Овсянико-Куликовский, Дмитрий Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Николаевич Овсянико-Куликовский
Место рождения:

Каховка, Таврическая губерния

Научная сфера:

литературоведение, санскритология

Место работы:

Новороссийский университет, Казанский университет, Харьковский университет

Альма-матер:

Санкт-Петербургский университет, Новороссийский университет

Научный руководитель:

В.И. Григорович[1]

Дми́трий Никола́евич Овся́нико-Кулико́вский (23 января [4 февраля1853, Каховка [2], Таврическая губерния — 9 октября 1920, Одесса) — русский[3] литературовед и лингвист.[3] Почётный член Петербургской академии наук (1907), Российской академии наук (1917).[3]





Биография

Родился в дворянской семье. Правнук Елизаветы Тёмкиной и возможный праправнук Екатерины II и Григория Потёмкина.

Учился в Петербургском (1871—1873) и Одесском (Новороссийском, 1873—1876) университетах, в Праге и Париже.[3] С 1882 был приват-доцентом и профессором четырёх российских университетов — Новороссийского, Казанского, Харьковского и Петербургского.[3]

Был одним из редакторов журнала «Вестник Европы» (1913—18), редактором «Истории русской литературы XIX века» (т. 1—5, 1908—10).[3] «Мой отец, под бременем долгов (свыше миллиона), ещё в 1879 году продал Каховку и купил маленькое именьице Рею в Волынской губернии, в пятнадцати верстах от Бердичева».[4].

Научная деятельность

Литературоведение

Написал много работ о русских писателях-классиках XIX века. Исследовал проблемы теории и психологии творчества. Ученик и последователь А. А. Потебни[3], одного из основоположников психологического направления в литературоведении.

Главный труд ученого: «История русской интеллигенции». Основные литературно-критические работы:[3] 1) Статьи по теории литературы («Психология мысли и чувства. Художественное творчество»); 2) Монография «Н. В. Гоголь»; 3) Книги «А. С. Пушкин», «И. С. Тургенев», «Л. Н. Толстой»; 4) «Этюды о творчестве А. П. Чехова»; 5) «Воспоминания».

Причину эволюции социально-философских идей русского общества видел в различиях «душевной организации поколений»[3]

Языкознание

В своей основной лингвистической работе «Синтаксис русского языка» (1902) выступил последователем психологизма А. А. Потебни (Харьковская лингвистическая школа). Занимался развитием его положения об изначальной образности языка, являющейся первоисточником поэтического мышления, об аналогии слова и художественного произведения, близости научного и художественного мышления.[3]Разработал понятие синтаксической формы, основным способом проявления которой считал грамматическое предицирование («сказуемость»). Считал синтаксис центральным компонентом грамматики, строя анализ текста в направлении «от предложения к звукам». В русском языке выделял 11 частей речи.

Санскрит, ведийская мифология и философия

Один из первых российских исследователей санскрита, ведийской мифологии и философии[3].

Научные труды

  • Овсянико-Куликовский Д. Н. Собр. соч. Т. 1—9. 2-е изд. — Пг.: Госиздат, 1923—1924.
  • Овсянико-Куликовский Д. Н. История русской интеллигенции. Ч. 1—3. — М.: В. М. Саблин, 1906—1911.
  • Овсянико-Куликовский Д. Н. Теория поэзии и прозы. (Теория словесности), 5-е изд. — М.—Пг.: Госиздат, 1923.

Семья

  • Мать Варвара Николаевна Овсяннико-Куликовская (ур. Рудь)
  • Отец Николай Дмитриевич Овсянико-Куликовский, передал свой крепостной оркестр одесскому театру в 1809 г.
  • Брат Григорий был женат на Матильде Карловне (ур. Белецкой, дочери Эмилии Мюллер и Карла Яковлевича Белецкого)

Напишите отзыв о статье "Овсянико-Куликовский, Дмитрий Николаевич"

Примечания

  1. Д.Н. Овсянико-Куликовский Воспоминания, Изд. "Время" Петербург, 1923 г., стр.79
  2. Д.Н. Овсянико-Куликовский Воспоминания, Изд. "Время" Петербург, 1923 г., стр.59
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Чудаков А. П. Овсянико-Куликовский, Дмитрий Николаевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  4. Дмитрий Николаевич Овсянико-Куликовский-«Литературно-критические работы», М., «Художественная литература», 1989, т. 2, стр. 422
  5. </ol>

Литература

  • Райнов Т. «Психология творчества» Д. Н. Овсянико-Куликовского // Вопросы теории и психологии творчества. Т. 5. — Харьков, 1914.


Отрывок, характеризующий Овсянико-Куликовский, Дмитрий Николаевич

– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.