Бланско
Город
Показать/скрыть карты
|
Бланско (чеш. Blansko [ˈblansko]), бывш. Бланц (нем. Blanz) — город на востоке Чешской Республики, в 20 км севернее города Брно. Расположен на реке Свитаве. Является административным центром района Бланско Южноморавского края. Население — 21 129 человек.
История
Первое упоминание о крепости Бланско датируется 1136 годом[1] (по другим данным — 1141[2]) годом. Непосредственно город стал формироваться здесь в 1277 году. С 1766 года город принадлежал семье Зальм (нем. Salm), которая спонсировала множество деятелей науки и искусства, в том числе Йозефа Добровского.
Места
Сегодня в городе расположено много предприятий, в том числе химические и строительные заводы. Город также известен из-за близости к Моравскому карсту — одной из самых больших карстовых пещер в Европе.
Население
Динамика изменения численности населения Бланско в 1869—2009 годах:
Год | 1869 | 1880 | 1890 | 1900 | 1910 | 1921 | 1930 |
Население | 5 002 | 5 565 | 5 545 | 6 278 | 7 562 | 7 544 | 8 496 |
Год | 1950 | 1961 | 1970 | 1980 | 1991 | 2001 | 2009 |
Население | 8 883 | 12 673 | 14 903 | 18 912 | 20 783 | 20 594 | 21 129 |
Города-побратимы
- Комарно, Словакия
- Легница, Польша
- Мюрццушлаг, Австрия
- Скандиано, Италия
- Булок, Франция
- Вакье, Франция
- Вильнёв-ле-Булок, Франция
- Борисоглебск, Россия (в городе есть улица Бланская, названная[3] в честь города-побратима)
Напишите отзыв о статье "Бланско"
Примечания
- ↑ [www.blansko.cz/mesto/bk-historie.php История Бланско] (чешск.)
- ↑ [www.blansko.cz/en/mesto/bk-historie.php?lang=en История Бланско] (англ.)
- ↑ Улитина Нина. [www.e-reading.club/bookreader.php/1016516/Ulitina_-_Biografiya_Borisoglebskih_ulic.html Книга: Биография Борисоглебских улиц]. www.e-reading.club. Проверено 25 августа 2016.
Ссылки
- [www.blansko.cz/en/index.php?lang=en Официальный сайт]
Это заготовка статьи по географии Чехии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
|
Отрывок, характеризующий Бланско
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.