Володин, Александр Моисеевич
Поделись знанием:
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
| Александр Володин | |||||
 | |||||
| Имя при рождении: |
Александр Моисеевич Лифшиц | ||||
|---|---|---|---|---|---|
| Дата рождения: | |||||
| Место рождения: | |||||
| Дата смерти: |
17 декабря 2001 (82 года) | ||||
| Место смерти: | |||||
| Гражданство: | |||||
| Род деятельности: | |||||
| Язык произведений: | |||||
| Премии: |
| ||||
| Награды: |
| ||||
Алекса́ндр Моисе́евич Воло́дин (настоящая фамилия — Лифшиц; 10 февраля 1919, Минск, — 17 декабря 2001, Санкт-Петербург) — русский драматург, сценарист и поэт. Член Русского ПЕН-центра, творческого совета журнала «Драматург», редакционно-издательского совета альманаха «Петрополь».
Содержание
Биография
Александр Моисеевич Лифшиц, известный под литературным псевдонимом Александр Володин, родился в Минске[1], но с пяти лет жил в Москве у своего дяди — врача[2]. Ещё в детстве Александр увлёкся театром, вероятно, под влиянием старшего брата — актёра Студии А. Дикого[2]; тем не менее после окончания средней школы поступил в Московский авиационный институт, который бросил через полгода[1]. Окончив в Серпухове учительские курсы, год преподавал русский язык и литературу в школе в деревне Вешки Московской области[2].
В 1939 году Володин поступил на театроведческий факультет ГИТИСа, но через два месяца получил повестку в армию[1]. В годы Великой Отечественной войны был связистом и сапёром, участвовал в боях на Западном, позже на Белорусском фронте, дважды был ранен, награждён орденом и медалями.
После демобилизации Володин не вернулся в ГИТИС — поступил на сценарный факультет ВГИКа, который окончил в 1949 году[3]; учился в мастерской Е. Габриловича, но своими главными учителями называл В. Юнаковского и А. Сазонова[1].
ВГИК Володин окончил в самый разгар так называемой «борьбы с космополитизом» и оказался без работы, что и побудило его переехать в Ленинград[4]. Член ВКП(б) с 1949 года. В 1949—1956 годах он работал в качестве редактора, а затем и сценариста на киностудии «Леннаучфильм», в 1956—1957 был старшим редактором и членом худсовета киностудии «Ленфильм».
Первые пьесы
В начале 50-х годов Александр Володин писал рассказы, первый сборник вышел в свет в 1954-м. Как драматург дебютировал в 1955 году пьесой «Фабричная девчонка», — поставленная в 1956 году в Ставропольском театре и в 1957-м в Центральном театре Советской Армии, пьеса о том, как коллектив ломает человека, попытавшегося противостоять ему[5], вызвала острую дискуссию на страницах журнала «Театр»[3]. Тем не менее «Фабричная девчонка» с успехом шла во многих театрах Москвы, Ленинграда и других городов СССР, а также за рубежом[2].
Вторую пьесу начинающего драматурга, «Пять вечеров», принял к постановке Большой драматический театр. Зинаида Шарко, ставшая первой и легендарной володинской Тамарой, рассказывала, как автор читал свою пьесу перед труппой театра: «Через каждые пять минут он останавливался и говорил: „Извините, там очень бездарно написано. Я вот это исправлю и это исправлю… Ой, как это плохо! Я… я даю слово, что я это исправлю!“ Вот так он прочёл всю пьесу, извиняясь за то, что так плохо написано»[6].
Спектакль, поставленный Георгием Товстоноговым, стал настоящим событием театральной жизни. Много лет спустя Анатолий Эфрос вспоминал: «Я как-то не думал раньше, что из-за спектакля можно специально поехать в другой город. Но все приезжающие из Ленинграда, и ленинградцы, и москвичи, с такой восторженностью и с таким негодованием (были и такие) рассказывали о спектакле „Пять вечеров“ у Товстоногова, что просто нельзя было не поехать… Я с восхищением наблюдал, как необычайно простыми средствами достигался высокий эмоциональный и смысловой эффект»[7].
