Боун, Борден Паркер

Борден Паркер Боун
Borden Parker Bowne
Место рождения:	рядом с Леонардвиллом, Нью-Джерси
Научная сфера:	философия, теология, идеализм, методизм
Место работы:	Бостонский университет
Альма-матер:	Нью-Йоркский университет
Известен как:	основатель американского персонализма

Бо́рден Па́ркер Бо́ун (англ. Borden Parker Bowne, 14 января 1847 — 1 апреля 1910, Бостон) — американский философ и теолог-методист, основатель американского персонализма, профессор (1876-1910), декан факультета философии и руководитель аспирантуры Бостонского университета.

Биография

Борден Боун родился недалеко от Леонардвилла, Нью-Джерси в 1847 г. Отец — Джозеф Боун (англ. Joseph Bowne) был фермером, проповедником-методистом и аболиционистом. Мать происходила из квакерской семьи и тоже была аболиционисткой. Борден был одним из шести детей. В детстве родители были для детей образцом высокой морали и защищали достоинство всех людей.

В 1867-1871 учился в Нью-Йоркском университете, по окончании получил степень бакалавра. Одновременно получил сертификат и начал вести службы в методисткой церкви с 1867. В 1872 был произведён в диаконы и получил назначение в приход на Лонг-Айленде.

В 1873-1874 продолжил учёбу в университетах Европы: в Париже, Галле и Гёттингене. Наибольшее влияние на мировоззрение Боуна оказала философия Р. Г. Лотце.

В 1874-1876 Борден Боун работал журналистом в Нью-Йорке. В 1876 защитил магистерскую диссертацию в Нью-Йоркском университете.

С 1876 и до конца жизни работал профессором в Бостонском университете. Боун был деканом факультета философии. В 1888 стал первым руководителем аспирантуры университета. Он предсетательствовал на защите диссертации первого в США чернокожего доктора философии Джона Боуена (англ. John Wesley Edward Bowen) в 1891.

Борден Паркер Боун умер в Бостоне в 1910 г.

Учение Боуна

Учение Боуна — описательная версия философии Канта, отличается от назидательной, формалистской и логических версий. В целом, Боун следовал традициям Лотце, но придавал большее значение эмпирическим корням наших знаний. Он проводил чёткое разграничение между концептуальными предположениями и реальными доказательствами. Первичная функция логики — приведение мыслей в порядок. Метод Боуна был примером феноменологии, которая основывается не на чистой логике, а на предположении, что тщательное изучение предмета выявляет его происхождение и структуру и приводит к его более подробным описаниям. Максимум, что мы можем ожидать от познания — более или менее полезные руководства к действию. В своём учении Боун выделял практическую природу веры, позднее названной прагматизмом верования или научным методом закрепления веры.

Метафизика Боуна подвергает критике традиционные философские понятия материи и существования и предлагает брать за основу понятие процесса. За такой подход он был причислен к идеалистам. Сам Боун считал, что его вариант плюралистического объективного идеализма вполне согласуется с существованием реальности, далеко выходящей за пределы нашего разума. Но такую реальность нельзя рассматривать, как абсолютно независимую, поскольку ничто не может быть полностью независимым на уровне существования. Ключевым принципом в Боуновской метафизике стало понятие личности. Что бы мы не думали о происхождении и природе реальности, эта природа согласуется или по крайней мере не противоречит существованию личностей. Неизбежность любых философских учений состоит в том, что все они выражают точку зрения и ценности личностей. Таким образом, личность является элементом отношений, который мы с уверенностью можем использовать как центральный элемент объективной реальности и, в свою очередь, всех философских построений. Боун подверг критике «неличностные» философии своего времени. Абсолютный идеализм приносит ясное эмпирическое множество личностей, на котором основан наш опыт, в жертву неперсонифицированному Абсолюту. Материализм редуцирует персональную реальность до неперсонифицированного принципа, который становится полной абстракцией. Неперсонифицированные версии натурализма и психологизма, согласно Боуну, страдают аналогичными проблемами.

Персонализм оставался в центре внимания философов до 1930-x годов. В теологии и этике он просуществовал значительно дольше и получил мощный импульс благодаря римскому папе Иоанну Павлу II.

Сочинения

• The Philosophy of Herbert Spencer: Being an examination of the first principles of his system, NY, 1874
• Studies in Theism, NY, 1879
• The Logic of Religious Belief , 1884
• Introduction to Psychological Theory, NY, 1887
• Philosophy of Theism, NY, 1887, [2 ed.] - 1902
• The principles of Ethics, NY, 1892
• Theory of Thought and Knowledge, NY, 1897
• Metaphysics, NY-L, 1882, [2 ed.] - 1898
• The Christian Revelation, [2 ed.], NY, 1898
• The Christian Life, Cincinnati, 1899
• The Atonement, NY, 1900
• Theism, NY, 1902
• The Immanence of God, Boston, 1905
• Personalism, Boston-NY, 1908
• Studies in Christianity, Boston, 1909
• The Essence of Religion, Boston-NY, 1910
• Women and Democracy, Boston, 1910
• Kant and Spencer: A Critical Exposition, Boston-NY, 1912

Отрывок, характеризующий Боун, Борден Паркер

Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.