Бубнов, Николай Матвеевич

Николай Матвеевич Бубнов
Дата рождения	25 июля 1904(1904-07-25)
Место рождения	д. Дурасовка, Дурасовская волость Пензенского уезда
Дата смерти	2 августа 1943(1943-08-02) (39 лет)
Место смерти	район деревень Ржава и Бельдяжки (Кромской район Орловской области)
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Танковые войска
Годы службы	1926—1943
Звание
Командовал	133-я отдельная танковая бригада 11-я гвардейская отдельная танковая бригада
Сражения/войны	Бои на Халхин-Голе Великая Отечественная война
Награды и премии

Николай Матвеевич Бубнов (25 июля 1904 года, д. Дурасовка, Дурасовская волость Пензенского уезда — 2 августа 1943 года, район деревень Ржава и Бельдяжки Кромского района Орловской области) — советский военный деятель, Полковник. Герой Советского Союза.

Начальная биография

Николай Матвеевич Бубнов родился 25 июля 1904 года в деревне Дурасовка Дурасовской волости Пензенского уезда в семье крестьянина.

Закончив среднюю школу, Бубнов работал ремонтным рабочим, а затем секретарем сельсовета.

Военная служба

Довоенное время

В 1926 году был призван в ряды РККА. В 1927 году окончил полковую школу 3-го стрелкового полка 1-й Казанской стрелковой дивизии, в 1930 году — Ульяновскую танковую школу, а в 1931 году — Ленинградские бронетанковые курсы усовершенствования командного состава.

В 1930 году служил на должности командира стрелкового взвода 93-го стрелкового полка (31-я стрелковая дивизия).

В 1931 году вступил в ряды ВКП(б) и с того же года служил в бронетанковых частях, командовал танковым взводом в танковой бригаде имени Г. Котовского, на должности командира-политрука роты сапёрных танков 7-го сапёрного батальона в той же бригаде.

С августа 1934 года командовал ротой отдельного сапёрного батальона 5-го механизированного корпуса, с апреля 1935 года — танковой ротой (13-я механизированная бригада), с августа 1935 года — ротой танкеток (20-я механизированная бригада), с февраля 1936 года — ротой. В апреле 1938 года был назначен на должность начальника штаба автоброневого батальона (9-я мотоброневая бригада).

В феврале 1939 года был назначен на должность начальника автобронетанковой службы 94-й стрелковой дивизии, находясь на которой, участвовал в боях на Халхин-Голе, в ходе которого был ранен и был награждён орденом Ленина.

С апреля 1940 года служил на должности начальника автобронетанковой службы 133-й стрелковой дивизии (Новосибирск, Сибирский военный округ).

В 1941 году Бубнов окончил курсы при Военной академии механизации и моторизации РККА, после чего в мае был назначен на должность заместителя командира 94-го танкового полка (47-я танковая дивизия, Одесский военный округ).

Великая Отечественная война

В августе 1941 года за отвагу в боях Бубнов был назначен на должность командира 94-го танкового полка. С октября 1941 года командовал танковым батальоном в 142-й танковой бригаде, затем вновь командовал танковым полком в 2-м механизированном корпусе.

В апреле 1942 года майор Бубнов был назначен на должность командира 133-й отдельной танковой бригады, принимавшей участие в оборонительных боях на Воронежском направлении, в большой излучине Дона и на Сталинградском направлении.

16 мая 1942 года Николаю Матвеевичу Бубнову присвоено звание «Полковник»

В ходе Сталинградской битвы бригада оборонялась на южной окраине города. В конце сентября бригада после потери значительной части танков и личного состава была выведена на левый берег Волги. Опыт боевых действий танковой бригады в обороне Бубнов обобщил в статье, опубликованной 27 сентября 1942 года в газете «Красная звезда».

За боевые заслуги 8 декабря 1942 года бригада была преобразована в 11-ю гвардейскую отдельную танковую бригаду, а командир был награждён орденом Красного Знамени. В декабре бригада получила танки Т-34 из танковой колонны «Тамбовский колхозник».

В конце января 1943 года бригада была передислоцирована на Центральный фронт к подступам к Орлу. С февраля по март бригада принимала участие в боях на Севском направлении, поддерживая 2-й гвардейский кавалерийский корпус.

В ходе подготовки к летнему наступлению 1943 года полковник Бубнов организовал боевую учёбу бригады.

В начале июля 1943 года бригада Бубнова заняла оборону у села Молотычи на северном фасе Курской дуги на стыке 16-го и 3-го танковых корпусов (2-я танковая армия). В первые дни Курской битвы бригада находилась во втором эшелоне и 10 июля вступила в бой. В ходе наступления бригаду перебрасывали с одного участка фронта на другой.

2 августа 1943 года танковая колонна бригады глубокой балкой выходила на рубеж атаки в районе деревень район деревень Ржава и Бельдяжки (Кромской район, Орловская область) и попала под артиллерийский налёт. Бубнов погиб от осколка вражеского снаряда. Похоронен в Курске на Никитском кладбище (воинское мемориальное кладбище, могила № 138)

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 ноября 1943 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм гвардии полковнику Николаю Матвеевичу Бубнову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Этим же Указом звание «Герои Советского Союза» было присвоено заместителю командира бригады по политической части гвардии полковнику Калустову.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда»;
• Два ордена Ленина (1939, 1943);
• Два ордена Красного Знамени (оба в 1942);
• Орден Красной Звезды (1941);
• Медаль «За оборону Сталинграда».

Память

В поселке Кромы Орловской области именем Героя назван переулок.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=12116 Бубнов, Николай Матвеевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Бубнов, Николай Матвеевич

Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.