Если товстоноговские «Пять вечеров» стали откровением и для самого драматурга, то постановка пьесы в «Современнике» его разочаровала. Олег Ефремов, поставивший спектакль и сыгравший в нём Ильина, рассказывал: «Мы попытались решить пьесу как сказку, сделали голубые декорации, всё было искренне, благородно, красиво… а автор нашего спектакля не принял и с присущей ему прямотой заявил, что не писал этой пошлятины»[8].
Противники обвиняли драматурга в искажении действительности, пессимизме и мелкотемье, нездоровом интересе к «маленьким людям и неустроенным судьбам»[1]; даже в художественном совете БДТ пьесу приняли далеко не все[2].
Третья пьеса Володина, комедия «В гостях и дома», оказалась не слишком удачной и достаточно схематичной; поставленная А. Эфросом в Театр им. Ермоловой, она никогда больше не ставилась и оказалась нелюбимым детищем драматурга[9]. Последовавшие за ней пьесы «Моя старшая сестра» (впервые поставленная в БДТ) и «Назначение» также находили и горячих сторонников, прежде всего зрителей, и принципиальных противников. В Володине нашли своего драматурга Георгий Товстоногов в Большом драматическом и Олег Ефремов в «Современнике», где, кроме «Пяти вечеров», шли его пьесы «Моя старшая сестра» и «Назначение». В «Назначении» Володин рассказал историю добропорядочного человека, который в минуту слабости отказывается от высокого поста, но, увидев своего преемника, осознаёт, как писала Н. Крымова, что общественная пассивность честного таланта развивает энергию бездарности, увеличивает «общественный» вес всего косного и отжившего[10]. Поставив эту пьесу в 1963 году и сыграв в ней главную роль, Ефремов полностью реабилитировался перед драматургом: спектакль стал событием театральной и не только театральной жизни[10].
Тем не менее в середине 60-х годов Товстоногов, посвятивший защите Володина немало страниц в своей книге «О профессии режиссёра», был вынужден констатировать: «Вместо того, чтобы способствовать совершенствованию Володина как драматурга, мы сделали всё, чтобы он просто ушёл из театра»[11].
Признание
Александр Володин удалился в кинематограф, где дебютировал ещё в 1962 году как автор сценария короткометражного фильма «Прошлым летом». Второй фильм, к которому Володин написал сценарий, «Звонят, откройте дверь» Александра Митты, получил приз «Золотой лев святого Марка» на Международном кинофестивале детских фильмов в Венеции в 1966 году.
Менялась атмосфера в стране, менялось восприятие, и осуществлённая Георгием Натансоном в 1966 году экранизация пьесы «Моя старшая сестра» уже не вызвала прежнего столкновения мнений, как и другие, более поздние экранизации, в том числе «Пять вечеров» Никиты Михалкова. То, что киноверсиям пьес Володина сопутствовал успех, театровед А. Варламова считает неслучайным: «У него всегда наличествует принципиально важный для поэтики кинематографа лейтмотив „потока будней“, в который погружены, то вырываясь из его плена, то вновь оказываясь подхваченными его течением, володинские персонажи. Вернее, здесь не присутствуют „будни“ в тяжеловесном бытовом воплощении, а дана их лаконичная музыкальная, мелодическая формула»[12].
Получив признание в кинематографе, Александр Володин в начале 70-х годов вернулся в театр, написав пьесы «С любимыми не расставайтесь» (поставленную в 1972 году в «Современнике») и «Дульсинея Тобосская», с которой Олег Ефремов в 1971 году дебютировал во МХАТе, как режиссёр и как актёр, сыграв рыцаря Печального Образа[13]. На основе пьесы «Дульсинея Тобосская» Геннадий Гладков создал одноимённый мюзикл, который в 1973 году Игорь Владимиров поставил на сцене Театра им. Ленсовета (с Алисой Фрейндлих в главной роли)[14]; мюзикл, в свою очередь, в 1980 году был экранизирован Светланой Дружининой.
