Бакхёйзен, Людольф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Людольф Бакхёйзен
Ludolf Backhuysen

Автопортрет (ок. 1690-1708)
Дата рождения:

28 декабря 1630(1630-12-28)

Место рождения:

Эмден (Восточная Фрисландия)

Дата смерти:

7 ноября 1708(1708-11-07) (77 лет)

Место смерти:

Амстердам

Жанр:

Марина

Работы на Викискладе

Людольф Бакхёйзен (нидерл. Ludolf Backhuysen; 28 декабря 1630, Эмден, Восточная Фрисландия — 7 ноября 1708, Амстердам) — нидерландский художник. Наряду с Виллемом ван де Вельде считается самым известным художником-маринистом Голландии[1]. Писал также картины на библейские сюжеты.





Биография

Людольф Бакхёйзен родился 28 декабря 1630 года в городе Эмден в Восточной Фрисландии.

Начинал как каллиграф. В 1650 году приехал в Амстердам, где проходил обучение у Алларта ван Эвердингена и Хендрика Якобса Дуббельса. Впоследствии посвятил себя изображению моря и достиг в этом направлении больших художественных успехов.

Умер в Амстердаме 7 ноября 1708 года, после длительной болезни, и был похоронен в Вестеркерк[1].

Его внук и тёзка, Людольф Бакхёйзен Младший (1717—1782), сначала был купцом, потом военным и, наконец, посвятил себя живописи, в которой, согласно ЭСБЕ, «оставил заметный след, как талантливый баталист»[2].

Творчество

Людольф Бакхёйзен известен в первую очередь как художник-маринист. Его небольшого формата картины бушующего моря отличаются хорошо подобранными, несколько холодными тонами цветового решения, в них видно внимание художника к природе. Большие полотна, изображающие спокойное море, являются образцами декоративности в живописи. Ранние произведения художника ценятся выше.

Помимо картин на морскую тематику, Бакхёйзен известен как автор портретов, аллегорических композиций и городских пейзажей[1].

Получили признание и гравюры художника. В 1701 году он выпустил серию из 10 гравюр под названием «Stroom en zee gezichten». Кроме того, Бакхёйзен изготовлял модели всевозможных конструкций судов по заказу Петра Великого[2].

Мастерскую Бакхёйзена посещали князья и дворяне и щедро оплачивали его работы.

Картины Бакхёйзена находятся в Берлине, в палаццо Питти во Флоренции, в венском Бельведере и частных коллекциях Англии.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Бакхёйзен, Людольф"

Примечания

  1. 1 2 3 Arthur K. Wheelock Jr. [www.nga.gov/content/ngaweb/Collection/artist-info.5957.html Backhuysen, Ludolf] (англ.). National Gallery of Art (2014). Проверено 14 октября 2016.
  2. 1 2 Бакгейзен, Лудольф // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Литература

Ссылки

  • [www.kulturportalnordwest.de/index.php/kulturelleserbeostfriesland/113-ostfrkemenschen/2661-ludolf-backhuysen-emden-1630-amsterdam-1709 Ludolf Backhuysen] (нем.). Kulturportal Nordwest. Проверено 14 октября 2016.
  • [www.artcyclopedia.com/artists/backhuysen_ludolf.html Работы в музеях мира] (англ.). Artcyclopedia. Проверено 14 октября 2016.


Отрывок, характеризующий Бакхёйзен, Людольф

– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.