Аратта
Поделись знанием:
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Ара́тта — страна, упоминаемая в шумерской мифологии, связанной с именами Энмеркара и Лугальбанды, двух ранних (полулегендарных) царей Урука, также упоминающихся в Списке царей Шумера.
Содержание
Роль в шумерской литературе
В шумерской литературе Аратта описывается следующим образом:
- это сказочно богатое место, где много золота, серебра, лазурита и других ценных материалов, а также много ремесленников, умеющих их обрабатывать.[1]
- Аратта находится далеко (от Урука), до неё трудно добраться.
- это дом богини Инанны, которая позднее вместо Аратты начинает благоволить Уруку.
- Аратту завоевал Энмеркар из Урука.
Основные упоминания
Энмеркар и Властелин Аратты [2] — богиня Инанна живёт в Аратте, но Энмеркар из Урука нравится ей больше, чем повелитель Аратты, имя которого в эпосе не названо. Энмеркар захотел, чтобы Аратта подчинилась Уруку и отправляла в Урук на строительство храма камни, добытые в горах, а также продукты обработки золота, серебра и лазурита, вместе с рудой «кугмеа». Инанна предложила ему отправить в Аратту посла, который по дороге туда поднялся в горы Зуби и спустился с них, прошёл через Сузы, Аншан, а также «пять, шесть, семь» гор. В свою очередь, в обмен на эти товары Аратта потребовала зерна. Благосклонность Инанны переходит к Уруку, а полученное от Урука зерно приводит к тому, что люди Аратты начинают симпатизировать Уруку, поэтому правитель Аратты предлагает Энмеркару выставить силача на состязание с силачом из Аратты. Затем бог Ишкур способствует тому, чтобы посев Аратты дал урожай.
Энмеркар и Энсугирана [3] — правитель Аратты, который назван по имени Эн-сугир-ана (или Энсукешданна), вызывает Энмеркара из Урука на состязание за руку богини Инанны, и в состязании его представитель побеждён. Гадатель советует ему, тем не менее, принудить Урук к подчинению, а советник говорит, что заставит Урук транспортировать его собственные товары через Аратту, направив туда флотилию. После этого гадатель наводит заклятие на животных Урука, но мудрая женщина отводит его заклятие, после чего Эн-Сугир-ана признаёт поражение и переход благосклонности богини Инанны к Энмеркару.
Лугальбанда в горной пещере [4] — это легенда о Лугальбанде, которому предстоит стать наследником Энмеркара. Армия Энмеркара проходит через горные территории, чтобы воевать с восставшей Араттой. Лугальбанда заболел и его оставили в пещере, но он молится различным богам, выздоравливает и ищет обратную дорогу из гор.
Лугальбанда и птица Анзуд [5] — Лугальбанда подружился с птицей Анзуд и просит её помочь ему найти армию, от которой он отстал. Когда армия Энмеркара встречает отпор, Лугальбанда вызывается вернуться в Урук, чтобы попросить о помощи богиню Инанну. Он переходит через горы, проходит по равнине, затем через Аншан и достигает Урука, где получает помощь от Инанны. Та советует Энмеркару вывезти принадлежащие Аратте «металлические изделия и кузнецов, каменные изделия и каменщиков», и все «плавильни Аратты будут его». Затем город описывается, как обладающий зубчатыми стенами из зелёного лазурита и кирпичей, выполненных из «касситерита, добытого в горах, где растёт кипарис».
Второстепенные упоминания
- Хвалебная песнь в честь Шульги[6]: «Я наполнил его сокровищами, подобными тем, что есть в священной Аратте».
- Баржа Шульги и Нинлиля[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.2.4.2.18&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t24218.p2#t24218.p2]: «Аратта, полная сокровищ».
- Пословицы[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.6.2.2&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t622.p7#t622.p7], [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.6.1.09&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t6109.p3#t6109.p3], [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.6.1.10&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t6110.p3#t6110.p3]: «Когда власти мудры, а бедняки послушны, это результат благословения Аратты».
- Пословицы неизвестного происхождения[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.6.2.5&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t625.p59#t625.p59]: «Когда власти мудры, а бедняков обходят мимо, это результат благословения Аратты».
- Гимн Хендурсанге (Хендурсанга A)[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.4.06.1&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t4061.p8#t4061.p8]: «Так что Аратта будет одолена (?), и Лугальбанда стоит в ожидании Ваших (Хендурсанги) приказаний».
- Гимн Нисабе (Нисаба A)[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.4.16.1&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t4161.p5#t4161.p5]: «В Аратте он (Энки?) поставил Э-загин (E-zagin, лазуритовый храм) в её (Нисабы) распоряжение».
- Сооружение храма Ниннгирсу[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.2.1.7&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t217.p85#t217.p85]: «чистый, как Кеш и Аратта».