Одновременно Володин продолжал работать в кино: Сергей Герасимов снял по его сценарию фильм «Дочки-матери», Георгий Данелия — знаменитый «Осенний марафон».
Кроме пьес и киносценариев, Александр Володин писал стихи и прозу — главным образом мемуарного характера.
Умер 17 декабря 2001 года в Санкт-Петербурге. Похоронен на Комаровском кладбище недалеко от Санкт-Петербурга.
Творчество
Как и Виктор Розов, Володин был драматургом поколения «шестидесятников» и в своих пьесах противостоял тенденциям драматургии сталинской эпохи, в которой положительный герой всегда отстаивал коллективные интересы, вступать же в конфликт с коллективом мог только отрицательный персонаж[5]. В своих пьесах, сюжеты для которых он брал из повседневной жизни, Володин, начиная с «Фабричной девчонки», всегда был на стороне человека, идущего против течения, восстающего против общепринятого, обнажая таким образом социальные, нравственные и психологические конфликты современного ему общества[5].
Пьесы
В скобках указана первая постановка
- «Фабричная девчонка» (Ставропольский театр, 1956)
- «Пять вечеров» (Большой драматический театр им. М. Горького, 1959)
- «В гостях и дома» (Театр им. М. Н. Ермоловой, 1960)
- «Моя старшая сестра» (Большой драматический театр им. М. Горького, 1961)
- «Идеалистка» (1962)
- «Назначение» («Современник», 1963)
- «Кастручча» (1966)
- «Дульсинея Тобосская» (МХАТ, 1971)
- «С любимыми не расставайтесь» (Ленинградский театр им. Ленинского комсомола, 1972)
- «Дочки-матери» (1974)
- «Две стрелы» (1980)
- «Ящерица» (Московский театр им. Вл. Маяковского, 1981)
- «Блондинка» (Большой драматический театр им. Горького, под названием «Киноповесть с одним антрактом», 1984)
- «Мать Иисуса» (1962)
Известные постановки
- «Фабричная девчонка»
- 1956 — ЦАТСА. Постановка Б. А. Львова-Анохина. В роли Женьки Шульженко — Людмила Фетисова
- «Пять вечеров»
- 1959 — Большой драматический театр им. Горького. Постановка Г. А. Товстоногова; художник В. Л. Степанов; музыкальное оформление Н. Я. Любарского. Роли исполняли: Тамара — З. Шарко, Слава — К. Лавров, Ильин — Е. Копелян, Катя — Л. Макарова, Зоя — В. Николаева, Тимофеев — В. А. Кузнецов и П. Б. Луспекаев. Премьера состоялась 6 марта
- 1959 — «Современник». Постановка О. Ефремова и Г. Волчек. Художник Ю. Горохов; композитор Михаил Зив. Роли исполняли: Тамара — Л. Толмачёва, Ильин — О. Ефремов[15]
- «Моя старшая сестра»
- 1961 — Большой драматический театр им. Горького. Постановка Г. А. Товстоногова. Художник В. Л. Степанов; режиссёр Р. А. Сирота; композитор Н. Я. Любарский. Роли исполняли: Надя — Т. Доронина, Лида — Е. Немченко, Ухов — Е. Лебедев, Володя — И. Краско. Премьера состоялась 29 декабря
- 1962 — «Современник». Постановка Б. Львова-Анохина. Художник Б. Мессерер[15]
- «Назначение»
- 1963 — «Современник». Постановка О. Ефремова. Художник Б. Мессерер; композитор М. Таривердиев. В роли Лямина — О. Ефремов[15]
- 1978 — Малый драматический театр. Постановка Льва Додина. Художник М. Китаев[16]
- «Графоман»
- 1962 — «Театр им. В. Ф. Комиссаржевской». Постановка А. Баргмана. Художник А. Гумаров. Композитор Ю. Гомберг-Соболев. Художник по костюмам Ника Велегжанинова. В главных ролях: Анна Вартанян и Сергей Бызгу.[17]
Киносценарии
- 1962 — Прошлым летом (к/м)
- 1965 — Звонят, откройте дверь
- 1965 — Похождения зубного врача
