Бойня на Сэнд-Крик

Бойня на Сэнд-Крик
Основной конфликт: Индейские войны
Бойня на Сэнд-Крик, леджер шайенна Воющего Волка.
Дата	29 ноября 1864 года
Место	Округ Кайова, Колорадо
Итог	Победа США
Противники
США США Шайенны Арапахо
Командующие
Джон Чивингтон Чёрный Котёл
Силы сторон
700 60-200
Потери
24 убитых 52 раненных 163 убитых (в основном женщины и дети)

Бо́йня на Сэнд-Крик — нападение американских регулярных войск и волонтёров под командованием полковника Джона Чивингтона на мирный лагерь шайеннов и арапахо на реке Сэнд-Крик.

Предыстория

В 1858 году в Скалистых горах было найдено золото (Золотая лихорадка Пайк Пик). Это привело к увеличению потока белых золотоискателей через территорию обширной индейской резервации и конфликтам между ними и индейцами. Власти Колорадо обратились к федеральным властям с просьбой о сокращении территории резервации. В 1861 году шесть вождей шайеннов, включая вождя Чёрный Котёл и Белая Антилопа, и четыре вождя арапахо, включая вождя Левая рука, подписали с представителями властей США в форте Уайз новый договор, в котором они уступали большую часть своих территорий. Невыгодный для индейцев договор сокращал территорию резервации более чем в 13 раз и многие группы, особенно шайеннские Воины-Псы, отказались его подписывать, заявив, что не будут жить в резервации под контролем белых людей. Столкновения между индейцами и американцами продолжались.

В 1864 году американские войска без объявления войны начали разрушать лагеря шайеннов, уничтожив до 10 % всех поселений. Подразделение лейтенанта Джорджа С. Иайра (George S. Eayre) в Канзасе подошло к летнему охотничьему лагерю шайеннов у реки Смоки Хилл (Smoky Hill). Вожди индейцев Худой Медведь и Звезда вышли для мирных переговоров, но были убиты. Этот инцидент спровоцировал войну возмездия шайеннов Канзаса.

Губернатор Колорадо и полковник Чивингтон, командующий полком, вернувшихся с гражданской войны волонтёров, выступили за жёсткую политику в отношении индейцев, которых белые поселенцы обвиняли в краже продовольствия.

К чёрту всех, кто любит индейцев! ... Я пришёл уничтожать индейцев и верю, что под небом нашего Господа для их уничтожения хороши и достойны все средства. ... Убивайте и скальпируйте всех, больших и маленьких; гниды станут вшами. - Полковник Джон Мильтон Чивингтон

Но племена шайеннов и арапахо, которыми руководили вожди Чёрный Котёл и Левая Рука, согласились жить в небольшой резервации на Сэнд-Крик и поддерживать мир с поселенцами. После переговоров с властями Колорадо примерно 800 мирных индейцев поставили свой лагерь в указанном американцами месте, чтобы их не спутали с враждебными индейцами. Над типи Чёрного Котла развевался огромный американский флаг, подаренный ему властями, чтобы защитить мирный лагерь от нападения американских войск. Большинство мужчин, поверив обещаниям властей, покинули лагерь, чтобы охотиться на бизонов. Вместе с женщинами и детьми осталось только около 60 воинов.

Бойня

28 ноября после многомесячных бесплодных поисков враждебных индейцев в прериях полковник Чивингтон во главе 700 бойцов 1-го и 3-го кавалерийских полков штата Колорадо и полка конных волонтёров выдвинулся к лагерю мирных индейцев. В ночь на 29 ноября солдаты и волонтёры устроили попойку, заранее празднуя свою победу. Утром 29 ноября 1864 года Чивингтон приказал своим войскам атаковать лагерь. Капитан Силас Соул и лейтенант Джозеф Крамер 1-го кавалерийского полка Колорадо отказались выполнить приказ и приказали своим людям не открывать огонь. Однако остальные подразделения немедленно атаковали лагерь, невзирая ни на американский флаг, ни на белый флаг, который был поднят над лагерем сразу после того, как солдаты открыли огонь. Нападение оказалось полной неожиданностью для индейцев, некоторые успели вскочить на коней, но большинство бросилось бежать вверх по ручью.

Одним из первых был убит вождь шайеннов Белая Антилопа, семидесятипятилетний старик, заключивший мир с американцами. Вождь арапахо Левая Рука стоял под ружейным и артиллерийским огнём, демонстративно сложив руки на груди, полагая, что белые люди атакуют по ошибке. Он был смертельно ранен, но его вынесли с поля боя и он умер через несколько дней. Конные волонтёры преследовали убегающих вверх по ручью людей, чтобы отрезать им путь к отступлению, а спешившиеся солдаты не спеша продвигались за ними и «зачищали» лагерь индейцев. С южного склона каньона по убегающим людям била артиллерия. Некоторые индейцы пытались зарыться в речной песок. Немногочисленные воины шайеннов и арапахо прикрывали отход женщин и детей, которые стремились укрыться в ближайших холмах. Воины отбивались в течение четырёх часов, большинство из них погибли, оставшиеся в живых отступили вверх по ручью, среди них был и Чёрный Котёл.

Солдаты Чивингтона действовали очень жестоко. Они скальпировали убитых мужчин и отрезали у женщин груди, уродуя трупы до неузнаваемости. Женщины и дети, не оказывавшие никакого сопротивления, были убиты, раненых добивали.