- Tigi к Суэну (Нанна I) [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.4.13.09&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t41309.p4#t41309.p4]: «святыня моего сердца, которую я (Нанна) основала в радости, как Аратту»
- Инанна и Ибех[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.1.3.2&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t132.p9#t132.p9]: «недоступная горная цепь Аратта»
- Гильгамеш и Хувава (версия B)[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.1.8.1.5.1&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t18151.p5#t18151.p5]: «они знают дорогу даже в Аратту»
- Храмовые гимны[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.4.80.1&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t4801.p18#t4801.p18]: Аратта — «уважаемая»
- Гимн храма в Кеше[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.4.80.2&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t4802.p2#t4802.p2]: Аратта — «важная»
- Плач об Уре[etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.2.2.2&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t222.p66#t222.p66]: Аратта — «весомый (советчик)»
Гипотезы о местонахождении
Хотя Аратта известна только из мифа,[7] некоторые ассириологи и археологи высказывали гипотезы о месте её нахождения, опираясь на данные мифов:[8][9]
- путешествующие по суше, чтобы добраться до Аратты, должны пройти через Сузы и горный регион Аншан.
- Аратта является источником, или как минимум имеет доступ, к драгоценным камням, в частности, к лазуриту, которые обрабатываются в этой стране.
- из Урука туда можно добраться по воде, хотя она находится далеко от Урука.
- в то же время, она находилась от него достаточно близко, чтобы туда могло добраться шумерское войско в условиях 27 века до н. э.
В 1963 г. Самуэль Крамер высказал предположение, что «гора Хурум» в мифе о Лугальбанде могла относиться к хурритам, и на этом основании предполагал, что Аратта должна была располагаться близ озера Урмия, на Армянском нагорье.[10] С другой стороны, «гора Хурум», «hur-ru-um kur-ra-ka», в произведении, которое сейчас принято называть «Лугальбанда в горной пещере»,[4] в настоящее время толкуется как «горная пещера»,[11] [12] [13] [14] и Крамер позднее предложил для данной истории название «Лугальбанда, странствующий герой».[12]
В других работах рассматривается древняя дорога, по которой шла торговля драгоценными камнями, «Великая Хорасанская дорога» из Гималаев, поскольку единственным источником лазурита в древнем мире был Бадахшан в Афганистане,[15], откуда путь в Месопотамию проходил через север Ирана.[16][17][18]
Аншан, который к тому времени ещё не был локализован, исследователи первоначально искали в центральной части горного массива Загрос.[19] Однако, когда Аншан[20] был отождествлён с Талли-Мальяном в 1973 г.,[21], то оказалось, что он находился в 600 км к юго-востоку от Урука, достаточно далеко от любой из северных сухопутных или водных дорог, идущих из Урука, что делало невозможным для шумерской армии 27 века до н. э. пройти 550 км по территории Элама ради войны с Араттой.[22]
В ряде гипотез высказывались предположения о локализации Аратты в восточном Иране.[23][24] Иранский археолог Юсеф Маджидзаде предполагал, что открытая в начале 21 века джирофтская культура могла быть Араттой.
К 1973 г. среди археологов сложилось мнение, что миф об Аратте не подтверждён археологическими свидетельствами,[7] и в 1978 г. Хансман выступал с предостережениями против спекуляций об Аратте.[25]:
«Что касается Аратты, по поводу которой до настоящего времени отсутствуют надписи или тексты, указывающие на то или иное местонахождение, механика идентификации в значительной мере зависит от индуктивного исследования. В лучшем случае подобные методы дают указания на то, какое из (вероятных) мест можно считать допустимым или возможным. Тем не менее, на подобные допущения нельзя чрезмерно полагаться, поскольку тогда гипотеза становится скорее субъективной, чем объективной».
Другие исследователи предлагали отождествить с Араттой санскритский топоним Āraṭṭa или Arāṭṭa, упоминаемый в Махабхарате и других текстах;[26]
Согласно ещё одной точке зрения, Аратта — искажённое название Арарат или Урарту.[27] Ряд авторов до настоящего времени рассматривают Аратту как чисто мифический объект.[28]
В публикациях Ю. А. Шилова, взгляды которого не признаны академической наукой, но широко растиражированы в популярной литературе, Аратта отождествляется с трипольской культурой и рассматривается как «арийская цивилизация».
Напишите отзыв о статье "Аратта"
Литература
- Black Jeremy. [books.google.com/books?id=6Mn5g1JaZ-4C&printsec=frontcover&dq=hur-ru-um&source=gbs_summary_r#PPA136,M1 Reading Sumerian Poetry]. — Cornell University Press. — P. 136. — ISBN 0801433398.