- 1966 — Старшая сестра
- 1967 — Происшествие, которого никто не заметил
- 1967 — Фокусник
- 1974 — Дочки-матери
- 1977 — Портрет с дождём
- 1977 — Смятение чувств
- 1978 — Осенние колокола
- 1978 — Пять вечеров (совместно с Александром Адабашьяном и Никитой Михалковым)
- 1979 — Осенний марафон
- 1979 — С любимыми не расставайтесь
- 1980 — Назначение
- 1980 — Дульсинея Тобосская
- 1982 — Слёзы капали (совместно с Георгием Данелией и Киром Булычёвым)
- 1983 — Графоман
- 1989 — Две стрелы. Детектив каменного века
- 1989 — Сирано де Бержерак
- 1990 — Мать Иисуса
- 1991 — Униженные и оскорблённые
- 1993 — Настя (совместно с Георгием Данелией)
Режиссёр кино
Призы и награды
- орден Отечественной войны I степени (6.4.1985)[18]
- медаль «За отвагу» (15.11.1942)
- приз Вкф в номинации «Премии среди детских фильмов» (1978)
- Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых (1981) — за сценарий фильма «Осенний марафон»)
- Царскосельская художественная премия (1994)
- Титул «Живая легенда Санкт-Петербурга».
- премия Северо-Западного филиала РАО (1995)
- «Золотая маска» по номинации «Честь и достоинство» (1997)
- премия имени А. Синявского «За благородство и творческое поведение в литературе» (1999)
- премия журнала «Огонёк» (1989)
- премия «Северная Пальмира» (2000)
- премия Президента РФ в области литературы и искусства за 1999 год
- премия «Триумф» (1999)
- орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (1999)[19]
- Международная премия К. С. Станиславского (2001)
Память
- На стене дома по адресу Большая Пушкарская улица, д. 44, в котором (в кв. 28) жил А. М. Володин, по инициативе и по ходатайству режиссёра Александра Болонина и писателя Ильи Штемлера 10 февраля 2004 года открыта мемориальная доска (авторы — скульптор Григорий Ястребенецкий и архитектор Татьяна Милорадович).
- По инициативе Санкт-Петербургского драматического театра «Остров» планируется к 95-летию (2014 г.) или 100-летию (2019 г.) поставить памятник А. М. Володину в Матвеевском сквере. Проект памятника создан скульптором И. Фроловым и художником Г. Д. Ястребенецким[20].
- В Санкт-Петербургском драматическом театре «Остров» действует музей «Гостиная Володина».
- В Москве совместный памятник А. М. Володину, В. С. Розову и А. В. Вампилову установлен при входе в театр «Табакерка» в 2007 году[20].
- Ежегодно в Санкт-Петербурге проводится фестиваль «Пять вечеров», посвящённый памяти А. М. Володина.
Издания произведений А. М. Володина
- Пьесы и сценарии — для театра и кино. М., 1967;
- Портрет с дождём. Л.: Советский писатель, 1980, 240 с., тираж 30000 экз.;
- Осенний марафон. Л., 1985; Изд. Эксмо, серия Русская классика XX века, 672 с., тираж 5000 экз., ISBN 5-699-11863-2; Изд. Советский писатель. Ленинградское отделение, 360 с., тираж 30000 экз.
- Одноместный трамвай. Записки несерьёзного человека. М., «Правда», 1990, Серия Библиотека «Огонёк», 48 с., тираж 150000 экз.;
- Так неспокойно на душе. Записки с отступлениями. СПб., «Советский писатель», 1993, 125 с., ISBN 978-5-265-02298-1, ISBN 5265022988;
- Монологи. СПб, «Библиополис», 1995;
- Избранное. В 2 кн. СПб, «Петрополь»;
- Попытка покаяния. СПб, «Петрополь», 1998; Издательство Фонда русской поэзии, 128 с., тираж 2000 экз., ISBN 5-89108-040-0
- Неуравновешенный век. Стихи. СПб, «Петербургский писатель», 1999 и др.
