Макарова, Людмила Иосифовна

Людмила Иосифовна Макарова
Место рождения:	Петроград, РСФСР
Профессия:	актриса
Годы активности:	1938—2014
Театр:	Большой драматический театр имени Г. А. Товстоногова
Награды:

Людмила Иосифовна Мака́рова (20 октября 1921, Петроград, — 30 мая 2014, Санкт-Петербург) — советская и российская актриса театра и кино. Народная артистка СССР (1977).

Биография

Людмила Макарова родилась в Петрограде (ныне — Санкт-Петербург); в детстве мечтала стать балериной, но болезнь ног исключила балет, его заменил драмкружок при Доме учителя. В 1938 году поступила в студию при Ленинградском Большом драматическом театре; тогда же была принята во вспомогательный состав театра и дебютировала на сцене в эпизодической роли Мальчишки в спектакле «Кубанцы» по пьесе В. Ротко, поставленном Б. А. Бабочкиным.

В 1941 году окончила студию и была принята в труппу БДТ; успела сыграть Аню в чеховском «Вишнёвом саде» (в постановке П. П. Гайдебурова), в мае вышла замуж за молодого актёра БДТ Ефима Копеляна; но начавшаяся война разлучила её и с театром, и с мужем: Большой драматический был эвакуирован в Киров, Копелян ушёл добровольцем в народное ополчение, Макарова осталась в Ленинграде. С 1941 года и до окончания войны служила в Театре Балтийского флота; сначала, по воспоминаниям актрисы, это были бригады, выступавшие в портах (куда их доставляли на лодках), на кораблях, однажды даже на подводной лодке; потом поставили спектакль «У стен Ленинграда», который играли в осаждённом городе, в ДК «Выборгский». Позже, после прорыва блокады, театр на многих фронтах поднимал настроение бойцам комедиями А. Островского «Не всё коту масленица» и «Свои люди — сочтёмся».

В 1945 году вернулась в Большой драматический театр (ныне Большой драматический театр имени Г. А. Товстоногова), где служила до конца своей жизни. Член КПСС с 1953 года.

Сценическую карьеру актрисе приходилось начинать в те времена, когда не только БДТ, но весь советский театр переживал кризис и терял зрителей. Она начинала как лирическая героиня, при этом меньше всего убеждала критиков именно в лирических сценах. Вопреки навязанному режиссёрами амплуа Макарова стремилась стать характерной актрисой. «В образах, созданных ею, — писала Т. Забозлаева, — нет-нет да и проскальзывало нечто более конкретное, нежели только юная непосредственность чувств. Играя поверхностные роли девочек из послевоенных комедий или сказочных героинь, она стремилась сделать эти образы „узнаваемыми“, найти в них житейски достоверное».

Скончалась в Санкт-Петербурге 30 мая 2014 года. Прощание с актрисой прошло 3 июня 2014 года в БДТ имени Г. А. Товстоногова. Похоронена на Литераторских мостках Волковского кладбища Санкт-Петербурга.

Награды и премии

• Заслуженная артистка РСФСР (1957).
• Народная артистка РСФСР (1963)
• Народная артистка СССР (1977)
• орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2002)
• орден Почёта (2011)
• орден Отечественной войны II степени (1985)
• медаль «За оборону Ленинграда»
• медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• юбилейная медаль «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1975)
• медаль «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»
• медаль «В память 300-летия Санкт-Петербурга» (2003)
• премия «Золотая маска» в номинации «За честь и достоинство» (2006)
• премия Санкт-Петербурга «Золотой софит» — специальная премия «За творческое долголетие и уникальный вклад в театральную культуру» (1999)
• знак народной признательности «Созидатель Петербурга» (2001).

Семья

• муж — Ефим Захарович Копелян (1912—1975), Народный артист СССР.
  • сын — актёр Кирилл Ефимович Копелян (1948—2005), окончил ЛГИТМиК в 1972 году, играл в ленинградском Театре драмы и комедии на Литейном.