Я видел тела индейцев, расчленённые на множество кусков; изувеченные так, что это невозможно представить; женщины, разрезанные на мелкие куски... ножами; скальпированные, с раскроенными черепами; двухмесячные дети... там лежали люди всех возрастов, от грудных младенцев до воинов ... И кто их изувечил? Армия США... - Джон С. Смит, Показания комиссии Конгресса, 1865

Пальцы и уши отрезали от тел вместе с украшениями. Тело вождя Белая Антилопа, которое лежало отдельно на дне каньона, удостоилось особого внимания. Помимо скальпирования солдаты отрезали ему нос, уши и мошонку, чтобы сделать из неё кисет ... - Стэн Хойг (Stan Hoig)

Даже уходя, солдаты продолжали добивать найденных в лагере раненых, разграбили индейские типи и увели лошадей. После бойни солдаты Чивингтона захватили в качестве трофеев фрагменты расчленённых тел, включая половые органы жертв и человеческие эмбрионы. Свою добычу они демонстрировали жителям Денвера, «украшая» мужскими и женскими гениталиями не только сёдла, но и шляпы.

Потери

Перед комиссией Конгресса, изучавшей обстоятельства бойни, Чивингтон утверждал, что были убиты 500—600 индейских воинов. Историк Алан Бринкли писал, что были убиты 133 индейца, из которых 105 женщины и дети. Белый очевидец Джон С. Смит сообщал о 70-80 убитых индейцах, включая 20-30 воинов, что согласуется с данными Бринкли относительно числа убитых воинов. Джордж Бент, сын американца Вильяма Бента и индейской женщины, который находился в лагере во время атаки и был ранен, давал разные оценки потерь индейцев. 15 марта 1889 года он написал о 137 убитых: 28 воинов и 109 женщин и детей. Но 30 апреля 1913 года, в пожилом возрасте он написал о «примерно 53 мужчинах» и «110 женщинах и детях» убитых и множестве раненых. В силу малочисленности индейцев для некоторых индейских родов потери женщин и детей были очень тяжелым ударом.

Первоначальные отчёты сообщали о 10 убитых и 38 раненых американских солдатах. Но в итоге насчитали 4 убитых и 21 раненого в 1-м кавалерийском полку и 20 убитых и 31 раненого в 3-ем полку, в сумме 24 убитых и 52 раненых. С учётом внезапности нападения и многократного перевеса в силах потери американской армии представляются чрезмерными. Ди Браун писал, что такие потери были следствием дружественного огня пьяных солдат Чивингтона, но другие источники не подтверждают это предположение.

Последствия бойни

Резня на Сэнд-Крик нарушила традиционный общинный строй у шайеннов. Были убиты вожди, выступавшие за мир с белыми людьми. Возросло влияние Воинов-Псов, которые всегда выступали против заключения каких-либо договоров с чужаками и поселения в резервацию. Шайенны стремились отомстить за убитых близких людей.

После ничем не спровоцированной бойни именно тех индейцев, которые стремились к миру, южные и северные шайенны, северные арапахо и лакота объединились в войне против американцев, которая продолжалась более двух десятилетий. Зимой 1865 года боевые действия объединённых племён сиу, шайеннов и арапахо привели к значительным разрушениям, грабежам и гибели многих белых поселенцев, включая женщин и детей. Окончательную точку в этой серии конфликтов поставила только бойня на ручье Вундед-Ни в 1890 году.

Правительство США создало комиссию для расследования действий полковника Чивингтона. Американские власти признали свою вину за события у Сэнд-Крик и согласились выплатить компенсацию выжившим шайеннам и арапахо. Губернатор Колорадо был отправлен в отставку, но единственным наказанием полковника Чивингтона было крушение его политических амбиций.

В искусстве

Бойня на Сэнд-Крик получила отражение в фильмах «Солдат в голубом» и «Маленький большой человек», сериале «На Запад».

В литературе со значительными изменениями была описана в романе Эмилио Сальгари «На Дальнем Западе».

См. также

• Битва при Уошите

Литература

• Гриннелл Дж. Сражающиеся шайены. — ЗелОбыватель, 1994. — 222 с.
• Стукалин Ю. Хороший день для смерти. — «Гелеос», 2005. — 384 с. — ISBN 5-8189-0323-0.
• Hoig, Stan. The Sand Creek Massacre. — Norman, OK: University of Oklahoma Press, 1977. — ISBN 978-0-8061-1147-6.
• Hoig, Stan. The Peace Chiefs of the Cheyennes. — Norman, OK: University of Oklahoma Press, 1980. — ISBN 978-0-8061-1573-3.
• Michno, Gregory F. Battle at Sand Creek. — El Segundo, CA: Upton and Sons, Publishers, 2004. — ISBN 978-0-912783-37-6.
• Hyde, George E. Life of George Bent Written from His Letters. Ed. by Savoie Lottinville. — Norman, OK: University of Oklahoma Press, 1968. — ISBN 978-0-8061-1577-1.

Ссылки

• [cheyenne-arapaho.ru/ Сайт, посвящённый культуре шайеннов и арапахо]
• [www.nps.gov/sand/ Sand Creek Massacre Historic Site]
• [quod.lib.umich.edu/cgi/t/text/text-idx?c=moa;idno=ABY3709.0003.001;rgn=full%20text;view=toc;cc=moa Report of the United States Congress Joint Committee on the Conduct of the War, 1865]
• [sandcreekmassacre.net Sand Creek Massacre Documentary Film Project]
• [www.kclonewolf.com/History/SandCreek/sc-index.html The Sand Creek Massacre]

Отрывок, характеризующий Бойня на Сэнд-Крик

Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.