Бурлас, Моисис
| Моисис Бурлас | |
| Μωυσής Μπουρλάς | |
| Род деятельности: |
мемуарист |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Место смерти: | |
Моисис Михаил Бурлас (греч. Μωυσής Μιχαήλ Μπουρλάς; 9 мая 1918, Каир — 16 марта 2011[1], Салоники) — греческий коммунист и партизан еврейского происхождения. Автор получившей известность книги «Эллин, еврей и левый».
Содержание
Молодость
Моисис Бурлас родился в 1918 году в Каире в семье греческих евреев. Отец был родом из города Волос, мать с острова Хиос. Моисис был четвёртым, но не последним ребёнком семьи. Из-за финансовых проблем семья оставила Каир и вернулась в Грецию. Бурласы первоначально поселились в городе Науса, Центральная Македония, где жил один из его дедов, а затем, после второго банкротства отца, в македонскую столицу, город Фессалоники. Присутствие в городе большой еврейской общины напомнила греко-язычным и с связями, в основном, с греческим населением Бурласам о их еврейском происхождении: «..нам объяснили что мы будем жить …. в квартале где живут евреи. Мы переглянулись и осознали, что мы евреи». С детства Моисис помогал отцу в его пекарне. Закончив гимназию, стал токарем[2]. В 1935 году, в возрасте 17 лет вступил в Организацию Коммунистической молодёжи Греции (ΟΚΝΕ) и участвовал в профсоюзных организациях. В 1936 году стал членом Коммунистической партии Греции (КПГ). С началом диктатуры генерала Метаксаса, принял участие в действиях подпольных организаций компартии, был арестован, подвергся пыткам. С началом победоносносной для греческого оружия Греко-итальянской войны (1940—1941), был призван в армию и воевал в Албании. Моисис писал семье «Ухожу гордый, что иду сражаться за честь нашего Отечества». После того как на помощь итальянцам пришла Гитлеровская Германия и часть генералитета подписала «почётную капитуляцию», Бурлас вернулся в Салоники.
1943 год
С началом тройной, германо-итало-болгарской, оккупации Греции, Салоники оказались в немецкой зоне оккупации. Причастность Бурласа к греческому коммунистическому движению стала основным фактором, способствовавшим тому, что семья избежала депортации и истребления в 1943 году. Другим фактором был тот факт, что семья не принадлежала к сефардскому большинству салоникских евреев. Семья дистанцировалась от позиции большинства еврейской общины города: Бурлас отказался носить жёлтую звезду («ни на минуту») и с самого начала принял позицию непослушания. Его активную позицию разделили немногие молодые евреи, что нарушает миф о всеобщей «пассивности» евреев. В своих мемуарах Бурлас открыто обвиняет «предателя раввина» Кореца, как ответственного за депортацию общины. Вместо того чтобы следовать указаниям Греческого Сопротивления и открыть евреям глаза на происходящее и побудить их оставить город, Корец побуждал их к послушанию и согласию на депортацию[3]. Молодой Бурлас, следуя за своими греческими товарищами и вместе с другими 12 салоникскими евреями покинул город и вступил в ряды Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС). Его семья также спаслась благодаря тому, что его греческий товарищ успел в день депортации вывесить на их доме официальную бумагу жандармерии с надписью «реквизирован» (оккупационными властями). Немцы не стали искать евреев в «реквизированном» доме. В последующие дни семья нашла убежище у своих греческих друзей в Наусе[4].
В рядах Греческого Сопротивления
В ЭЛАС Моисис Бурлас получил псевдоним «Байрон». В составе 30-го полка ЭЛАС он воевал против немцев и коллаборационистов в горах Пайко, Центральная Македония. Несколько позже, в ЭЛАС вступили отец и один из братьев. В двацатилетнем возрасте его брат, Соломон, погиб в одном из боёв частей ЭЛАС с оккупантами. После Освобождения в стране наступил период т. н. «Белого террора», когда монархисты и бывшие коллаборационисты преследовали сторонников компартии и бывших бойцов ЭЛАС. Будучи и коммунистом и ветераном ЭЛАС, Бурлас был также в числе десятков тысяч арестованных и был выслан в Концентрационный лагерь Макронисос, а затем на острова Агиос Эфстратиос и Икария, где его товарищами по несчастью были греческие поэт Яннис Рицос и актёр Манос Катракис. В 1951 году молодое израильское государство проявило интерес к судьбе греческих левых еврейского происхождения и запросило их освобождение и эмиграцию в Израиль, признав взамен предыдущие права греческих монастырей в Палестине. Бурлас не соглашался на эту вынужденную эмиграцию, но в конечном итоге сдался. Эмиграция сопровождалась потерей им греческого гражданства.
В Израиле
Бурлас эмигрировал в Израиль, где вступил в компартию Израиля и был вовлечён профсоюзную деятельность. В силу этого его часто увольняли, но будучи отличным токарем, он легко вновь находил работу. Атмосфера патриотизма и энтузиазма, царившая в этот период в Израиле, не затронули Бурласа. Его идентичность «левого» оказалось более существенным для него, нежели идентичность еврея. В Израиле он женился в повторном браке на еврейке из Советского Союза. С первой женой он был разведён и от первого брака у него был сын. Вместе со своей второй женой и «против течения», он эмигрировал в 1967 году в СССР.
