Бажанова, Зоя Константиновна
| Зоя Константиновна Бажанова | |
| Профессия: | |
|---|---|
| Театр: | |
Зоя Константиновна Бажанова (8 февраля 1902, Москва — 30 декабря 1968, Москва) — драматическая актриса и педагог.
Биография
Ученица Евгения Вахтангова и Михаила Чехова, она стала актрисой Вахтанговской театральной студии; затем, когда с 1926 года студия получила статус театра, вошла в штат Вахтанговского театра, проработав там с 1919 г. по 1958 г. В 1930—1957 гг. педагог Щукинского училища.
Будучи студийкой, познакомилась с молодым студийцем и поэтом Павлом Антокольским; в 1920 году они поженились (до того поэт уже был недолго женат на Наталье Николаевне Щегловой и имел дочь) и прожили вместе всю жизнь. Они получили квартиру в доме, специально построенном для работников театра Вахтангова в 1928 году в Большом Лёвшинском переулке, куда и переехали и поселились на пятом этаже; все соседи приходились друг и другу ещё и сотрудниками. Во время войны они оба выступали во фронтовых бригадах. Сын П. Г. Антокольского от первого брака, Владимир, погиб на войне в 1943 году.
Ушла из жизни значительно раньше мужа. Для него это было тяжелейшей потерей. П. Г. Антокольский посвящал памяти жене отчаянные поэтические строки:
- Все кончено. Но нет конца — концу.
- Нет и начала нашему началу.
- Но как тебе сегодня не к лицу,
- Что ты вчера навеки замолчала.
Вениамин Каверин, друг П.Антокольского, писал об этом страшном горе: «…Антокольский глубоко понимал талантливую в своей мудрости и умении безотказно делать добро жену. Можно смело сказать, что никого он никогда так не понимал и так не любил, как своего верного, на всю жизнь преданного друга. Только ей одной он позволял держать его в ежовых рукавицах»[1].
Похоронена на Востряковском кладбище. Через десять лет рядом был положен её муж.
Помимо того, что 3. К. Бажанова была актрисой по профессии и педагогом актёрского мастерства, у неё было ещё одно творческое дело — она была скульптором по дереву, выставка её работ проходила в Доме литераторов.
Роли в театре
- 1922 — «Принцесса Турандот» Карло Гоцци. Режиссёр: Е. Б. Вахтангов — Зелима (первая постановка; второй состав после А. И. Ремизовой)
- 1924 — «Женитьба» Н. В. Гоголя. Режиссёр: Ю. А. Завадский — Дуняша
- 1925 — «Виринея» Л. Н. Сейфуллиной. Режиссёр: А. Д. Попов — Мокеиха
- 1926 — «Зойкина квартира» М. Булгакова. Режиссёр: А. Д. Попов — Лизанька
- 1930 — «Темп» Н. Ф. Погодина. Режиссёры О. Н. Басов, К. Я. Миронов, А. А. Орочко, Б. В. Щукин — Валя
- 1932 — «Егор Булычов и другие» М. Горького. Режиссёр: Борис Захава — Таисия
- 1936 — «Флоридсдорф» Ф.Вольфа. Режиссёры: П. Г. Антокольский, А. И. Ремизова — Лена
Напишите отзыв о статье "Бажанова, Зоя Константиновна"
Примечания
- ↑ [www.pahra.ru/chosen-people/antokolsky/zoja/index.htm Зоя Бажанова — Антокольская]
Отрывок, характеризующий Бажанова, Зоя Константиновна
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