- Мать Иисуса. Изд. Издательство Фонда русской поэзии, Гуманитарная Академия, 64 с., тираж 1000 экз., ISBN 5-93762-020-8
- С любимыми не расставайтесь! Авторский сборник, Изд. Эксмо, 672 с., тираж 3000 экз., ISBN 978-5-699-54962-7; Изд. У-Фактория, серия Гласные, 736 с., тираж 10000 экз., ISBN 5-9709-0005-2
- Пьесы. Сценарии. Рассказы. Записки. Стихи. Авторский сборник, изд. У-Фактория, Сост. Леонид Быков, серия Зеркало. ХХ век, тираж 15000 экз., ISBN 5-89178-123-9, ISBN 5-89178-078-X
- Для театра и кино. Изд. Искусство, 312 с., тираж 15000 экз., (1967 г.)
- А. М. Володин, Н. Якимчук Записки нетрезвого человека. Изд. Фонд русской поэзии, 132 с.
Напишите отзыв о статье "Володин, Александр Моисеевич"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.webcitation.org/69ghqqfXO Володин Александр Моисеевич (1919—2001)] // Кто есть кто в современной культуре : В 2 вып. / Гл. ред. С. М. Семенов, авт. и сост. Н. И. Шадрина, Р. В. Пигарев и др.. — М.: МК-Периодика, 2006—2007. — ISBN 5-93696-007-3, 5-93696-010-2.
- ↑ 1 2 3 4 5 Огрызко В. [volodin-fest.ru/template.php?page=6_pressa_12 Равенства не надо: Александр Володин]. Всероссийский театральный фестиваль "Пять вечеров" (официальный сайт) (2010). Проверено 11 августа 2012. [www.webcitation.org/69zOlRz9N Архивировано из первоисточника 17 августа 2012].
- ↑ 1 2 [www.booksite.ru/fulltext/the/ate/theater/tom1/34.htm Володин, Александр Моисеевич] // Театральная энциклопедия (под ред. С. С. Мокульского). — М.: Советская энциклопедия, 1961. — Т. 1.
- ↑ Кардин В. [www.lechaim.ru/ARHIV/148/kardin.htm Бегство с ярмарки тщеславия] // Лехайм : журнал. — 2004. — № 8 (148).
- ↑ 1 2 3 Богданова П. Режиссёры-шестидесятники. — М.: Новое литературное обозрение, 2010. — С. 17. — 176 с. — ISBN 978-5-86793-799-7.
- ↑ Дмитревская М. [ptj.spb.ru/archive/44/festivals-44/s-lyubimymi-ne-rasstavajtes/ С любимыми не рассиавайтесь!] // Петербургский театральный журнал. — СПб, 2006. — № 2 (44).
- ↑ Эфрос А. В. [Избранные произведения: В 4 т.] / 2-е изд. доп.. — М.: «Парнас», Фонд «Русский театр»,, 1993. — Т. 1. Репетиция — любовь моя. — С. 137. — 318 с.
- ↑ Ефремов О. Н. О театре единомышленников // Режиссёрское искусство сегодня. — М., 1962. — С. 342.
- ↑ Владимиров С. В. А. М. Володин // Владимиров С. В. Драма. Режиссёр. Спектакль / Сост. Н. Б. Владимирова.. — Л.: Искусство, 1976. — С. 89.
- ↑ 1 2 Крымова Н. А. [www.bilettorg.ru/recTheatre/69/id227/ Олег Ефремов] // Театр : журнал. — М., 1964. — № 1.
- ↑ Товстоногов Г. А. О профессии режиссёра. — М.: ВТО, 1967 (второе издание). — С. 36—42.
- ↑ Варламова А. [www.teatr-lib.ru/Library/Actors_art/Actors_art_II/#_Toc224818464 Актёры БДТ] // Русское актёрское искусство XX века. Вып. II и III. — СПб, 2002. — С. 76.
- ↑ Смелянский А. М. [www.teatr-lib.ru/Library/Smeliansky/obstoyat/#_Toc212866524 Предлагаемые обстоятельства. Из жизни русского театра второй половины XX века]. — М.: Артист. Режиссёр. Театр, 1999. — С. 107. — 351 с. — ISBN 5-87334-038-2.
