 
  45. 1 2 3 [books.google.com/books?id=vvuP8sD1wloC&pg=PR5&lpg=PR5&dq=A+Primer+of+modern+standard+Hindi++By+Michael+C.+Shapiro&source=bl&ots=ncOBlKHXfm&sig=oFtsGyFfUQlQleSePMzV4Ja6ndY&hl=en&ei=RMKUSrWCAo2QNrrS2fkH&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1#v=onepage&q=&f=false A Primer of Modern Standard Hindi]. — Motilal Banarsidass.
  46. [www.aclweb.org/anthology/C/C08/C08-1068.pdf Hindi Urdu Machine Transliteration using Finite-state Transducers]. Association for Computational Linguistics. Проверено 25 августа 2009. [www.webcitation.org/6Gm4vIWFy Архивировано из первоисточника 21 мая 2013].
  47. 1 2 Masica (1991:92)
  48. Shapiro (2003:261)
  49. 1 2 3 Schmidt (2003:293)
  50. Hussein 1997
  51. Hayes 1995:276ff
  52. www.und.nodak.edu/dept/linguistics/theses/2001Dyrud.PDF Dyrud, Lars O. (2001) Hindi-Urdu: Stress Accent or Non-Stress Accent? (University of North Dakota, master’s thesis)
  53. www.speech.sri.com/people/rao/papers/icslp96_wbhyp.pdf Ramana Rao, G.V. and Srichand, J. (1996) Word Boundary Detection Using Pitch Variations. (IIT Madras, Dept. of Computer Science and Engineering)
  54. [dsal.uchicago.edu/digbooks/images/PK1983.N2_1999_V1/PK1983.N2_1999_V1.pdf Introductory Urdu, Volume I], C. M. Naim, Revised, Third Edition, South Asia language & Area Center, University of Chicago, 1999
  55. Shapiro (2003:262–263)
  56. 1 2 Shapiro (2003:263)
  57. Shapiro (2003:262)
  58. 1 2 3 Snell & Weightman (1989:24)
  59. Snell & Weightman (1989:43)
  60. Schmidt (2003:313)
  61. 1 2 3 Shapiro (2003:264)
  62. Snell & Weightman (1989:117)
  63. 1 2 3 Shapiro (2003:265)
  64. 1 2 3 Shapiro (2003:266)
  65. Snell & Weightman (1989:67)
  66. Snell & Weightman (1989:80–81)
  67. Shapiro (2003:264–265)
  68. Snell & Weightman (1989:21)
  69. Snell & Weightman (1989:68)
  70. Snell & Weightman (1989:106)
  71. Snell & Weightman (1989:88)
  72. Snell & Weightman (1989:89)
  73. Snell & Weightman (1989:90)
  74. Snell & Weightman (1989:79)
  75. Snell & Weightman (1989:80)
  76. Snell & Weightman (1989:198)
  77. Schmidt (2003:322)
  78. Snell & Weightman (1989:150)
  79. Shapiro (2003:271)
  80. Masica (1991:257)
  81. 1 2 Schmidt (2003:323)
  82. 1 2 Shapiro (2003:268)
  83. Masica (1991:292–294, 323–325)
  84. 1 2 Schmidt (2003:324)
  85. 1 2 Snell & Weightman (1989:113, 125)
  86. Shapiro (2003:267)
  87. Schmidt (2003:330)
  88. 1 2 3 Schmidt (2003:328)
  89. Snell & Weightman (1989:140)
  90. Snell & Weightman (1989:149)
  91. Snell & Weightman (1989:64)
  92. Snell & Weightman (1989:179)
  93. 1 2 Shapiro (2003:270)
  94. Snell & Weightman (1989:243–244)
  95. (Snell & Weightman 1989:243)
  96. 1 2 Shapiro (2003:269)
  97. Snell & Weightman (1989:154)
  98. Shapiro (2003:269–270)
  99. Snell & Weightman (1989:155)
  100. 1 2 3 Snell & Weightman (1989:156)
  101. 1 2 Schmidt (2003:337)
  102. Snell & Weightman (1989:220)
  103. 1 2 3 Schmidt (2003:338)
  104. 1 2 3 Snell & Weightman (1989:221)
  105. Schmidt (2003:337–338)
  106. Snell & Weightman (1989:222)
  107. Masica (1991:329)
  108. (Masica 1991, С. 368)
  109. Schmidt (2003:331)

Литература

  • Зограф Г. А. Хинди, урду и хиндустани (об употреблении терминов), «Краткие сообщения института востоковедения», 1956, т. 18
  • Зограф Г. А. Хиндустани на рубеже XVIII—XIX вв., М.. 1961
  • Шаматов А. Н. Классический дакхини. (Южный хиндустани XVII в.), М., 1974
  • Harley, A. H. 1944. Colloquial Hindustani, Publisher:Kegan Paul, Trench, Trubner & Co., Ltd

Ссылки

  • [bse.sci-lib.com/article119107.html «Хиндустани»] в Большой советской энциклопедии
  • [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le4/le4-5351.htm «Хиндустани»] в Литературной Энциклопедии

Отрывок, характеризующий Хиндустани



Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]