- [etcsl.orinst.ox.ac.uk/ The Electronic Text Corpus of Sumerian Literature]. Oxford (1998–2006). Проверено 15 марта 2008. [www.webcitation.org/66xBuuEbN Архивировано из первоисточника 16 апреля 2012].
- Cohen, Sol (1973). «[proquest.umi.com/pqdlink?index=0&sid=3&srchmode=1&vinst=PROD&fmt=6&startpage=-1&clientid=3751&vname=PQD&did=760326141&scaling=FULL&ts=1205694637&vtype=PQD&rqt=309&TS=1205694643&clientId=3751 Enmerkar and the Lord of Aratta]» (Ph.D. dissertation, University of Pennsylvania): 55–61. Проверено 2008-03-15.
- Gordon, Edmund I. (1967). «[links.jstor.org/sici?sici=0022-0256%281967%2921%3C70%3ATMOTI%3D%3E2.0.CO%3B2-1 The Meaning of the Ideogram dKASKAL.KUR = "Underground Water-Course" and its Significance for Bronze Age Historical Geography]». Journal of Cuneiform Studies 21: 72, note 9. Проверено 2005-03-15.
- Hansman, John F. (1978). «[links.jstor.org/sici?sici=0022-2968%28197810%2937%3A4%3C331%3ATQOA%3E2.0.CO%3B2-M The Question of Aratta]». Journal of Near Eastern Studies 37 (4): 331–336. DOI:10.1086/372671. Проверено 2005-03-15.
- Hansman, John F. (1985), [books.google.com/books?id=BBbyr932QdYC&printsec=frontcover&dq=anshan+malyan&source=gbs_summary_r#PPA25,M1 "Anshan in the Elamite and Archaemenian Periods"], The Cambridge History of Iran, vol. 2, Cambridge University Press, pp. 25–35, ISBN 0521200911, <books.google.com/books?id=BBbyr932QdYC&printsec=frontcover&dq=anshan+malyan&source=gbs_summary_r#PPA25,M1>. Проверено 15 марта 2005.
- Hansman, John F. (1972). «Elamites, Achaemenians and Anshan». Iran 10: 118, footnote 97.
- Herrmann, Georgina (1968). «Lapis Lazuli: The Early Phase of its Trade». Iraq 30: 36, 54.
- Kramer Samuel Noah. Enmerkar and the Lord of Aratta: A Sumerian Epic Tale of Iraq and Iran. — University Museum, University of Pennsylvania.
- Kramer Samuel Noah. The Sumerians. — University of Chicago Press. — P. 275. — ISBN 0226452387.
- Majidzadeh, Yousef (1976). «[links.jstor.org/sici?sici=0022-2968%28197604%2935%3A2%3C105%3ATLOA%3E2.0.CO%3B2-6 The Land of Aratta]». Journal of Near Eastern Studies 35 (2): 105–114. DOI:10.1086/372470. Проверено 2005-03-15.
- Majidzadeh Yousef. Jiroft: the Earliest Oriental Civilization.
- Mallowan, Max (1985), [books.google.com/books?id=wHi05HiRn1oC&pg=PA2&dq=mountains+anshan&sig=m_tlGDIdARBN7DuJesfT81WU5Hk#PPA410,M1 "Cyrus the Great"], The Cambridge History of Iran, vol. 2, ISBN 0521200911, <books.google.com/books?id=wHi05HiRn1oC&pg=PA2&dq=mountains+anshan&sig=m_tlGDIdARBN7DuJesfT81WU5Hk#PPA410,M1>. Проверено 15 марта 2005.
- Mallowan, Max (1969). «Elamite Problems». Proceedings of the British Academy LV: 256.
- Movsisyan Artak. Aratta: Land of the Sacred Law. — Yerevan.
- Potts, Daniel T. (2004). «Exit Aratta: Southeastern Iran and the Land of Marhashi». Name-ye Iran-e Bastan 4/1: 1–11.
- Reiner, Erica (1973). «The Location of Anšan». Revue d'Assyriologie 67: 57–62.
- Vanstiphout Herman L. J. [books.google.com/books?id=6yqtZcdeL70C&printsec=frontcover&dq=hur-ru-um&source=gbs_summary_r#PPA110,M1 Epics of Sumerian Kings: The Matter of Aratta]. — Society of Biblical Literature. — P. 110–111, etc.. — ISBN 1589830830.
- [books.google.com/books?id=UqbsSRgBRloC&printsec=frontcover&dq=hur-ru-um&source=gbs_summary_r#PPA121,M1 "Lugalbanda"], Reallexikon der Assyriologie und Vorderasiatischen Archäologie, vol. 7, Walter de Gruyter, 1990, pp. 121, ISBN 3110104377, <books.google.com/books?id=UqbsSRgBRloC&printsec=frontcover&dq=hur-ru-um&source=gbs_summary_r#PPA121,M1>. Проверено 15 марта 2008.
