Вуйошевич, Богдан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Богдан Вуйошевич
сербохорв. Богдан Вујошевић / Bogdan Vujošević
Дата рождения

20 марта 1912(1912-03-20)

Место рождения

Доляни, Королевство Черногория

Дата смерти

10 июля 1981(1981-07-10) (69 лет)

Место смерти

Белград, СФРЮ

Принадлежность

Югославия Югославия

Род войск

сухопутные войска

Годы службы

1941—1970

Звание

генерал-подполковник

Часть
Командовал
Сражения/войны

Народно-освободительная война Югославии

Награды и премии

Богдан Вуйошевич (сербохорв. Богдан Вујошевић / Bogdan Vujošević; 20 марта 1912, Доляни, около Подгорицы10 июля 1981, Белград) — генерал-подполковник Югославской народной армии, военачальник времён Народно-освободительной войны Югославии, Народный герой Югославии. В 1952—1956 годах — президент футбольного клуба «Партизан».



Биография

Родился 20 марта 1912 в деревне Доляни (около Подгорицы). Окончил начальную школу в деревне, учился в гимназии Подгорицы и окончил её в 1931 году. Поступил на философский факультет Белградского университета, окончил по специальности «математика» и получил диплом учителя математики. За время обучения вступил в революционное студенческое движение, участвовал в демонстрациях и стачках, с 1936 года член КПЮ. Неоднократно арестовывался за свою политическую деятельность.

В апреле 1941 года Вуйошевич вернулся в Черногорию после капитуляции страны в Апрельской войне и принял участие в подготовке вооружённого выступления. Занимался формирование партизанских групп, закупкой оружия и политподготовкой повстанцев, особенно молодёжи. В мае 1941 года в его доме была размещена типография Черногорского покраинского комитета КПЮ, в которой он работал до июля 1941 года. Принял участие в восстании 13 июля и первых сражениях при Подгорице, позднее вышел в Санджак, 1 декабря 1941 командовал ротой Черногорского партизанского отряда в битве за Плевлю, а через 20 дней вступил в 1-ю пролетарскую ударную бригаду, с которой участвовал в боях за Рудо, Меджеджу, Рогатицу, Романию, Игман, Горажде, Власеницу, Зеленгору и Трескавицу.

В августе 1942 года Богдан был ранен в битве при Ливно, 26 декабря того же года был снова ранен в битве за Црни-Врх близ Йошавки. Во время боёв на Неретве и Сутьеске находился в госпитале, где помогал руководству Центральной больницы НОАЮ. 10 июня 1943 выписался из больницы и отправился с войсками на переправу через Сутьеску. В ответственные моменты он помогал командиру колонны, Шпиро Лагатору, преодолевать различные препятствия. После полного выздоровления Богдан был назначен политруком батальона 2-й воеводинской ударной бригады, а 27 сентября 1943 — заместителем политрука 4-й воеводинской ударной бригады. В боях на Зеленгоре был ранен в третий раз. В сентябре 1944 года был назначен политруком 36-й воеводинской ударной дивизии.

После освобождения страны Вуйошевич продолжил активную службу. Был политруком 1-й пролетарской дивизии, начальником отдела кадров Главного политуправления ЮНА, политруком Высшей военной академии, руководителем Высшей политической школы ЮНА и членом различных партийных организаций ЮНА. С 1952 по 1956 годы был президентом спортивного общества «Партизан» и одноимённого футбольного клуба. На пенсию вышел в 1970 году.

Скончался 10 июля 1981, похоронен на Аллее народных героев Нового кладбища в Белграде.

Награждён рядом орденов и медалей, в том числе орденом Народного героя Югославии (указ от 27 ноября 1953).

Напишите отзыв о статье "Вуйошевич, Богдан"

Литература

Отрывок, характеризующий Вуйошевич, Богдан

Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.