Арнольд, Дана

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Да́на Арно́льд
англ. Dana Rebecca Arnold
Дата рождения:

1961(1961)

Научная сфера:

искусствоведение
история архитектуры

Место работы:

Лидский университет (1995-1999)
Саутгемптонский университет (1999-2012)
Мидлсекский университет (2012—н.в.)

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Барлеттская школа архитектуры (англ.) Университетского колледжа Лондона

Известна как:

искусствовед и историк архитектуры

Да́на Ребе́кка Арно́льд (англ. Dana Rebecca Arnold; род. 1961) — британский искусствовед и историк архитектуры. Профессор теории и истории архитектуры Мидлсекского университета.[1], приглашёный профессор Международного научно-исследовательского центра охраны китайского культурного наследия Тяньцзиньского университета.[1] Автор бестселлера «История искусства: Очень кратское введение»[1], изданного на английском, арабском, боснийском, голландском, греческом, испанском, китайском, португальском, русском, шведском и японском языках.





Биография

Окончила Барлеттскую школу архитектуры (англ.) Университетского колледжа Лондона.

В 19972002 годах — редактор международного научного журнала Art History (англ.) издаваемого Ассоциацией историков искусства (англ. Association of Art Historians).[1][2]

В 19951999 года — старший преподаватель и директор Центра исследований в области архитектуры и декоративного искусства Лидского университета.

В 19992012 годах — профессор истории архитектуры Саутгемптонского университета[3], директор Центра исследований архитектуры и урбанизма Саутгемптонского университета[3],

Была научным сотрудником в Йельском университете, Кембриджском университете. В Исследовательском институте Гетти (англ.) Центра Гетти Музея Гетти, где занималась выставочным проектом по открытию виллы Гетти в Малибу. Также была приглашённым профессором в университетах США, Канады и Великобритании.

Совместно с Белджин Туран Озкая (англ. Belgin Turan Özkaya) и Элвин Алтан Ергут (англ. Elvan Altan Ergut), под покровительством Британской академии, Саутгемптонского университета и Ближневосточного технического университета (англ.), работает на международным проектом «Амбивалентная география».[1][4]

Член издательского совета British Politics Review Британского политического общества в Норвегии.

Свободно владеет французским языком, может читать на итальянском языке и работать латинским языком.

Научные труды

Монографии

  • Dana Arnold The Georgian Country House: Architecture, Landscape and Society. — Stroud, Sutton Publishing, 1998. — 226 p. (издана в бумажном виде в 2003 и переиздана в 2012 году)
  • Dana Arnold Re-presenting the Metropolis: Architecture, Urban Experience and Social Life in London 1800—1840. — Aldershot: Ashgate, 2000. — 172 p. ISBN 1-84014-232-4
  • Dana Arnold Reading Architectural History. — London: Routledge, 2002. — 256 p.
  • Dana Arnold Art History: A Very Short Introduction. — Oxford: Oxford University Press, 2004. — 144 p. ISBN 978-0-19-280181-4
  • Dana Arnold Rural Urbanism: London landscape in the early nineteenth century. Manchester: Manchester University Press (англ.), 2006. — 256 p.
  • Dana Arnold The Spaces of the Hospital: Spatiality and Urban Change in London 1680—1820. — London: Routledge, 2013. — 176 p. ISBN 978-0415325165 ISBN 0415325161

