Волшебный пудинг

Волшебный пудинг, или Невероятные приключения Гумми, Кляпа, Размахая и Укусила
The Magic Pudding: Being The Adventures of Bunyip Bluegum and his friends Bill Barnacle and Sam Sawnoff
Жанр:	сказочная повесть
Автор:	Норман Линдси
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1918
Издательство:	Angus and Robertson, Ltd.

«Волше́бный пу́динг» (англ. The Magic Pudding) — сказочная повесть австралийского писателя и художника Нормана Линдси, опубликованная в 1918 году в Сиднее и ставшая классикой детской литературы Австралии. В повести действуют люди и антропоморфные животные, а также говорящий пудинг, который никогда не кончается, сколько его ни ешь. В основе сюжета — приключения трёх друзей, владельцев пудинга (коалы Гумми, моряка Билла Кляпа и пингвина Сэма Размахая). Книга проиллюстрирована автором.

Повесть переведена на иностранные языки (японский, немецкий, французский, испанский и др.). Русский перевод книги, выполненный Юрием Хазановым, вышел в 1995 году и затем не переиздавался.

По мотивам книги снят одноимённый полнометражный анимационный фильм 2000 года.

История создания

Согласно легенде, «Волшебный пудинг» стал ответом Линдси в его споре с Бертрамом Стивенсом, издателем журнала, который утверждал, что больше всего дети любят сказки про фей (англ. fairies). Линдси, напротив, высказался за то, что история про еду была бы более привлекательна для маленьких читателей. Стивенс рассказал об этом споре владельцу издательства «Angus & Robertson» Джорджу Робертсону, и они решили убедить Линдси написать книгу для детей. Линдси сразу сообщил, что главным героем истории станет медведь (по умолчанию, под медведями в Австралии имелись в виду коалы, которых Линди уже рисовал до этого в многочисленных карикатурах для журналов).

Некоторым персонажам Линдси придал сходство со своими родными и знакомыми, в частности Дядюшке Стручку — со своим отцом.

Книга была опубликована в 1918 году, через месяц после заключения перемирия в Первой мировой войне. Стоила она ровно одну гинею, что по тем временам было довольно дорого. В итоге к 1921 году весь 3-тысячный тираж ещё не был распродан, и цена была снижена. В 1924 году появилось первое из многочисленных переизданий. Уже после войны британское издательство Penguin впервые издало книгу в мягкой обложке, однако Линдси был крайне недоволен тем, что иллюстрации были перерисованы и упрощены английскими художниками — он считал, что изменить их было всё равно, что изменить текст.

Сюжет

Книга состоит из четырёх глав, которые называются «кусками» (подразумевается, что это куски пудинга, которые «едят» читатели).

Внешние изображения
	[acms.sl.nsw.gov.au/_DAMl/image/18/143/a288010r.jpg Гумми и дядюшка (рисунок Нормана Линдси)]

Молодой коала Гумми (англ. Bunyip Bluegum) живёт в домике на дереве вместе со своим дядюшкой по прозвищу Стручок (англ. Uncle Wattleberry). Не выдержав дядюшкиных бакенбардов, которые очень длинны и всё время повсюду лезут, Гумми решает пойти странствовать по Австралии, взяв с собой одну только тросточку. Проголодавшись, он встречает двух друзей — старого матроса Билли Кляпа (англ. Bill Barnacle) и храброго пингвина Сэма Размахая (англ. Sam Sawnoff), которые поедают мясной пудинг с горохом и угощают им Гумми. Кляп и Размахай открывают Гумми тайну пудинга: он волшебный и никогда не кончается, его можно есть сколько угодно, загадывая тот вид пудинга, который хочешь в данный момент. Кроме того, у пудинга есть имя (Альберт), он умеет говорить и ходить, а оставшись без присмотра, вечно норовит куда-нибудь сбежать. Гумми принимает приглашение войти в число владельцев пудинга (пудвладельцев, как они себя называют) и отправляется путешествовать с Кляпом и Размахаем. Они ходят по Австралии, рассказывая друг другу интересные истории и наслаждаясь пением Кляпа, который сочиняет бесконечные баллады из своей матросской жизни. Однако по дороге членов Благородного Общества Пудвладельцев (сокращённо, БОПа) подстерегает опасность: два злодея, Опоссум (в оригинале Поссум) и Вомбат, постоянно преследуют друзей, пытаясь украсть у них пудинг. Всякий раз Кляп и Размахай храбро вступают в драку и прогоняют пудворов. Однажды злодеям удаётся отвлечь внимание друзей на пожар и сбежать, унеся с собой пудинг. Однако пудвладельцы находят дом Вомбата и хитростью выманивают воров на улицу, где отбирают Альберта.

