Вассиан (Пятницкий)

Архиепископ Вассиан
Архиепископ Тамбовский и Шацкий
9 апреля 1930 — 20 февраля 1936
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Серафим (Мещеряков)
Преемник:	Венедикт (Алентов)
Епископ Козловский, викарий Тамбовской епархии
22 июня 1927 — 9 апреля 1930
Предшественник:	Алексий (Буй)
Преемник:	викариатство упразднено
Епископ Егорьевский, викарий Московской епархии
8 августа 1921 — 8 апреля 1923
Предшественник:	викариатство учреждено
Преемник:	Иоанн (Петропавловский)
Образование:	юридический факультет МГУ; Московская духовная академия
Учёная степень:	кандидат богословия
Имя при рождении:	Владимир Васильевич Пятницкий
Рождение:	10 марта 1879(1879-03-10) Москва
Смерть:	9 января 1941(1941-01-09) (61 год)
Принятие священного сана:	15 августа 1914
Принятие монашества:	6 октября 1913
Епископская хиротония:	8 августа 1921
Канонизирован:	27 декабря 2001
В лике:	Новомучеников и Исповедников Российских
Лик святости:	Священноисповедник

Архиепископ Вассиан (в миру Владимир Васильевич Пятницкий; 10 марта 1879, Москва — 9 января 1941, Коми АССР; по другим данным 27 декабря 1940, Свердловск) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Тамбовский и Шацкий.

Причислен к лику святых Русской православной церкви в 2000.

Адвокат

Родился в купеческой семье. Окончил юридический факультет Московского университета (1902). Работал помощником присяжного поверенного у известного адвоката Ф. Н. Плевако, затем стал присяжным поверенным. Недолго был женат, но затем получил развод.

В Троице-Сергиевой лавре

В 1909 оставил успешно складывавшуюся адвокатскую карьеру и поступил послушником в пустынь Параклит при Троице-Сергиевой лавре. С 1910 был послушником Троице-Сергиевой лавры. В 1913—1917 учился в Московской духовной академии, которую окончил со степенью кандидата богословия и был оставлен при академии профессорским стипендиатом по кафедре библейской археологии и еврейского языка. 6 октября 1913 пострижен в монашество, 13 октября 1913 — иеродиакон, с 15 августа 1914 — иеромонах. В 1914—1916 был священником при санитарном поезде.

Мемуарист С. А. Волков так писал о нём: «Вассиан умел разграничить области веры и позитивного знания: в первой он был твёрд и послушен, в другой — последовательно критичен и аналитичен. Другими словами, он являл совсем не редкий в то время тип подлинного учёного, чья искренняя и глубокая вера нисколько не мешает глубоко продуктивной научной деятельности». Также Волков отмечал его дар проповедника: «Его проповеди были поразительны и по содержанию, и по мастерству изложения».

С 1919 года служил в Пятницкой церкви города Сергиева, был возведён в сан игумена.

Архиерей

С 8 августа 1921 — епископ Егорьевский, викарий Московской епархии. Почти сразу же после приезда в Егорьевск был арестован. В 1921—1922 годы находился под арестом в Рязани и Москве (верующие просили о его освобождении — несколько сотен из них подписали соответствующее письмо в революционный трибунал). Больше в своё викариатство вернуться не смог, 8 апреля 1923 уволен на покой.

С 1922 года жил в Москве, служил в Благовещенском храме на Бережках. Выступал против обновленческого движения.

В декабре 1925 года присоединился к группе архиереев во главе с архиепископом Григорием (Яцковским), которая выступала за соборное управление церковью и создала Временный высший церковный совет (ВВЦС). Это движение позднее получило название «григорианский раскол». Подписал «наказ» участников группы, в котором говорилось о необходимости созыва в ближайшие месяцы церковного собора и указывалось на то, что ВВЦС находится в молитвенно-каноническом общении с Патриаршим местоблюстителем митрополитом Петром (Полянским). В то же время не подписал послание «ко всем верным чадам Святой Православной Церкви» с критикой деятельности Патриарха Тихона и митрополита Петра. Кроме того, не вошёл в состав ВВЦС.

В мае 1926 года принёс покаяние, отказавшись от дальнейшего участия в григорианском расколе. Затем был сторонником митрополита Сергия (Страгородского).

С 22 июня 1927 года — епископ Козловский, управляющий Тамбовской епархией.

С 9 апреля 1930 года — архиепископ Тамбовский и Шацкий.

В 1930—1931 годы находился под арестом по обвинению в «антисоветской и контрреволюционной деятельности».

Последний арест и кончина в заключении

26 октября 1935 был арестован и 25 апреля 1936 приговорён к 8 годам лишения свободы. Срок отбывал в Ухтпечлаге Коми АССР. Первоначально работал в лагере на лесоразработках, затем был признан инвалидом. По некоторым данным, перед смертью от дистрофии был переведён в тюремную больницу Свердловска, где и скончался.

27 декабря 2000 постановлением Священного Синода Русской православной церкви был включён в Собор Новомучеников и Исповедников Российских.

Труды

• [www.pravoslav.odessa.net/Andreevkiy_vestnik/2_2001/slovo_v_nedeliu.htm Слово в неделю всех святых, в Земле Российской просиявших]

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_4276 Биография]
• [www.krotov.info/yakov/6_bios/59/1940_pyatnizky.htm Биография]
• Православная энциклопедия. Т. 7. М., 2004. С. 248—250.

Отрывок, характеризующий Вассиан (Пятницкий)

Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.