Статьи

  • Dana Arnold Decimus Burton’s Work in The Phoenix Park, Dublin 1832-49. // Bulletin of the Irish Georgian Society. — Vol XXXVII. — 1996. — P. 53-75
  • Dana Arnold London Bridge and its Symbolic Identity in the Regency Metropolis: The Dialectic of Civic and National Pride // The Metropolis and its Image: Constructing identities for London c 1750—1950. ed. Dana Arnold — Wiley-Blackwell (англ.), 1999. — 184 p. ISBN 978-0-631-21667-4
  • Dana Arnold London Bridge and its Symbolic Identity in the Regency Metropolis: The dialectic of civic and national pride // Art History. — Vol. 22. — № 4. — 1999. — P. 545—566.
  • Dana Arnold Facts or Fragments? Visual histories in the age of mechanical reproduction // Art History. — Vol 25. — № 4. — 2002.
  • Dana Arnold Distorting Mirrors: The Phoenix Park, Dublin (1832-49) and the Ambiguities of Empire // Deterritorialisations …. Landscapes and Politics. M. Dorrian and G Rose (eds). — London: Blackdog, 2003.
  • Dana Arnold [www.leeds.ac.uk/cath/ahrc/congress/2004/programme/abs/201.shtml The 'Space' between History and Philosophy?] // CongressCATH 2004
  • Dana Arnold Unlearning the Images of Archaeology // Envisioning the Past: Archaeology and the Image. S. Smiles, S. Moser (eds). — Oxford, Wiley-Blackwell (англ.), 2004.
  • Dana Arnold Unlearning the Images of Archaeology // Envisioning the Past. Stephanie Moser, Sam Smiles (eds.) — Oxford: Oxford University Press; Malden: Wiley-Blackwell (англ.), 2005. — (New Interventions in Art History).
  • Dana Arnold Un conte de deux villes: lectures biographiques du West End londonien // Les Mises en Scène(s) de L’Espace: Faux-semblants, ajustements et expériences dans la ville. JM Mehl N Bourguinat (sous dir). — Strasbourg, Presses Universitaires de Strasbourg, 2006. — P. 116—139.
  • Dana Arnold, Luc Verpoest Introduction // Imag(in)ing Architecture. Luc Verpoest, Zsuzsanna Borocz, Ellen Van Impe (eds). — Leuven, KU Leuven Press, 2008. — P. 7-14.
  • Dana Arnold, Luc Verpoest Imag(in)ing Architecture // Imag(in)ing Architecture. Luc Verpoest, Zsuzsanna Borocz, Ellen Van Impe (eds). — Leuven, KU Leuven Press, 2008. — P. 15-29.
  • Dana Arnold Space, Time and the Metropolis // Changing Metropolis: Introducing artistic and cultural actions in city making. Christian Pagh (ed). — Copenhagen: VIA Design, 2008. — P. 118—121.
  • Dana Arnold Sehen heißtglauben: Historiker und Bilder // Bilder als historische Quellen: Dimension der Debatten um historische Bildforschung. Jens Jäge und Martin Knauer (Hrsg). — Köln: Wilhelm Fink, 2009. — P. 327—345.
  • Dana Arnold Rural Urbanism: London’s West End // Rural and Urban: Architecture between two cultures. A. Ballantyne (ed). — London: Routledge, 2009. — P. 42-55
  • Dana Arnold Panoptic Visions or Possessing the Metropolis // Art History. — Vol 32. — № 2. — 2009. — P. 332—350
  • Dana Arnold Foüllant à l’Aveugle: Discovering the Villa Papyri in the eighteenth century // The Villa of the Papyri at Herculaneum: Archaeology, Reception, and Digital Reconstruction. Mantha Zarmakoupi (ed). — Berlin and New York, Walter De Gruyter, 2010. — P. 139—154
  • Dana Arnold Le regard panoptique sur Londres et l’appropriation de la métropole // Londres: Naissance d’une Capitale Culturelle. Jacques Carré (ed). — Paris: Presses Universitaires de Paris, Sorbonne, 2010. — P. 111—132.
  • Dana Arnold Making London’s Modernity: Memory, Capital, Nature // Christian Hermansen Cordua (ed), Manifestoes and Transformations in the Early Modernist City. — Farnham: Ashgate, 2010. — P. 165—178
  • Dana Arnold If the Term Baroque Did Not Exist Would It Be Necessary to Invent It? (with Apologies to Voltaire) // Ars Aeterna journal special issue Unfolding the Baroque: Cultures and Concepts. Catherine M. Soussloff, A. Smieskova (eds). — Vol 2. — № 1. Autumn 2010. — The University of Constantine the Philosopher (англ.), Slovakia pp 52-61
  • Dana Arnold Modernity in London and Paris // Synergies. — № 3. — 2010. — P. 25-36
  • Dana Arnold The Complexities of Place: Transcultural Readings of Tianjin // New Architecture, China. — № 5. — 2012. — P. 18-20
  • Dana Arnold Architectural History is more than the study of buildings // Urban Environment Design (Beijing) Special Issue Feb 2012 'World Architectural History International Teaching and Research' pp 92-100
  • Dana Arnold Les flâneurs — observateurs nonchalants du «paysage des grandes cités» et la vie quotidienne, du quartier du West End de la ville de Londres du début du XIXe siècle // Marche et espace urbain de l’Antiquitė à nos jours. Christophe Loir (ed). — Presses Bruxelles, Universitė Libre, 2013.
  • Dana Arnold «Ce n’est pas écrire au sens plein du terme» La notation graphique de l’architecture comme mode d’ekphrasis // Pierre Dubois et Alexis Tadié (sous dir) Esthétiques de la ville. — Paris, Presses Universitaires de Paris-Sorbonne (PUPS) 2012. — P. 45-62.
  • Dana Arnold Ambivalent Geographies: The British Concession in Tianjin, China 1860—1946 // Transculturation in British Art, c 1770—1930. Julie F Codell (ed). — New York and Aldershot: Ashgate, 2012. — P. 143—155.

Научная редакция

Переводы на русский язык

Напишите отзыв о статье "Арнольд, Дана"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [www.crassh.cam.ac.uk/events/1961 Professor Dana Arnold (University of Middlesex)] // The Centre for Research in the Arts, Social Sciences, and Humanities (англ.) of University of Cambridge
  2. [www.aah.org.uk/media/AAH%20EC%20members%20list%202011(2).pdf AAH Executive Committee Chairs, Executive Committee Members and Staff 1974—2009] // Association of Art Historians
  3. 1 2 [www.leeds.ac.uk/cath/ahrc/congress/2004/info/speakers.html#arnold Speakers' Biographies] // CentreCATH of the University of Leeds
  4. [archweb.metu.edu.tr/people/faculty/professors/p2_articleid/398 Prof. Dr. Belgin Turan Özkaya] // Middle East Technical University

Литература

  • Angela Schwarz [hsozkult.geschichte.hu-berlin.de/rezensionen/id=1067 Rezension zu: Arnold, Dana: Re-presenting the Metropolis. Architecture, Urban Experience and Social Life in London 1800—1840. Aldershot 2000] // H-Soz-u-Kult (англ.). — 02.03.2001. [www.peeep.us/52e8d2de Архивировано] из первоисточника 27 августа 2014.

Отрывок, характеризующий Арнольд, Дана

– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.