Габриэль де Лионкур

Габриэль де Лионкур
Gabrielle de Lioncourt
Бродвейская актриса Кэроли Кармелло в роли Габриэль, мюзикл «Лестат»
Создатель:	Энн Райс
Произведения:	«Вампир Лестат» «Царица проклятых» «Мемнох-дьявол» «Вампир Арман»
Пол:	женский
Национальность:	итальянка
Семья:	супруг — маркиз д’Оверн
Дети:	Августин, средний сын, Лестат
Роль исполняет:	Кэроли Кармелло

Габриэ́ль де Лионку́р (англ. Gabrielle de Lioncourt) — вымышленный персонаж серии романов американской писательницы Энн Райс «Вампирские хроники». Впервые появляется в романе «Вампир Лестат».

Вымышленная биография

Габриэль — мать Лестата де Лионкура, именно ей он обязан привлекательной внешностью и белокурыми волосами. Хорошо и разносторонне образована. Родом из Италии, в юности жила во многих городах Европы, там же вышла замуж за маркиза д’Оверна. С тех пор она жила вплоть до преклонных лет в стенах фамильного замка в Оверни. У неё было семеро детей, однако выжило только трое из них, среди которых Лестат был самым младшим и любимым её сыном.

С тех пор, как из-за замужества Габриэль была вынуждена жить в угрюмых стенах родового гнезда семейства д’Оверн, она становилась все более холодной и замкнутой в себе, так и не удовлетворив до конца свою страсть к путешествиям. Именно по этой причине, пытаясь убежать от гнетущего положения реальности, Габриэль почти все время проводила с книгой в руках. Из всех её состояние мог понять только Лестат. Будучи единственным образованным человеком в семье (материальное положение семейства находилось на грани банкротства и по этой причине не позволяло нанимать учителей или гувернёров), вынуждена была время от времени обучать своих детей. Однако, обладая меланхоличным темпераментом, быстро бросила это занятие, так ни чему их и не научив (один только Лестат научился читать в уже довольно сознательном возрасте, а своё имя его научили выводить в его бытность учеником при местной церковной школе). При жизни Габриэль описывается как бледная, худощавая женщина с треугольным лицом и такими же светлыми и белокурыми как у Лестата волосами.

Видя в любимом сыне часть себя, она всячески старалась ему помочь выбраться из той клетки, которой для них стали стены родного замка. Когда Лестат решил бежать со своим другом Николя в Париж и стать актёром, что навлекло гнев отца и братьев, она единственная считала его поступок оправданным. Лестат уехал в Париж, заручившись той финансовой поддержкой матери, которую она могла ему дать (до этого Габриэль уже приходилось продавать пару фамильных украшений, доставшихся ей от бабушки. Почти все деньги шли на Лестата). Тот был очень ей благодарен, и, хотя из-за погребённых в себе желаний и надежд Габриэль была достаточно сдержанной и сухой в чувствах женщиной, Лестат поддерживал с ней переписку. С момента его побега, Габриэль и Лестат не виделись на протяжении ещё многих лет и встретились только тогда, когда та приехала в Париж, находясь уже при смерти, чтобы повидать сына. Габриэль страдала от туберкулёза.

Именно тогда, в ночь их свидания, Габриэль была превращена в вампира. Видя, как умирает его мать, Лестат не выдержал и в последний миг преподнес матери «Тёмный Дар». Ирония судьбы, Габриэль из матери, наставницы, учителя, превратилась в ребёнка, ученика своего теперь уже создателя. Она была очень рада такому повороту судьбы, начав жить по-настоящему только после своей смерти. В ней взыграла с новой силой страсть к приключениям и путешествиям, воскресли мечты и надежды. После обращения Габриэль описывают как бледную, с вновь налившимся и округлившимся бюстом девушку со ставшими ещё более густыми светлыми волосами и такого же кобальтового цвета глазами, какие были у её сына после того, как тот стал вампиром. В мужской же одежде она походила на весьма привлекательного юношу. После обращения Габриэль с Лестатом жили в башне, оставленной тому Магнусом, создателем Лестата. Каждую ночь они выбирались в Париж на охоту.

После инцидента с Арманом и его последователями, в результате чего Николя стал вампиром (против чего была Габриэль) их отношения потеряли беззаботность. Теперь их было трое, и Габриэль это не устраивало. После того, как Лестат отдал свой театр Арману, в труппу которого входили бывшие члены общины, он оставил на них Николя, а сам отправился с матерью в путешествие по миру, удовлетворяя давние желания Габриэль. Но, как оказалось, даже проведённое вдвоём в скитаниях время их не сблизило: Габриэль все больше и больше отдалялась от Лестата, поглощенная новым миром и способностями, которые открылись перед ней. В итоге чего, они расходятся в Египте, сразу после свершения революции во Франции.

С тех пор Габриэль пропадает на 200 лет, проводя их в своих походах и путешествиях, и вновь появляется в 1985 году во время событий, описываемых в книге «Царица проклятых». Она помогает Лестату бороться против Акаши. В это же время она развивает отношения с Хайманом, но вскоре прекращает общение и с ним тоже. Она снова скрывается и пропадает. В последний раз Габриэль появлялась в «Мемнох-дьявол» и в «Вампире Армане», в то время как Лестат находится в своем недвижимом сне.

В других средах

В Бродвейском мюзикле «Лестат», основанном на романе «Вампир Лестат» её играла Кэроли Кармелло. За эту роль Кармелло была номинирована на премии «Тони» и «Драма Деск» как лучшая актриса мюзикла. Также в мюзикле сыграл Хью Панаро в роли Лестата, Джим Станек в роли Луи и Эллисон Фишер в роли Клодии. Музыку к нему написал Элтон Джон, либретто — Линда Вулвертон.

Литература

• Энн Райс. Вампир Лестат = The Vampire Lestat. — Эксмо, Домино, 2007 год. — («Вампирские хроники»). — ISBN 978-5-699-20891-3.

• Энн Райс. Царица проклятых = The Queen of the Damned. — Эксмо, Домино. — («Вампирские хроники»). — ISBN 0345419626.

• Энн Райс. Мемнох-дьявол = Memnoch the Devil. — Эксмо, Домино. — («Вампирские хроники»). — ISBN 0679441018.

• Энн Райс. Вампир Арман = The Vampire Armand. — Эксмо, Домино, 2007 год. — («Вампирские хроники»). — ISBN 978-5-699-23280-2.

Отрывок, характеризующий Габриэль де Лионкур

Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.