Атланты и кариатиды (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Атланты и кариатиды
Жанр

драма

Режиссёр

Александр Гуткович, Михаил Ганкин

Автор
сценария

Александр Гуткович

В главных
ролях

Евгений Лазарев
Всеволод Сафонов
Евгений Евстигнеев
Алла Ларионова
Николай Ерёменко
Александра Климова

Оператор

Владимир Пронько

Композитор

Роман Леденёв

Кинокомпания

Белорусское телевидение

Длительность

380 мин.

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Год

1980

К:Фильмы 1980 года

«Атланты и кариатиды» — советский художественный фильм 1980 года режиссёра Александра Гутковича по одноимённому роману писателя Ивана Шамякина, снятый на Белорусском телевидении. Состоит из 8-и серий.





Сюжет

Место действия — областной город Белоруссии. Фильм посвящён жизни советской интеллигенции, работе, проблемам семейной жизни главного архитектора города Максима Карнача (актёр Евгений Лазарев) — человека талантливого, человека действия. Ему приходится преодолевать непонимание, а иногда «прямой конфликт интересов с партбонзами и чиновничеством советской выучки»[1].

В ролях

Критика и отзывы

  • Обозреватель историко-публицистического и литературно-художественного журнала «Мишпоха» (Белоруссия) Владимир Мехов вспоминает, что каждый раз, когда по телевидению демонстрировались фильмы Александра Гутковича «Вся королевская рать» и «Атланты и кариатиды», «необозримая страна припадала к телевизорам. <…> Присущее экранизатору чувство психологической правды обусловило убедительную правдивость галереи образов предложенного зрителю рассказа о противостоянии в жизни светлого и несветлого»[1].
  • Высоко отозвался о работе с Александром Гутковичем автор литературной основы фильма И. П. Шамякин во фрагментах дневника, опубликованных в журнале «Полымя». Он тепло высказался о том, «каким внимательным был этот режиссёр, в отличие от московских кинематографистов, снимавших фильмы по его, шамякинским, вещам, к литературной первооснове создаваемого. Как в обязательном порядке согласовывал с автором первоосновы мельчайшую переделку в сценарии, перестроение диалога»[1].

Напишите отзыв о статье "Атланты и кариатиды (фильм)"

Примечания

  1. 1 2 3 Мехов В. [mishpoha.org/nomer8/dvoe.html Двое с одного курса] // «Мишпоха» : международный еврейский историко-публицистический и литературно-художественный журнал на русском языке. — 2000. — № 8.


Отрывок, характеризующий Атланты и кариатиды (фильм)

– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.