В СССР
В Советском Союзе Бурлас обосновался на Урале, где работал токарем до 1982 года, когда и вышел на пенсию. После выхода на пенсию, стал преподавать греческий язык. Бурлас всегда считал Грецию своей Родиной и греческая грань его идентитета стала принимать всё большее место в его душе. Он стал искать пути своего возвращения в Грецию[5].
Репатриация в Грецию
Бурласу удалось репатриироваться в Грецию в 1990 году, в возрасте 72 лет. В этом возрасте вновь начал борьбу за хлеб насущный и возвращения ему греческого гражданства. Греческое гражданство ему было возвращено в 1999 году. Чтобы выжить, он брался за всевозможную работую Первоначально обосновался в маленькой комнате, которую прелоставила ему еврейская община Салоник. Впоследствии он переехал в дом престарелых «Саул Модиано», где жил до конца своих дней. До конца своей жизни Бурлас принимал активное участие в общественной деятельности. Оставаясь верным своей жизненной позиции и несмотря на свой преклонный возраст, Бурлас был кандидатом от левых коалиций на муниципальных выборах в 2002 и 2006 годах и участвовал в предвыборной борьбе. В ходе выборов 2002 года и выражая свои надежды на мирное сосуществование народов Палестины и Израиля, он принял участие в совместной пресс-конференции с другим кандидатом левых, палестинским врачом Сабах Абдель Рахимом. Моисис Бурлас умер в Салониках 2011 году[6][7].
Эллин, еврей и левый
В 2000 году Бурлас издал свои мемуары, где его тройной идентитет стал заголовком книги «Эллин, еврей и левый»[8][9]. Книга была написана при поощрении директора дома престарелых «Саул Модиано», Виктории Бенузилио и раввина Салоник, Ицхака Даяна. Бурлас скромно писал, что он только хотел описать свою жизнь «в трёх континентах, Европе, Азии, Африке, и четырёх морях, Средиземном, Красном, Чёрном, Каспийском», и «то, что я пережил в оккупацию и Гражданскую войну». Бурлас пишет, что «если бы меня спросили о моей жизни и всего, что я перенёс из-за своей партии и идеологии, я бы ответил, что если бы я снова родился, то вновь последовал бы этому пути»[10]. Не ввязываясь в большую историческую тематику, Бурлас своей книгой запечатлел заметные штрихи в истории компартии Греции и уничтоженной нацистами еврейской общины Салоник.
Напишите отзыв о статье "Бурлас, Моисис"
Примечания
- ↑ [tvxs.gr/news/πρόσωπα/μωυσής-μπουρλάς-μια-εμβληματική-μορφή-της-ελληνο-εβραϊκής-αριστεράς Μωυσής Μπουρλάς: Μια εμβληματική μορφή της ελληνο-εβραϊκής Αριστεράς | TVXS — TV Χωρίς Σύνορα]
- ↑ [www.snhell.gr/testimonies/content.asp?id=308&author_id=109 Σπουδαστήριο Νέου Ελληνισμού — Μπουρλάς Μωυσής Μιχαήλ — Bourlas]
- ↑ [thessanoixtipoli.wordpress.com/2011/03/19/%CE%BC%CF%89%CF%85%CF%83%CE%B7%CF%83-%CE%BC%CE%B9%CF%87%CE%B1%CE%B7%CE%BB-%CE%BC%CF%80%CE%BF%CF%85%CF%81%CE%BB%CE%B1%CF%83-%CE%B5%CE%BB%CE%BB%CE%B7%CE%BD%CE%B1%CF%83-%CE%B5%CE%B2%CF%81%CE%B1%CE%B9/ Μωυσής Μιχαήλ Μπούρλας — Έλληνας, Εβραίος και Αριστερός | Θεσσαλονίκη Ανοιχτή Πόλη]
- ↑ δημοσιεύτηκε στο ΒΗΜΑ, Σεπτέμβριο 2000 [nosferatos.blogspot.gr/2011/03/2000-231.html]
- ↑ [xyzcontagion.wordpress.com/2011/03/19/moysis-mpourlas-1918-2011/ Μωυσής Μιχαήλ Μπουρλάς (1918—2011) — «Ελληνας, Εβραίος και αριστερός», ο «Βύρων» του ΕΛΑΣ " XYZ Contagion]
- ↑ [www.alterthess.gr/content/efyge-o-moysis-mpoyrlas-1918-2011 Έφυγε ο Μωυσής Μπουρλάς (1918—2011) | alterthess.gr :: όλες οι ειδήσεις από την άλλη Θεσσαλονίκη]
- ↑ [www.agelioforos.gr/default.asp?pid=7&ct=1&artid=93149 Θεσσαλονίκη: Αφιέρωμα στη μνήμη του Μωυσή Μπουρλά | ΕΙΔΗΣΕΙΣ | Agelioforos.gr]
- ↑ [www.snhell.gr/testimonies/writer.asp?id=109 Σπουδαστήριο Νέου Ελληνισμού — Μπουρλάς Μωυσής Μιχαήλ — Bourlas]
- ↑ [www.protoporia.gr/product_info.php?products_id=95452 Έλληνας, Εβραίος και αριστερός , Μωυσής Μιχαήλ Μπούρλας , Νησίδες , 9789608480742]
- ↑ [www.snhell.gr/testimonies/content.asp?id=305&author_id=109 Σπουδαστήριο Νέου Ελληνισμού — Μπουρλάς Μωυσής Μιχαήλ — Bourlas]
Ссылки
Отрывок, характеризующий Бурлас, Моисис
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