- ↑ Цимбал С. [alisa-freindlih.ru/page/posle_togo_kak_idalgo_ne_stalo.html После того как идальго не стало] // «Вечерний Ленинград» : газета. — Л., 3 ноября 1973.
- ↑ 1 2 3 [www.sovremennik.ru/history3.asp Хроника жизни театра]. История. Московский театр «Современник» (официальный сайт). Проверено 8 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CIkp19Y0 Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
- ↑ [www.mdt-dodin.ru/repertoire/?9 1978. Назначение]. История. Репертуар. Малый драматический театр (официальный сайт). Проверено 8 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CIkpZm0z Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
- ↑ [www.teatrvfk.ru/repertuar/grafoman/ Графоман]. Репертуар. Театр им. В. Ф. Комиссаржевской (официальный сайт). Проверено 27 мая 2014.
- ↑ [volodin-fest.ru/template.php?page=biography Театральный фестиваль «Пять вечеров». Александр Володин]
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=060575 Награждён указом президента России № 1557 от 22 ноября 1999 года]
- ↑ 1 2 Болонин А. В. [www.ostrov-teatr.ru/video/volodin.php Памятник А. М. Володину]. Театр «Остров» (официальный сайт). Проверено 7 января 2013. [www.webcitation.org/6E2n1iFNw Архивировано из первоисточника 30 января 2013].
Литература
- Кардин В. [www.lechaim.ru/ARHIV/148/kardin.htm Бегство с ярмарки тщеславия] // Лехайм : журнал. — 2004. — № 8 (148).
- Дмитревская М. Ю. О Володине. Первые воспоминания. Антология. В 2 книгах.. — СПб.: Петербургский театральный журнал, 2006. — 208 с. — 2000 экз. — ISBN 5-902703-04-2, 5-902703-08-5.
Ссылки
- [www.lib-drama.narod.ru/volodin/ Пьесы Володина на сайте «Библиотека драматургии»]
- [www.davar.net/RUSSIAN/POETRY/VOLODIN.HTM Стихи Володина на сайте DAVAR]
- [magazines.russ.ru/october/1999/1/volodin.html Стихи Володина на сайте журнала «Октябрь»]
- [funeral-spb.narod.ru/necropols/komarovo/tombs/volodin/volodin.html Жизнеописание Володина на сайте Общества Некрополистов]
- [volodin-fest.ru Театральный фестиваль им. А. Володина «Пять вечеров». Стихи, пьесы, киносценарии Александра Володина. Фотографии и воспоминания.]
- Михаил Берг [www.mberg.net/volodin/ Умер Александр Володин]
- [www.novayagazeta.ru/society/13575.html Александр Володин: «Жалость и стыд — вот что я вынес с фронта». Интервью 2001 года]
См. также
- Всероссийский театральный фестиваль «Пять вечеров» им. Александра Володина
- Театр «Остров» и Александр Володин
| ||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Володин, Александр Моисеевич
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
Категории:
- Родившиеся 10 февраля
- Родившиеся в 1919 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Минске
- Умершие 17 декабря
- Умершие в 2001 году
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Драматурги по алфавиту
- Драматурги XX века
- Драматурги СССР
- Драматурги России
- Писатели по алфавиту
- Писатели СССР
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы СССР
- Сценаристы России
- Сценаристы XX века
- Лауреаты Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых
- Лауреаты премии Президента Российской Федерации
- Лауреаты премии «Золотая маска»
- Кавалеры ордена «За заслуги перед Отечеством» 3 степени
- Кавалеры ордена Отечественной войны I степени
- Награждённые медалью «За отвагу»
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Пьесы Александра Володина
- Фильмы по сценариям Александра Володина
- Александр Володин
- Русские писатели XX века
- Выпускники ВГИКа
- Члены Союза писателей СССР
- Члены КПСС
- Литераторы, известные под псевдонимами
- Похороненные на Комаровском кладбище
