Быков, Леонид Петрович

Леонид Петрович Быков (род. 7 сентября 1947, Сухой Лог Свердловской области) — советский и российский литературовед.

Биография

Окончил филологический факультет Уральского университета. Специалист по русской поэзии XX века: кандидатская диссертация «Жанровые разновидности русской советской поэмы 1929—1936 годов» (1977), докторская «Русская поэзия 1900—1930-х годов: проблема творческого поведения» (1995). Профессор (с 1996 г.), заведующий кафедрой русской литературы XX века (с 1991 г.) Уральского университета.

С 1971 г. публикует статьи и рецензии о современной литературе, а также о театре, в журналах «Урал», «Литературное обозрение», «Октябрь», «Новый мир», «Знамя» и др. Некоторые критические статьи Леонида Быкова собраны в книге «Уроки времени: Критические тетради» (Свердловск, 1988) и вошли в состав коллективного сборника «Русская литература XX века: проблемы и имена» (Екатеринбург, 1994). С 1993 г. член редколлегии журнала «Урал».

Леонид Быков постоянно выступает составителем, автором предисловий и комментариев к изданиям русских писателей XX века — в частности, А. Твардовского, Н. Заболоцкого, А. Ахматовой, Б. Пастернака, О. Мандельштама, М. Цветаевой, М. Волошина, Н. Гумилёва, Б. Окуджавы, А. Вознесенского, В. Шаламова, В. Шукшина, А. Солженицына, Г. Владимова, Ю. Трифонова, А. Вампилова, Г. Горина, Б. Ахмадулиной и др. Л. П. Быков опубликовал более 100 научных статей и рецензий.

Основные работы

• Уроки времени: Критические тетради. — Свердловск, 1988.
• Русская литература XX века: Проблемы и имена. — Екатеринбург, 1994.
• Книга не только о стихах. — Екатеринбург, 2007.
• [elar.urfu.ru/handle/10995/31297 В своем кругу: Банкетная лирика и прочее. Фрагменты]. — Екатеринбург, 2010.

Ссылки

• [magazines.russ.ru/authors/b/lbykov/ Быков, Леонид Петрович] в «Журнальном зале»
• [virlib.eunnet.net/USUbio/?base=mag&id=0608/ УрГУ в биографиях: Л. П. Быков]

Отрывок, характеризующий Быков, Леонид Петрович

В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.