Вейль, Иржи

Иржи Вейль
Награды:

Иржи Вейль (чеш. Jiří Weil; 6 августа 1900, Прасколесы — 13 декабря 1959, Прага) — чешский прозаик, журналист, переводчик.

Биография

Родился в обеспеченной еврейской семье. В 1921 году вступил в молодёжную коммунистическую организацию. В 1922 году вместе с делегацией посетил Москву. Живо интересовался русской и советской культурой, писал статьи о советской литературе в газете «Руде право». Входил в авангардную литературную группу Devětsil. Переводил Маяковского, Пастернака, Цветаеву, Луговского, Горького, Зощенко. Закончил Карлов университет (1928), защитил диплом о Гоголе и английском романе XVIII века.

В 1933—1935 годах работал в Москве журналистом, переводчиком марксистской литературы и официальных документов Коминтерна на чешский язык, участвовал в переводе ленинского труда Государство и революция. После убийства Кирова был оклеветан, исключён из партии, осуждён и отправлен в ссылку в Казахстан.

Вернулся в Прагу в 1935 году. Работал научным сотрудником Еврейского музея в Праге. Опубликовал роман о сталинских чистках Москва — граница (1937), который подвергся резкой критике чешских коммунистов и в первую очередь — Юлиуса Фучика, близкого друга Вейля; его продолжением стал роман Деревянная ложка, одно из первых произведений, в которых был воссоздан ГУЛАГ (1938, опубликован в 1970 в Италии, с 1977 года распространялся в чешском самиздате, в 1992 издан на родине). До 1938 года работал в Еврейском музее Праги. В 1942 года под угрозой депортации как коммунист и еврей имитировал самоубийство, перешёл на нелегальное положение и до конца войны скрывался, продолжая при этом писать.

После войны вернулся в активной деятельности, в 1946—1948 годах возглавлял журнал Literarni noviny, опубликовал исторический роман-притчу о мусульманском лжепророке Моканна, отец чудес (1946). После прихода коммунистов к власти был в 1948 году отстранён от руководства журналом, исключен из Союза писателей, его роман об антисемитизме Жизнь со звездой (1948) подвергся идеологической проработке. С 1949 по 1957 год его произведения не публиковались. Реабилитирован в 1958 году. Последний роман Вейля Мендельсон на крыше был напечатан в 1960 году, уже после смерти автора, скончавшегося от рака.

Произведения

• Ruská revoluční literatura (1924)
• Kulturní práce sovětského Ruska (1924)
• Češi stavějí v zemi pětiletek (1937)
• Moskva-hranice (1937)
• Makanna, otec divů (1946)
• Barvy (1946)
• Vzpomínky na Julia Fučíka (1947)
• Život s hvězdou (1949)
• Mír (1949)
• Vězeň chillonský (1957)
• Harfeník (1958)
• Žalozpěv za 77 297 obětí (1958)
• Na střeše je Mendelssohn (1960)
• Hodina pravdy, hodina zkoušky (1966)
• Moskva-Hranice (1991)
• Dřevěná lžíce (1992)

Признание

Книги писателя переведены на английский, французский, итальянский, немецкий, голландский, шведский, польский, японский и др.языки.

Публикации на русском языке

• Псалом памяти 77 297 жертв// Похороны колоколов: Повести и рассказы (антология прозы о геноциде). — М.: Пик, 2001.
• Москва-граница. — М.: МИК, 2002.

Литература

• Vondráčková J. Mrazilo — tálo: O Jiřím Weilovi. [S.l.: s.n.], 1979
• Фучик Ю. Клеветнический роман о Москве. // Фучик Ю. Избранное. М.: Правда, 1956. С. 102-110.

Ссылки

• [www.cesky-jazyk.cz/zivotopisy/jiri-weil.html]  (чешск.)

Отрывок, характеризующий Вейль, Иржи

Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.