Битва при Данбаре

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Битва при Данбаре
Основной конфликт: Завоевание Кромвелем Шотландии
Кромвель в сражении при Данбаре
Дата	3 сентября 1650 г.
Место	Данбар, Восточный Лотиан, Шотландия
Итог	Решительная победа Англии
Противники
Шотландия Англия
Командующие
Дэвид Лесли Оливер Кромвель
Силы сторон
23 000 чел. 11 000 чел.
Потери
3 000 чел. убитыми 10 000 чел. пленными 2 000 чел. убитыми

Битва при Данбаре (англ. Dunbar; 3 сентября 1650 года) — одно из важнейших сражений периода Английской революции XVII века и ковенантского движения в Шотландии. Победа английской армии Оливера Кромвеля над шотландской армией Дэвида Лесли открыла англичанам возможность завоевания Шотландии. Сражение при Данбаре считается самой выдающейся победой Кромвеля за всю историю его многочисленных военных кампаний.

Военные действия перед сражением

Заключение 1 мая 1650 года Бредского договора между изгнанным королём Англии и Шотландии Карлом II и шотландским правительством ковенантеров создало угрозу для правления Кромвеля в Англии. 23 мая Карл II присягнул на верность Ковенанту, высадился в Шотландии и начал формировать армию для новой попытки реставрации королевской власти. Кромвель немедленно вернулся из Ирландии, которую он только что покорил, и лично возглавил английские войска, направленные для подчинения Шотландии. 22 июля c пятнадцатитысячной армией Кромвель перешёл шотландскую границу и двинулся к Эдинбургу.

Против англичан действовала крупная армия ковенантеров во главе с выдающимся шотландским полководцем Дэвидом Лесли, который в 1644 году воевал вместе с Оливером Кромвелем против английских роялистов. Лесли занял позицию между Эдинбургом и Лейтом, не давая возможности англичанам продвинуться вглубь страны и, в то же время, избегая ввязываться в генеральное сражение. Почти месяц прошёл в маневрировании двух армий вокруг шотландской столицы, причём англичане всё более теряли силы из-за трудностей с доставкой провианта и болезней солдат. Шотландские войска также оказались ослабленными, но по другой причине: правительство ремонстрантов приказало исключить из армии офицеров и солдат, симпатизирующих «ингейджерам» и королю, взамен которых были рекрутированы солдаты с более строгим религиозным чувством, но совершенно неопытные в военном деле. В конце августа 1650 года Кромвель был вынужден отступить к Данбару. 1 сентября английские войска разбили лагерь в нескольких километрах к югу от этого города, неподалёку от побережья. Лесли удалось опередить англичан и шотландцы, заняв холм Дун-Хилл, отрезали Кромвелю путь из Данбара к английской границе.

Положение сторон

Численность армии Кромвеля к моменту начала сражения при Данбаре достигала всего 11 000 человек против около 23 000 у шотландцев. Более того, позиционное превосходство было явно на стороне последних: они занимали высоты, доминирующие над англичанами и вероятная атака Кромвеля могла быть легко отбита. В то же время англичане не имели возможности для отступления, зажатые между Северным морем и грядой Ламмермур. Лесли планировал выждать развития событий, не теряя позиционного преимущества. Однако находящийся в армии комитет представителей шотландского правительства принял решение атаковать противника. Увидев, как вечером 2 сентября шотландские войска стали спускаться с холмов и строиться в военные ряды на равнине, Кромвель, по преданию, воскликнул: «Сам Господь предает их в наши руки».

Шотландцы планировали атаковать позиции англичан утром 3 сентября. Кромвель тем временем перестроил свои войска. Основные силы английской пехоты под командованием Джорджа Монка были помещены в центр боевых позиций, которые с флангов прикрывала кавалерия Джона Ламберта. Ночью английские войска перешли небольшой ручей, отделявший их от шотландцев.

Ход битвы

Ранним утром 3 сентября неожиданно для шотландцев, англичане пошли в атаку. Кавалерия Ламберта быстро разгромила конницу Лесли. В центре шотландская пехота достаточно упорно сопротивлялась. Однако Оливер Кромвель вновь применил свой излюбленный приём: с крупным резервным отрядом обошёл шотландцев с правого фланга и ударил по находящейся там кавалерии. Зажатые между холмами и атакующими англичанами шотландские кавалеристы были вынуждены отступать прямо в гущу позиций ковенантской пехоты. Это довершило разгром шотландской армии.

Битва продолжалась немногим более двух часов и с восходом солнца окончилась полной победой Кромвеля. Около 3000 шотландцев было убито, ещё 10 000, а также вся артиллерия взяты в плен. Часть пленных (в основном раненых солдат) вскоре отпустили, а оставшиеся были перевезены в Дарем, где большинство погибло от голода и болезней, а выжившие позднее были направлены на работы в Новую Англию. По уверениям Кромвеля англичане потеряли в битве всего около тридцати человек убитыми.

Значение сражения при Данбаре

Сражение при Данбаре позволило перейти Кромвелю к систематическому завоеванию Шотландии. Уже 24 декабря англичане захватили Эдинбург и оккупировали всю юго-восточную часть страны. Однако сопротивление шотландцев не было сломлено. Король Карл II после поражения парламентского войска при Данбаре смог привлечь на свою сторону умеренное крыло правящей партии ковенантеров, сместить религиозных экстремистов и начать формирование новой армии для защиты Шотландии.

В честь победы при Данбаре в Англии была отчеканена специальная медаль, которой были награждены все участники сражения. Это был первая медаль такого рода в истории Англии, причём следующая появилась только спустя полтора века, в честь битвы при Ватерлоо (1815 год).

Отрывок, характеризующий Битва при Данбаре

Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.