Битва на реке Фригид

Битва на реке Фригид — генеральное сражение в восточных Альпах между армией Восточной Римской империи под командованием императора Феодосия Великого и армией Западной Римской империи под началом императора Евгения, состоявшееся 6 сентября 394 года.

Битва стала завершением внутреннего конфликта в Римской империи, возникшего в 392 году в результате захвата Евгением императорской власти в западной части империи. В ходе сражения узурпатор Евгений был захвачен в плен и казнён по приказу Феодосия, который после этого стал единым правителем всей Римской империи.

Предыстория

Возникновение конфликта

15 мая 392 года в галльском городе Вьенне обнаружили мёртвым императора Западной Римской империи Валентиниана II. По одной версии он покончил жизнь самоубийством, а по другой, более распространённой, он был убит по приказу его полководца Арбогаста.

Трон Западной Римской империи оказался вакантным на 3 месяца. По заведённому порядку император Восточной Римской империи Феодосий становился законным преемником Валентиниана, располагая полномочиями назначить нового императора-соправителя на Западе. Однако 22 августа 392 года секретарь Евгений, личный друг Арбогаста, был провозглашён императором без одобрения Феодосия. По словам Орозия «Арбогаст сделал тираном Евгения, избрав человека, которому пожаловал лишь титул императора, а управлять империей намеревался сам».

Когда посольство Евгения прибыло к Феодосию с целью получения признания, тот не дал определённого ответа, но, богато одарив послов, отправил их обратно, а сам начал приготовления к войне. Учитывая сильную армию под началом Арбогаста, гражданская война между Восточной и Западной Римскими империями не выглядела неизбежной. Так в 383 году Феодосий признал в качестве императора-соправителя узурпатора на Западе Магна Максима (хотя и свергнул его через 5 лет). Однако погибший император Валентиниан II был родственником Феодосия, братом его жены Галлы.

Не менее весомым фактором стала религиозная политика, проводимая Евгением, который в отличие от ревностного христианина Феодосия способствовал возрождению язычества в Италии.

Подготовка Феодосием войны

Раннехристианские историки Феодорит и Созомен пишут, что Феодосий послал придворного евнуха Евтропия в Египет к монаху из Фив Иоанну за предсказанием результата конфликта с Западной империей. Иоанн предсказал победу Феодосию, и император Востока решился на войну. В эти дни жена императора Галла умерла в родах. После однодневного траура по ней летом 394 года император двинул армию в Италию, оставив за себя юного сына Аркадия под присмотром префекта Руфина.

Командование всей армией Феодосий возложил на Тимасия, назначив тому в заместители Стилихона. Стилихон по отцу был родом из вандалов, но его верность гарантировалась его браком с племянницей Феодосия Сереной. Варварские контингенты в составе армии возглавлялись готом Гайной, аланом Савлом и выходцем из Иберии Бакурием. Иордан определил число готов-федератов в армии восточных римлян в 20 тысяч воинов.

Битва

Наиболее подробно о ходе сражения рассказал историк V века Зосима, раннехристианские историки в рамках агиографической традиции в основном развивали тему чуда, которое сотворил Бог, чтобы победа досталась императору Феодосию.

6 сентября 394 года в предгорьях восточных Альп на реке Фригид (Випава в совр. Словении, на границе с Италией) состоялось генеральное сражение. В некоторых публикациях встречается утверждение о том, что битва продолжалась 2 дня. Такое мнение вызвано трактовкой агиографического сочинения Феодорита Кирского, где рассказывается о трудностях Феодосия накануне сражения, ночной молитве благочестивого императора и его пророческом сне, после которого в наступившем дне император с помощью апостолов одержал решительную победу. Во всех остальных источниках описание битвы укладывается в один день.

Феодосий выставил в передних рядах готов под началом Гайны, за ними поставил других варваров. Завязалось очень ожесточённое, по отзывам почти всех авторов, сражение. В ход боя против войск Евгения вмешалось природное явление, которое в 396 году поэт Клавдий Клавдиан в панегирике описал так: «Ветер с морозного Севера одолел строй врага своими горными штормами, швырял назад метательные снаряды на бросавших и с неистовством вырывал их копья».