Примечания
- ↑ Коэн (Cohen, 1973, p. 55) отмечает: «Аратта стала синонимом „изобилия“ и „славы“.»
- ↑ [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.1.8.2.3# The Electronic Text Corpus of Sumerian Literature]
- ↑ [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.1.8.2.4# The Electronic Text Corpus of Sumerian Literature]
- ↑ 1 2 [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.1.8.2.1# The Electronic Text Corpus of Sumerian Literature]
- ↑ [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.1.8.2.2# The Electronic Text Corpus of Sumerian Literature]
- ↑ [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.2.4.2.25&display=Crit&charenc=gcirc&lineid=t24225.p4#t24225.p4 The Electronic Text Corpus of Sumerian Literature]
- ↑ 1 2 Сол Коэн (Cohen, 1973, p. 61) отмечает: «действительно странно, что название такого важного торгового центра до сих пор оставалось неизвестнім нам из любых экономических, административных или других нелитературных текстов Ура III или старовавилонского периода».
- ↑ Kramer (1963), Gordon (1967) and Cohen (1973)
- ↑ Herrmann (1968), Hansman (1972, 1978) and Majidzadeh (1976)
- ↑ Kramer (1963) p. 275.
- ↑ Lugalbanda in the Mountain Cave, ETCSL (2006) [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=c.1.8.2.1&display=Crit&charenc=&lineid=c1821.A.102#c1821.A.102 line 102, etc.]
- ↑ 1 2 Reallexikon der Assyriologie und Vorderasiatischen Archäologie (1990) vol. 7, [books.google.com/books?id=UqbsSRgBRloC&printsec=frontcover&dq=hur-ru-um&source=gbs_summary_r#PPA121,M1 p. 121]
- ↑ Black (1998) [books.google.com/books?id=6Mn5g1JaZ-4C&pg=PA136&dq=hur-ru-um&sig=U16WcEB9N_yPocQzK4HQ7CZvLNI#PPA136,M1 p. 136]
- ↑ Vanstiphout (2003) [books.google.com/books?id=STV52CawmiAC&pg=PA110&dq=hur-ru-um&sig=TuWvdHK1SG45knDMhh-3D1X1SgU#PPA110,M1 p.110-111, etc.]
- ↑ Clark (1986) [books.google.com/books?id=dUrsDklHqLIC&pg=PA68&dq=lapis+lazuli&sig=vbbbSruHYTjIDXKedfQn3j30Tzk#PPA67,M1 p. 67).]
- ↑ Gordon (1967) p. 72, note 9. Имеется в виду область Санандадж.
- ↑ Herrmann (1968) p. 54. Юг или юго-восток Каспийского моря. Цитируется по: Majidzadeh (1976).
- ↑ Cohen (1973) p. 60. Имеется в виду Хамадан.
- ↑ e.g. Gordon (1967) p. 72 note 9. Kermanshah; Mallowan (1969) p. 256. Речь шла о территории Бахтияри. Цитирутся по: Mallowan (1985) p. 401, note 1.
- ↑ В отличие от Аратты, Аншан хорошо документирован не только в литературных, но и в иных текстах (ср. Hansman (1985) [books.google.com/books?id=BBbyr932QdYC&printsec=frontcover&dq=anshan+malyan&source=gbs_summary_r#PPA25,M1 pp. 25-35]).
- ↑ Reiner, Erica (1973) «The Location of Anšan», Revue d’Assyriologie 67, pp. 57-62 (cited in Majidzadeh (1976), Hansman (1985)).
- ↑ Cohen (1973) p. 59. Коэн также отмечает, что наиболее дальней восточной точкой, до которой добирался какой-либо царь Ассирии, был Хамадан.
- ↑ Hansman, John F. (1972, 1978). Рассматривается Шахри-Сухте.
- ↑ Majidzadeh (1976) Рассматривается Шахдад; (2004) Рассматривается Джирофтская культура.
- ↑ Hansman (1978)
- ↑ en:Michael Witzel ([www.people.fas.harvard.edu/%7Ewitzel/Lingsit.pdf Aryan and non-Aryan Names in Vedic India 1999, p. 8], [www.people.fas.harvard.edu/%7Ewitzel/EJVS-7-3.pdf «Autochthonous Aryans? The Evidence from Old Indian and Iranian Texts» EJVS 2001, p.18-19])
- ↑ en:David Rohl Legend: The Genesis of Civilisation, Century Publishing, 1998 ISBN 0-7126-8017-9
- ↑ Piotr Steinkeller (1999), Herman L. J. Vanstiphout (2003), Daniel T. Potts (2004)
Отрывок, характеризующий Аратта
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
