Цуриков, Афанасий Андреевич

Цуриков Афанасий Андреевич
Место рождения	Орловская губерния, Российская империя
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	Генерал от кавалерии
Сражения/войны	Русско-японская война, Первая мировая война
Награды и премии

Афанасий Андреевич Цуриков (1 (13) июня 1858 года — 23 мая 1922 года) — русский генерал от кавалерии.

Биография

Православный. Из дворян Орловской губернии.

Образование получил в Орловском Бахтина кадетском корпусе. В 1876 году окончил Николаевское кавалерийское училище. Выпущен корнетом (ст. 10.08.1876) в лейб-гвардии Уланский полк. Участник русско-турецкой войны 1877—1878. Поручик (ст. 12.04.1881).

В 1883 году Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (по первому разряду). Штабс-ротмистр гвардии с переименованием в капитаны Генштаба (ст. 29.03.1883). Состоял при Харьковском военном округе. С 22 ноября 1883 — старший адъютант штаба 36-й пехотной дивизии. Ст. адъютант штаба 8-й пехотной дивизии (16.03.-15.10.1885).

С 15 октября 1885 состоял для поручений при штабе Варшавского военного округа. Подполковник (ст. 05.04.1887). Со 2 апреля 1888 — старший адъютант штаба Варшавского военного округа. Цензовое командование эскадроном отбывал в лейб-гвардии Гродненском гусарском полку (17.04.1887-17.04.1888). Для ознакомления с общими требованиями управления и ведения хозяйства в кавалерийском полку был прикомандирован к лейб-гвардии Уланскому Его Величества полку (30.03.-30.09.1891). Полковник (пр. 1891; ст. 30.08.1891; за отличие).

С 28 января 1893 — начальник штаба 5-й кавалерийской дивизии. Состоял в распоряжении командующего войсками Московского военного округа (23.07.-16.09.1896). С 16 сентября 1896 — командир 51-го драгунского Черниговского полка. Генерал-майор (пр. 1901; ст. 26.03.1901; за отличие). С 26 марта 1901 — командир 2-й бригады 11-й кавалерийской дивизии. С 1 ноября 1902 — начальник штаба 10-го армейского корпуса.

Участник русско-японской войны. Прикомандирован к Главному Штабу (14.06.1905-20.02.1906). Генерал для поручений при генерал-инспекторе кавалерии (20.02.1906-18.01.1907). Командующий 15-й кавалерийской дивизией (18.01.-08.03.1907). Начальник 2-й кавалерийской дивизии (08.03.1907-02.01.1914). Генерал-лейтенант (1907).

Землевладелец в г. Карачев. В 1900 г. занимался разведением лошадей. Женат на Ольге Евлампиевне Семичеве (Двоюродная сестра генерал-лейтенанта К. К. Истомина). Его брат Владимир также служил по кавалерии и был генерал-майором.

Первая мировая война

Со 2 января 1914 — командир 24-го армейского корпуса, с которым вступил в Первую мировую войну; генерал от кавалерии (6 апреля 1914). Принимал участие в сражениях на реках Золотой и Гнилой Липе, под Городком. За бои 1-11 октября 1914 в Карпатах награждён орденом Святого Георгия 4-й ст. (ВП 03.02.1915). С 4 октября 1916 — командующий 10-й армией.

С 12 декабря 1916 командующий 6-й армией, переброшенной на Румынский фронт и получившей в своё подчинение части расформированной Дунайской армии ген. В. В. Сахарова.

После Февральской революции одним из первых ввёл в своей армии комитеты и сотрудничал с ними. Несмотря на это, армия Цурикова сохраняла боеспособность дольше других, возможно, в силу удалённости Румынского фронта от центров революции. Во время Корниловского выступления занял позицию поддержки Временного правительства и на совещании 28 августа 1917 вместе с представителями комитетов подписал резолюцию, объявлявшую Корнилова изменником и требовавшую предания его суду.

По воспоминаниям Г. П. Софронова на требования главкомитета союза офицеров представить ему список большевиков армии Цуриков и его начштаба Радус-Зенкович ответили отказом.

После октябрьского переворота остался на своём посту. 11 декабря 1917 войска Центральной рады при поддержке румынского командования захватили Болград и установили контроль над штабом армии. После этого Цуриков фактически перестал быть командующим армией. С декабря 1917 находился в отставке. Жил в Одессе, крайне нуждался, зарабатывал на жизнь шитьем сапог.

C 1920 служил в РККА. В 1920 член Особого совещания при Главнокомандующем всеми вооружёнными силами республики. Включен в список Генштаба РККА от 07.08.1920. С марта 1921 инспектор кавалерии РККА. Затем — инспектор кавалерии штаба войск Украины и Крыма.

Умер в 1922 году в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Награды

• Орден Святой Анны 4-й ст. (1878);
• Орден Святого Станислава 3-й ст. с мечами и бантом (1878);
• Орден Святой Анны 3-й ст. (1885);
• Орден Святого Владимира 4-й ст. (1887);
• Орден Святого Станислава 2-й ст. (1890);
• Орден Святой Анны 2-й ст. (1895);
• Орден Святого Владимира 3-й ст. (1899);
• Орден Святого Станислава 1-й ст. с мечами (1905);
• Орден Святой Анны 1-й ст. с мечами (1905);
• Золотое оружие (ВП 04.03.1906);
• Орден Святого Владимира 2-й ст. (06.12.1912);
• Орден Святого Георгия 4-й ст. (ВП 03.02.1915).
• Орден Святого Александра Невского с мечами (21.03.1916)

Литература

• [vivaldi.nlr.ru/bx000010525/view#page=197 Цуриков Афанасий Андреевич] // Список генералам по старшинству. Составлен по 15-е апреля 1914 года. — Петроград: Военная типография императрицы Екатерины Великой, 1914. — С. 165.

Ссылки

• [az.lib.ru/m/menxshikow_m_o/text_0080.shtml М. О. Меншиков. Маниловщина в армии.]
• [www.vagankovo.pogost.info/displayimage.php?pos=-16108 Похоронен на Ваганьковском кладбище 13а участок]
• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=306 Цуриков, Афанасий Андреевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Цуриков, Афанасий Андреевич

– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».