Феодорит приписал сильнейшую бурю, которая поднялась после ночной молитвы Феодосия, на волю апостолов:

«Сильный ветер, дуя прямо в лицо неприятелям, отвращал и стрелы их, и копья, и дротики так, что никакое оружие не приносило им пользы, ни тяжеловооруженный, ни стрелок, ни копьеметатель не вредили войску царя. К тому же самая страшная пыль неслась в лицо врагов и принуждала их закрывать ресницы и защищать глаза».

Несмотря на божественную помощь погоды, передовой отряд войска Феодосия из 10 тысяч готов был полностью истреблён Арбогастом, что современник событий Орозий счёл «скорее благом, чем потерей». Также погиб полководец Феодосия Бакурий. Когда с наступлением темноты сражение прекратилось, император Евгений начал раздавать награды отличившимся воинам. Армия Феодосия оказалась в ловушке, отступлению могли помешать отряды Арбогаста, занявшие горные высоты (Юлийские Альпы) в его тылу.

Положение Феодосия было критическим, и только измена в войсках Евгения преломила ход событий. Орозий назвал имя комита Арбициона, перешедшего на сторону восточных римлям. Созомен рассказал, как произошла измена:

«Начальники отрядов, занимавших возвышение, послали сказать ему [Феодосию], что они будут его помощниками, если он удостоит их почестей. Тогда царь, поискав и не нашедши бумаги и чернил, взял дощечку, которую случайно держал один из предстоявших, и написал, что они получат от него важные и приличные места в войске, если исполнят обещание. На этом условии те действительно перешли на сторону царя».

На исходе дня в наступившей темноте воины Феодосия атаковали расположившегося на отдых противника. Им удалось прорваться в лагерь узурпатора к его палатке и перебить окружение Евгения. Сам Евгений был схвачен и немедленно обезглавлен. Его голову на копье показали его войскам, которые в массе своей перешли на сторону Феодосия с просьбами о прощении.

Арбогаст бежал в горы, за ним выслали погоню, и он закололся, чтобы избежать пленения.

Последствия битвы

Император Феодосий на несколько месяцев стал единым правителем всей Римской империи. Перед своей кончиной в январе 395 года он успел назначить сына Гонория императором Западной Римской империи, доверив его под защиту своего полководца Стилихона. Стилихон, впервые проявивший себя в битве на Фригиде, стал главнокомандующим войсками Западной Римской империи и успешно сдерживал атаки варваров на империю в начале V века.

Победа Феодосия в битве на реке Фригид окончательно определила направление религиозного развития Западной Европы. Попытки римской аристократии восстановить языческую религию в Италии провалились. По Феодориту войска Евгения и Арбогаста сражались под знаменами с изображением языческого бога Геркулеса, и победа над ними символизировала победу над язычеством. И без того сильные позиции сторонников никейской формулы веры (православия) в христианстве укрепились на Западе. Хотя в публикациях утверждается о том, что войска Феодосия несли знамёна с изображением христианского креста, очевидец Клавдий Клавдиан изобразил солдат Феодосия при вступлении в Рим под значками с парящими орлами и знамёнами с вышитыми драконами и змеями.

В сражении на Фригиде в войсках Феодосия участвовал и гот Аларих, который спустя год после битвы был избран вождём готов во Фракии и Мезии. Готы под его командованием подняли восстание против империи, одной из причин этого, как полагают историки, было возможное недовольство готов в результате тяжёлых потерь на Фригиде. Вскоре Аларих столкнулся в боях с бывшим соратником на Фригиде Стилихоном.

Судьба военачальников Феодосия, победивших на Фригиде, сложилась трагически. Тимасий после смерти Феодосия был изгнан в ссылку; гот Гайна стал главнокомандующим византийской армии, но свергнут и убит в 400, начальник аланской конницы Савл погиб в сражении при Полленции в 402, а Стилихон был казнен в 408.

Литература

• Парфенова Н. В. [www.sgu.ru/files/nodes/9659/01.pdf Геркулес и Юпитер против Христа: битва при Фригиде (394 г.)] // Военно-исторические исследования в Поволжье. — Саратов, 2005. — Вып. 6. — С. 3—8.

Отрывок, характеризующий Битва на реке Фригид

– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.