Бургаве, Герман

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герман Бургаве
нидерл. Herman Boerhaave
Дата рождения:

31 декабря 1668(1668-12-31)

Место рождения:

Ворхаут, Голландия

Дата смерти:

23 сентября 1738(1738-09-23) (69 лет)

Место смерти:

Лейден

Страна:

Нидерланды Нидерланды

Научная сфера:

Медицина, ботаника

Альма-матер:

Университет Хардервейка

Систематик живой природы
Названия растений, описанных им, могут отмечаться сокращением «Boerh.»

С точки зрения Международного кодекса ботанической номенклатуры научные названия растений, обнародованные до 1 мая 1753 г., не считаются действительно опубликованными, и в современной научной литературе это сокращение практически не встречается.



Страница на Викивидах

Ге́рман Бу́ргаве (Бу́рхаве, Бу́ргав) (нидерл. Herman Boerhaave; 31 декабря 1668, Ворхаут, предместье Лейдена, Голландия — 23 сентября 1738) — нидерландский врач, ботаник и химик, один из знаменитейших врачей XVIII века.





Биография

Уже на 11 году жизни приобрёл, под руководством отца, обширные сведения в латинском и греческом языках и изящных науках. Рассказывают, что около этого времени у него образовалась язва на голени, от которой тогдашние врачи не могли излечить его в течение целых 7 лет, пока он сам себя не вылечил, и что будто бы это обстоятельство и определило его будущее назначение. В 15 лет, лишившись отца, Бургаве отправился в Лейден, изучал там историю, натурфилософию, логику и метафизику, даже еврейский и халдейский языки, чтобы читать Священное писание в оригинале, и добывал себе средства к жизни частными уроками. Согласно желанию отца, он сначала готовил себя для духовного звания, от которого, однако, его оттолкнула крайняя нетерпимость тогдашнего духовенства ко всякому сколько-нибудь самостоятельному мнению. С тех пор он окончательно посвятил себя медицине.

Получив докторскую степень университета Хардервейка, он в 1701 году стал профессором медицины в Лейдене, а в 1709 году профессором ботаники и медицины. В это время им изданы два главнейших его сочинения: «Институции» и «Афоризмы», написанные им для учеников и составлявшие как бы объяснительный текст к его лекциям. В 1715 году ему была передана кафедра практической медицины, причём он открыл больницу, где два раза в неделю демонстрировал своим ученикам больных, чтобы научить их, как нужно наблюдать и лечить болезни. Наконец, 1718 году, вопреки его желанию, университет поручил ему кафедру химии. По остроумному выражению одного из его биографов, Бургаве одной своей особой представлял целый факультет. Он же первый в Нидерландах стал читать лекции о глазных болезнях. Умер от болезни сердца.

Слава Бургаве как практического врача не уступала его известности как теоретика. Со всех стран к нему стекались больные, и даже коронованные особы не находили для себя унизительным делать ему визиты. В доказательство его необычайной известности часто приводится письмо, полученное им от одного китайского мандарина по адресу: «Бургаве, врачу в Европе». Город Лейден должен был раздвинуть свои укрепления и выстроить новые дома, чтобы дать помещение его многочисленным слушателям. Когда, однажды, после 6-месячной болезни, он в первый раз появился на улице, то город отпраздновал это событие иллюминацией. После его смерти ему воздвигли в Лейдене простой, но достойный его имени памятник с надписью: «Salutifero Boerhaavii genio sacrum». Дочери своей он оставил состояние в 4 млн франков. Это подало повод к обвинению его в корыстолюбии, но из его биографии известно, что он отличался чрезвычайной благотворительностью, но только любил помогать втайне.

Что касается его учёных заслуг, то Бургаве имел уже правильное понятие о происхождении нервов из серого вещества центральных нервных органов и об их распространении к периферии, много способствовал распространению верного взгляда Бриссо на местонахождение катарактов и полагал возможным излечивать оспу, посредством препаратов ртути и сурьмы. В своей вступительной речи от 1709 года «De commendando studio Hippocratico» он доказывал, что можно быть хорошим врачом, владея лишь немногими лекарствами, если держаться подальше от произвольных гипотез. Во всех своих трудах он исходил из того предположения, что самый верный руководитель в лабиринте систем — история медицины, а основание всякого знания лежит в наблюдении при помощи чувств, но что психические процессы, равно как первоначальные физические и последние метафизические причины явлений одинаково недоступны физическому методу. В этом духе работал он сам и учил работать своих учеников, к которым принадлежали такие люди, как Галлер, ван Свитен, де Гаэн и Прингле.

Им описаны некоторые растения, например:

Его знаменитейшие сочинения:

  • «Institutiones medicae in usus exercitationis annuae domesticos» (Лейден 1708)
  • «Aphorismi de cognoscendis et curandis morbis, in usum doctrinae medicae» (Лейден 1709) долгое время служили основанием для практического преподавания медицины.
  • «Index plantarum, quae in Horto Academico Lugduno Batavo reperiuntur» (Лейден 1710)
  • «Index Alter Plantarum Quae In Horto Academico Lugduno-Batavo Aluntur» (Лейден 1720)
  • «Elementa chemiae» (Париж 1724)

Слава Бургаве зиждется не на его систематических учениях, а на постоянном устном и письменном заступничестве за необходимость точного метода в медицине.

Cp. Burton, «An account of the life and writings of В.» (Лонд. 1743, 2 т.); Ionnson, «Life of H. В.» (Лонд. 1834); Kesteloot, «Lofrede op H. В.» (Лейден, 1825).

Медицинские термины, названные его именем

Напишите отзыв о статье "Бургаве, Герман"

Примечания

  1. Лазовскис И. Р. Справочник клинических симптомов и синдромов. — Издание второе, переработанное и дополненное. — М.: Медицина, 1981. — С. 134. — 512 с. — 50 000 экз.
  2. Покровский В. И. Энциклопедический словарь медицинских терминов. — М.: Медицина, 2005. — С. 192. — 960 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-225-04645-2.

Литература

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/es/7260/Бургаве Бургаве (Бурхаве) Герман] // Большой энциклопедический словарь / Главный редактор А. М. Прохоров. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — М.: Большая Российская Энциклопедия, 1998. — С. 164. — 1456 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-305-2.
  • Страшун И. Д., Поляков Г. А. Бурхаве, традиц. Бургав, Герман // Большая медицинская энциклопедия: В 30 томах / Главный редактор Б. В. Петровский. — 3-е издание. — М.: Советская энциклопедия, 1976. — Т. 3. Беклемишев — Валидол. — С. 535—536. — 584 с. — 150 000 экз.
  • Погодин С. A., Раскин Н. М. Герман Бургаве // «Химия и жизнь», 1969, № 11.

Ссылка


Отрывок, характеризующий Бургаве, Герман

На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.