Сузы

Су́зы (перс. شوش‎ (Šuš) — Шуш, ивр. ‏שושן‏‎ — Шушан) — один из древнейших городов мира. Расположен на территории современной провинции Хузестан в Иране. В III — I тыс. до н. э. — столица Элама. В VI — IV веках до н. э. — центр Сузианы, одна из столиц в государстве Ахеменидов. В III веке до н. э. — III веке н. э. — одна из столиц в Парфянском царстве. В III — VII веках — одна из столиц в государстве Сасанидов.

Этимология

По одной из версий получили своё название от множества лилий (на эламском — сусан или шушун), которыми изобиловала данная местность.

История

Древнейший период

Первые следы обитания датируются 7 тыс. до н. э.. Керамика с рисунками, найденная при раскопках, датируется 5 тыс. до н. э. Устойчивое поселение возникло между 7 — 4 тыс. до н. э.

Элам

В истории Сузы получили известность как столица государства Элам. Город упоминается в ранних шумерских документах. В сочинении Энмеркар и Правитель Араттыговорится, что город посвящён богине Инанне, покровительнице Урука. Собственным покровителем Суз был бог Иншушинак.

Царь Аккада Саргон Аккадский включил Сузы (Шушан) в Аккадскую Империю — по оценкам, это произошло в 2330 году до н. э. В 2240 году до н. э. город был провинциальной столицей в Аккаде, пока правитель Элама Кутик-Иншушинак не поднял восстания, освободив Сузы.

В новошумерскую эпоху Сузы были снова заняты третьей династией Ура, в 2004 году до н. э. эламский царь Киндатту разгромил Ур и сделал Сузы своей столицей.

В 1175 году до н. э. эламиты во главе с царём Шутрук-Наххунте ограбили вавилонские храмы и, в частности, доставили в Сузы трофейную вавилонскую стелу с законами царя Хаммурапи. Вавилонский царь Навуходоносор I через 50 лет в отместку разграбил Сузы.

Сузы упоминаются в Книге Юбилеев (8:21 & 9:2) как место, где царил Шем и его старший сын Элам. Сусан упоминается в 8:1 как сын (или дочь) Элама.

Ассирия и Ахемениды

В 668 году до н. э. состоялась битва при Сузах, в которой царь Ашурбанипал победил эламитов. Город был полностью разграблен и сожжён. Сохранились надписи и стелы Ашурбанипала, в которых он похваляется победами и опустошениями. Государство Элам через 10 лет прекратило своё существование.

Кир Великий занял город в 538 году до н. э. Сын Кира Камбиз II перенёс свою столицу в Сузы. Дарий I нашёл слишком тесным для себя древний дворец эламских царей, построенный на искусственном холме, и перестроил его по своему вкусу; при Артаксерксе I этот дворец сгорел, а лет сто спустя, при Артаксерксе II, был отстроен заново.

Сузы неоднократно упоминаются в Ветхом Завете, преимущественно в разделе Ктувим (Писания), а также в книгах Есфирь, Неемии и Книге пророка Даниила. Пророки Даниил и Неемия жили в Сузах по окончании Вавилонского пленения в VI веке до н. э. В Сузах Есфирь стала царицей и смогла спасти евреев от геноцида. В местности под названием Шуш-Даниэль находится гробница пророка Даниила, которая была отмечена необычным камнем, не добывавшимся в данной местности.

В 331 году до н. э. Александр Македонский ликвидировал Персидскую Империю, город потерял своё значение.

Парфия и Сасаниды

Парфяне, получив через сотню лет независимость от Селевкидов, вновь сделали Сузы своей столицей (второй столицей был Ктесифон). Римляне пять раз занимали Ктесифон, тогда резиденция парфянских и сасанидских царей перемещалась в Сузы. Обычно Сузы были зимней столицей, а Ктесифон был летней столицей.

В 116 году римский император Траян занял Сузы, но не смог удержать город по причине беспорядков в самой римской империи.

Исламская эпоха

Второй раз город был разрушен мусульманами в 638 году. Третий раз в 1218 году город полностью разрушили монголы. После этого старый город был практически покинут.

Современный период

Сузы (Шуш) сейчас — город с населением около 65 тыс. человек (на 2005 год), в котором живут мусульмане-шииты и персидские евреи — община пророка Даниила. Одним из наиболее заметных сооружений города является французская «археологическая крепость», построенная для обеспечения безопасности сотрудников экспедиции Жака де Моргана и сохранности находок.

Археологические исследования

Территория древнего города была осмотрена в 1836 г. Генри Роулинсоном и затем Остином Генри Лэйярдом. В 1851 г. небольшие раскопки были произведены Уильямом Лофтусом, который идентифицировал памятник как известные из исторических источников Сузы. В 1885—1886 гг. Огюст и Жанна Дьелафуа начали первые французские раскопки в Сузах.

Экспедиция Жака де Моргана произвела большие раскопки в 1897—1911 гг. Работы продолжались под руководством Ролана де Мекенема до начала Первой мировой войны в 1914 г. Раскопки были возобновлены после войны, вновь под руководством де Мекенема, и продолжались до Второй мировой войны. Результаты работ, относящиеся к этому периоду, остались в значительной степени неопубликованными.

Роман Гиршман возглавил руководство раскопками в 1946 г. и продолжал их до 1967 г.

В 1970-е гг. раскопки возобновились под руководством Жана Перро и производились до Исламской революции в Иране.

В последующие десятилетия археологическая зона страдала от нелегальных раскопок и хозяйственной деятельности местных властей.

Ссылки

• [www.iranicaonline.org/articles/susa-i-excavations Susa I. Excavations (Iranica Online)]
• [www.iranicaonline.org/articles/susa-ii-history-during-the-elamite-period Susa II. History during the Elamite period (Iranica Online)]
• [www.iranicaonline.org/articles/susa-iii-the-achaemenid-period Susa III. The Achaemenid period (Iranica Online)]
• [www.iranicaonline.org/articles/susa-iv Susa IV. The Sasanian period (Iranica Online)]
• [www.youtube.com/watch?v=IdBMau99lXU Iranian city of Shush] (небольшое видео о современном Шуше)

Отрывок, характеризующий Сузы

– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.