Творчество

Роли в театре

• 1938 — «Кубанцы» В. Ротко; режиссёр Б. А. Бабочкин — Мальчишка
• 1939 — «Бикин впадает в Уссури» М. Ф. Чумандрина; постановка А. В. Мелузова — Холопка
• 1939 — «Волк» Л. М. Леонова; режиссёры Б. А. Бабочкин и П. К. Вейсбрёма — Подруга
• 1941 — «Вишнёвый сад» А. П. Чехова; постановка П. П. Гайдебурова — Аня
• 1945 — «Стакан воды» Э. Скриба — Эбигейль
• 1945 — «Беспокойная старость» Л. Н. Рахманова; постановка A. M. Жукова — Студентка
• 1945 — «Сотворение мира» Н. Погодина; режиссёр И. С. Зонне — Симочка
• 1947 — «Закон зимовки» Б. Л. Горбатова; режиссёр В. П. Кожич — Ксения, уборщица
• 1947 — «Великая любовь» (Мужество) Г. С. Берёзко; постановка P. P. Сусловича — Рыжова
• 1947 — «Русский вопрос» К. М. Симонова; постановка З. М. Аграненко — Мисс Бридж
• 1948 — «В одном городе» А. С. Софронова; постановка Е. К. Лепковской — Клавдия Бурмина
• 1949 — «Дачники» М. Горького; постановка Б. А. Бабочкина (возобновление) — Барышня в голубом, Соня
• 1949 — «В окнах горит свет» Л. Д. Аграновича; постановка Н. С. Рашевской — Зина
• 1949 — «Снежок» В. А. Любимова; постановка И. С. Городецкого — Анжела
• 1949 — «Слуга двух господ» К. Гольдони. Постановка А. В. Соколова — Клариче
• 1949 — «Девушка с кувшином» Лопе де Вега; режиссёр А. В. Соколов — Леонора
• 1950 — «Тайная война» В. Михайлова, Л. Самойлова; режиссёр P. P. Суслович — Груша Веткина
• 1950 — «Разлом» Б. А. Лавренёва; постановка А. В. Соколова и И. С. Зонне — Ксения
• 1950 — «Тёмной осенней ночью» Ю. П. Германа; постановка С. Н. Селектора — Эрна
• 1951 — «Сады» Е. Д. Люфанова; постановка А. В. Соколова и Е. З. Копеляна — Поля
• 1951 — «Снегурочка» А. Островского; постановка И. С. Ефремова — Снегурочка
• 1953 — «Пролог» А. Штейна; постановка А. В. Соколова — Катя
• 1953 — «Строгая девушка» С. И. Алёшина; постановка О. Г. Казико, Г. Г. Никулина — Тоня Куликова
• 1959 — «Варвары» М. Горького; режиссёр Г. А. Товстоногов — Катя
• 1959 — «Пять вечеров» А. М. Володина; режиссёр Г. А. Товстоногов — Катя
• 1960 — «Иркутская история» А. Н. Арбузова; режиссёр Г. А. Товстоногов — Лариса
• 1961 — «Океан» А. П. Штейна — Анечка
• 1962 — «Горе от ума» А. С. Грибоедова; режиссёр Г. А. Товстоногов — Лиза
• 1963 — «Варвары» М. Горького; режиссёр Г. А. Товстоногов — Весёлкина (ввод)
• 1965 — «Три сестры» А. П. Чехова; режиссёр Г. А. Товстоногов — Наташа
• 1966 — «Мещане» М. Горького; режиссёр Г. А. Товстоногов — Елена
• 1967 — «Правду! Ничего, кроме правды…» Д. Н. Аля; режиссёр Г. А. Товстоногов — Бэсси Битти
• 1967 — «Традиционный сбор» В. С. Розова — Ольга Носова
• 1969 — «Два театра» Е. Шанявского; режиссёр Э. Аксер — Лаура
• 1971 — «Тоот, другие и майор» И. Эркеня; режиссёр Г. А. Товстоногов — Гизи
• 1972 — «Ревизор» Н. В. Гоголя; режиссёр Г. А. Товстоногов — Анна Андреевна
• 1972 — «Ханума» А. А. Цагарели; режиссёр Г. А. Товстоногов — Ханума
• 1973 — «В добрый час» В. С. Розова; режиссёр Г. И. Селянин — Анастасия Ефремовна Аверина
• 1974 — «Кошки-мышки» И. Эркеня; режиссёр Ю. Е. Аксёнов — Гиза
• 1976 — «Дачники» М. Горького; режиссёр Г. А. Товстоногов — Мария Львовна
• 1977 — «Влияние гамма-лучей на рост бледно-жёлтых ноготков» П. Зиндела — Беатрис
• 1979 — «Наш городок» Т. Уайлдера — миссис Уэбб
• 1982 — «Островитянин» А. Яковлева, постановка Г. Егорова — Мария Павловна
• 1985 — «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского; режиссёр Г. А. Товстоногов — Клеопатра Львовна Мамаева
• 1991 — «Охота на ведьм» по пьесе А. Миллера «Салемские колдуньи» — Ребекка Нэрс
• 1992 — «Дворянское гнездо» по И. С. Тургеневу — Мария Дмитриевна Калитина
• 1994 — «Мещанин во дворянстве» Мольера — госпожа Журден
• 1997 — «Кадриль» В. П. Гуркина — Валя
• 2001 — «Дорогая Памела» Дж. Патрика — Памела Кронки

