Главный вычислительный центр Госплана СССР

Главный вычислительный центр Госплана СССР
ГВЦ Госплана СССР
Тип организации:	вычислительный центр
Официальный язык:	русский
Основание
создание Вычислительного центра Госплана СССР	1959 год
передача в подчинение Государственного научно-экономического совета при Совете Министров СССР	1960 год
создание Главного вычислительного центра Госплана СССР	1963 год
Ликвидация
преобразование в Центр экономической конъюнктуры и прогнозирования при Министерстве экономики РФ	1991 год
Россия, Москва, проспект Академика Сахарова, 12

К:Организации, закрытые в 1991 году

Гла́вный вычисли́тельный центр Госпла́на СССР — структурное подразделение Госплана СССР, осуществлявшее расчёты плановых показателей с помощью электронно-вычислительной техники. Существовал в 1959—1991 годах, один из предшественников Аналитического центра при Правительстве Российской Федерации. Известен работой над созданием Автоматизированной системы плановых расчётов (АСПР).

История

В 1956 году член-корреспондент АН СССР И. С. Брук выступил на сессии Академии наук с предложениями о главных направлениях использования ЭВМ в экономике. После предложений Брука министерства и ведомства стали создавать свои вычислительные центры (ВЦ) для применения в экономических расчётах. Первым был Вычислительный центр Госплана СССР (ноябрь 1959 года). В 1960 году ВЦ Госплана передали в ведение Государственного научно-экономического совета (Госэкономсовета) при Совете Министров СССР. В 1962 году начальник ВЦ Госэкономсовета Н. И. Ковалёв предложил создать единую автоматизированную систему управления экономикой СССР. Первая очередь системы предусматривала создание сети из 30 ВЦ при госпланах союзных республик и крупных совнархозах, замкнутую на ВЦ Госэкономсовета. Судьба проекта Н. И. Ковалёва неизвестна.

В 1963 году перспективное планирование вновь вернулось в Госплан. На основании постановления ЦК КПСС и СМ СССР от 21 мая 1963 года № 564 «Об улучшении руководства внедрением вычислительной техники и автоматизированных систем управления в народное хозяйство» были образованы Главный вычислительный центр (ГВЦ) Госплана СССР, Центральный экономико-математический институт РАН (ЦЭМИ) и НИИ по проектированию вычислительных центров и систем экономической информации (НИИ ЦСУ СССР). В сентябре того же года зам. начальника ГВЦ Н. Е. Кобринский был поставлен во главе первой рабочей комиссии, которой предстояло разработать концепцию Единой государственной сети вычислительных центров (ЕГСВЦ). Впоследствии идея ЕГСВЦ трансформировалась в Общегосударственную автоматизированную систему учёта и обработки информации (ОГАС).

В 1991 году ГВЦ был преобразован в Центр экономической конъюнктуры и прогнозирования при Министерстве экономики РФ (его возглавил зам. начальника ГВЦ Я. М. Уринсон), затем в 1993 году в Центр экономической конъюнктуры при Правительстве РФ. В 2005 году Центр объединён с Рабочим центром экономических реформ, и на их основе создан Аналитический центр при Правительстве РФ.

Начальники

• 1959-1960 — Раковский, Михаил Евгеньевич
• 1961-1971 — Ковалёв, Николай Иванович
• 1971-1981 — Лебединский, Николай Павлович
• 1981-1984 — Коссов, Владимир Викторович
• 1984-1990 — Безруков, Владимир Борисович
• 1990-1991 — Барышников Н. Н.

Деятельность

С начала 1970-х годов ГВЦ под руководством своего начальника Н. П. Лебединского занимался формированием Автоматизированной системы плановых расчётов (АСПР). В основе АСПР была заложена отечественная экономико-математическая модель межотраслевого баланса, разработанная учёными НИЭИ Госплана во главе с А. Н. Ефимовым и удостоенная в 1968 году Государственной премии СССР. К 1985 году были задействованы две очереди АСПР, что позволило впервые в практике Госплана сделать плановые проектировки многовариантными.

В 1988 году сотрудник ГВЦ Д. Н. Лозинский создал первую советскую антивирусную программу «Aidstest».

Галерея

Здание Главного вычислительного центра на проспекте Академика Сахарова

Ссылки

• [ac.gov.ru/about/55let/ История создания АЦ при Правительстве РФ] (рус.). ФГУ «Аналитический центр при Правительстве Российской Федерации». Проверено 6 августа 2013. [www.webcitation.org/6Iw3sMRQo Архивировано из первоисточника 17 августа 2013].

Отрывок, характеризующий Главный вычислительный центр Госплана СССР

– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.