В другой раз пудворы набрасывают на трёх товарищей мешок и снова убегают с пудингом. Друзей выручает проходящий мимо садовод и огородник, пёс по имени Бенджамен Укусил (англ. Benjamin Brandysnap). Они настигают воров и видят, что Вомбат положил пудинг себе под шляпу. Запев национальный гимн и обнажив головы, пудвладельцы вынуждают Вомбата снять шляпу, и его обман раскрывается. Пудинг снова оказывается у Гумми, Кляпа и Размахая, которые приглашают в свою компанию Укусила.

Оказавшись на следующий день в городе Труляля, товарищи становятся жертвой оговора со стороны Опоссума и Вомбата, которые утверждают, что пудинг принадлежит им и был украден. Констебль и Мэр арестовывают четверых друзей, пудинг и пудворов и ведут всех в суд, однако Судья и Пристав больше интересуются партией в «дурака», вином и возможностью поесть пудинг, поэтому в роли судьи выступает Билл Кляп. Возникает перебранка, в ходе которой пудвладельцы с пудингом сбегают. Они решают перейти к оседлой жизни и строят домик на дереве прямо в огороде у Укусила, где безмятежно проводят дни за разговорами и поеданием пудинга.

Отзывы

Знаменитый писатель Филип Пулман признавался, что «Волшебный пудинг» — его любимая детская книга и одна из самых смешных книг, написанных когда-либо: «Я смеялся над ней на протяжении пятидесяти лет, и когда сегодня утром снова стал читать её, опять захохотал ещё громче прежнего». Он также отметил, что хотя повесть написана почти сто лет назад, этого не скажешь по её языку — «он настолько свежий и живой, словно книга написана вчера».

По мнению современных издателей книги, «Волшебный пудинг» занимает почётное место между «Алисой в Стране чудес» и «Вонючим сырным человечком» (англ. The Stinky Cheese Man) как «одно из наиболее безумных произведений для детской аудитории».

Писатель Джуда Уотен провёл параллель между произведением Линдси и другой известной австралийской сказочной повестью XX века — «Шёпот на ветру» Алана Маршалла.

В 2007 году писатель и критик Дэвид Дейл, рассуждая о том, что может быть названо «национальной метафорой» Австралии, пришёл к выводу, что «Волшебный пудинг» является лучшим кандидатом.

Юбилейное издание

В 2008 году, к 90-летию книги, было выпущено специальное переиздание, в которое была включена биография Линдси, архивные материалы (его переписка с издателями), а также несколько рецептов пудинга . День выхода книги, 12 октября, в тот год был даже назван в Австралии Днём Пудинга.

Русский перевод

Перевод-пересказ Юрия Хазанова на русский язык опубликован отдельным изданием в 1995 году. До этого в 1993 году в журнале «Тель-Авив» была напечатана первая часть повести. Полное название русского перевода — «Волшебный пудинг, или Невероятные приключения Гумми, Кляпа, Размахая и Укусила» (в оригинале персонаж по имени Укусил в подзаголовке отсутствует).

Избранные стихи из повести («Песенка о пропавшем пудинге», «Скандал в огороде») вошли в поэтический сборник Юрия Хазанова «И вообще...» (2010).