Фильмография

• 1955 — Два капитана — подруга Кати
• 1956 — Девочка и крокодил — мать Мити
• 1956 — Медовый месяц — выпускница мединститута
• 1957 — Улица полна неожиданностей — мама «Козлика»
• 1957 — Степан Кольчугин — Нюшка
• 1957 — Тамбу-Ламбу — врач (нет в титрах)
• 1958 — Отцы и дети — Кукшина
• 1958 — Ничему плохому не учили — мама
• 1959 — Повесть о молодожёнах — Катя, регистратор в роддоме
• 1959 — Папа или мама? — мама
• 1960 — Мёртвые души — Софья Ивановна, просто приятная дама
• 1960 — Мост перейти нельзя — женщина в отеле
• 1963 — Два воскресенья — Валентина Ивановна Кошелева, кассир в сберкассе г. Радиозаводска
• 1963 — Рембрандт — Хендрике, служанка Рембрандта
• 1965 — Нос
• 1967 — Доктор Стокман
• 1968 — Юморески Валентина Катаева — рыбка Каролина / медуза
• 1972 — 31-й отдел — бывший главный редактор
• 1973 — Хроника одной репетиции — Анна Андреевна
• 1974 — Ещё не вечер — медсестра в регистратуре роддома
• 1975 — Повторная свадьба — Мария Аркадьевна Тарасова
• 1975 — Рассказ о простой вещи — Соковнина
• 1977 — Юлия Вревская — эпизод
• 1980 — Атланты и кариатиды — Полина Шугачёва, многодетная мать
• 1980 — Там, за семью горами
• 1982 — Ослиная шкура — мадам Бурабо, атаманша
• 1983 — Карамболина-карамболетта — «Карамболина», стареющая костюмерша
• 1983 — Семён Дежнёв — эпизод
• 1983 — Среди тысячи дорог — Евгения Павловна Бельская-Лукова, актриса театра музкомедии
• 1985 — Марица — мама Зупана
• 1986 — Тайна Снежной королевы — атаманша

Ссылки

• [bdt.spb.ru/люди-театра/труппа-театра/макарова-людмила-иосифовна/ Макарова Людмила Иосифовна. Народная артистка СССР. На сайте БДТ]
• [zhizn-teatr.ru/rubric/person/20/175 Интервью с Людмилой Макаровой на портале «Жизнь — театр»]
• [zhizn-teatr.ru/rubric/person/12/174 Людмиле Макаровой — 90! Двенадцать штрихов к юбилею]

Отрывок, характеризующий Макарова, Людмила Иосифовна

Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?