Генри Фицрой, 1-й герцог Графтон
Генри Чарльз ФицРой, 1-й герцог Графтон англ. Henry Charles FitzRoy, 1st Duke of Grafton<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Генри ФицРой, 1-й герцог Графтон</td></tr> | |||
| |||
---|---|---|---|
1 сентября 1675 — 9 октября 1690 | |||
Предшественник: | новая креация | ||
Преемник: | Чарльз ФицРой, 2-й герцог Графтон | ||
| |||
16 августа 1672 — 9 октября 1690 | |||
Предшественник: | новая креация | ||
Преемник: | Чарльз ФицРой, 2-й герцог Графтон | ||
| |||
2 декабря 1682 — 14 сентября 1689 | |||
Предшественник: | Герцог Камберленд | ||
Преемник: | Граф Торрингтон | ||
Вероисповедание: | Протестантизм | ||
Рождение: | 28 сентября 1663 Уайтхолльский дворец, Лондон | ||
Смерть: | 9 октября 1690 (27 лет) Корк, Ирландия | ||
Род: | Стюарты | ||
Отец: | Карл II Стюарт | ||
Мать: | Барбара Пальмер | ||
Супруга: | Изабелла, герцогиня Графтон | ||
Дети: | Чарльз ФицРой, 2-й герцог Графтон |
Генри Чарльз ФицРой, 1-й герцог Графтон (англ. Henry Charles FitzRoy, 1st Duke of Grafton; 28 сентября 1663, Уайтхолльский дворец, Лондон — 9 октября 1690, Корк, Ирландия) — английский государственный и военный деятель, незаконнорожденный сын Карла II Стюарта и Барбары Вильерс. Имел чин бригадира английской армии (9 ноября 1688).
В августе 1672 года женился на Изабелле, дочери и наследнице Генри Беннета, 1-го графа Арлингтона. Их сыном был Чарльз ФицРой, 2-й герцог Графтон. Диана, принцесса Уэльская была его потомком.
Во время его брака, 16 августа был сделан бароном Садбери, виконтом Ипсвичем и графом Юстоном; 1 сентября 1675 стал герцогом Графтоном. Карл II сделал его 31 августа 1680 кавалером ордена Подвязки.
Он был воспитан как моряк, начал военную службу приняв участие в осаде Люксембурга в 1684 году. На коронации короля Якова стал лорд-констеблем. В восстание герцога Монмута командовал королевскими войсками в графстве Сомерсет, но позже он выступал с Джоном Черчиллем и присоединился к Вильгельму Оранскому свержения короля в революции 1688 года.
Скончался от ран, полученных при штурме Корка.
Напишите отзыв о статье "Генри Фицрой, 1-й герцог Графтон"
Ссылки
- [familypedia.wikia.com/wiki/Henry_FitzRoy,_1st_Duke_of_Grafton_%281663-1690%29|Генри ФицРой, 1-й герцог Графтон]
- [www.thepeerage.com/p10503.htm#i105030|Генри ФицРой, 1-й герцог Графтон]
Отрывок, характеризующий Генри Фицрой, 1-й герцог Графтон
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.