Экранизации и постановки

Внешние изображения
	[www.australianstamp.com/images/large/0015490.jpg Австралийская марка с изображением персонажей повести]

• В 1960 году в Сиднее состоялась премьера кукольного спектакля по повести, на которой присутствовал и Линдси. Поскольку в книге иллюстрации были чёрно-белыми, для разработки кукол для спектакля он заново нарисовал основных персонажей анфас и в цвете. В следующий раз кукольный спектакль по «Волшебному пудингу» был поставлен Кукольным театром Австралии уже в 1980-е годы.
• В рамках проекта звукозаписи важнейших образцов австралийской поэзии «A Swag of Aussie Poetry» в 1980-е годы известным телеведущим Саймоном Таунсендом (Simon Townsend) было записано стихотворение из повести, посвящённое истории обнаружения Пудинга Биллом и Сэмом.
• В 2000 году вышел австралийский анимационный фильм по мотивам сказки, имеющий значительные отличия в сюжете (в частности, Гумми встречает Билла и Сэма, когда разыскивает своих родителей, про которых в книге вообще не упоминается). Сэма озвучил актёр Сэм Нил, до этого сыгравший роль Нормана Линдси в фильме «Сирены».
• В 2011 году Эндрю Джеймс адаптировал текст повести для музыкальной пьесы, которая была поставлена в Австралии начинающим режиссёром Марком Барфордом.
• В 2012 году Mildura Theatre Company поставила спектакль по повести, который демонстрировался в Ботаническом саду в Маурквонге.
• В 2013 году в Викторианской опере в Мельбурне состоялась премьера оперы по повести.

Отражения в культуре

Внешние изображения
	[www.rbg.vic.gov.au/images/gallery/37/magic_pudding_sculptur-lo__large.jpg Скульптура «Волшебный пудинг» в ботаническом саду Мельбурна]

• В городке Фаулконбридж в Новом Южном Уэльсе, где писатель жил с 1901 по 1969 год, основан Музей-галерея Линдси, к которому ведёт улица Линдси-роуд. Улицы вокруг музея названы по именам персонажей повести: там есть Bill Barnacle Avenue, Bunyip Bluegum Road, Dobson Dorking Place, Magic Pudding Place, Patrick O'Possum Place, Uncle Wattleberry Crescent и Watkin Wombat Way.
• В 1985, 1986 и 1987 году в Австралии выпускался блок из пяти почтовых марок, посвящённых известным литературным произведениям, в числе них «Волшебному пудингу».
• В 2007 и 2008 годах, в ознаменование 90-летия публикации книги, Королевский Австралийский монетный двор выпустил юбилейную долларовую монету с изображением Нормана Линдси и четырёх заглавных персонажей его повести (Пудинг, Гумми, Кляп и Размахай). Автором дизайна монеты стал Владимир Готтвальд. Монета не выпускалась в широкое хождение, но распространялась в подарочных наборах, главным образом для новорождённых; упаковка набора была украшена рисунками Линдси к повести.
• В детском уголке Королевского ботанического сада в Мельбурне находится скульптура «Волшебный пудинг», изображающая главных героев повести (автор скульптуры — Луис Лаумен).
• Сочетание magic pudding вошло в словарь австралийского английского в составе идиоматического выражения not to be a magic pudding ‘не быть волшебным пудингом’ со значением «не быть бесконечно воспроизводимым ресурсом» (not to be an endlessly renewable resource or commodity).

Ссылки

• [www.gutenberg.org/etext/4910 The Magic Pudding] в проекте «Гутенберг».
• [www.normanlindsay.com.au/normanlindsay/themagicpudding.php Информация о повести на сайте, посвящённом творчеству Нормана Линдси]  (англ.)
• [www.harpercollins.com.au/9780732284329/the-magic-pudding Информация о повести на сайте издательства HarperCollins]  (англ.)
• [nla.gov.au/nla.cat-vn1274760 Информация о первом издании повести на сайте Национальной библиотеки Австралии]  (англ.)
• [nationaltreasures.nla.gov.au/index/Treasures/item/nla.int-ex6-s17 Иллюстрации к повести на сайте Национальной библиотеки Австралии]  (англ.)
• [www.acmssearch.sl.nsw.gov.au/search/itemDetailPaged.cgi?itemID=404902 Иллюстрации к повести в Библиотеке Нового Южного Уэльса]  (англ.)
• [librivox.org/the-magic-pudding-by-norman-lindsay/ Аудиоверсия повести на сайте Librivox.org]  (англ.)
• [www.joseflebovicgallery.com/magic/jlg/pages/intro.html Иллюстрации для анимационного фильма по повести]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Волшебный пудинг

– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.