Гражданская война в Венесуэле (1835—1836)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гражданская война в Венесуэле (1835—1836), также известная как Революция реформ (исп. Revolución de las Reformas) — гражданская война в Венесуэле между консервативными правительственными силами и военными, требовавшими реформы политической системы.





Предыстория

Распад Великой Колумбии в 1830 году начался с отделения Венесуэлы, ключевую роль в этом процессе сыграл Хосе Антонио Паэс, ставший первым президентом страны. 20 января 1835 года Законодательный совет, в котором преобладали «готы» (стоявшие за испанское доминирование и поддерживавшие во время войны за независимость роялистов) и «консерваторы» (белые креолы, стоявшие в политике и экономике на позициях либерализма) избрал в качестве президента на следующий конституционный четырёхлетний срок Хосе Марию Варгаса, вступившего в должность 9 февраля. Паэс и его сторонники опирались на олигархию Каракаса и Валенсии, которая усиливалась за счёт внешней торговли.

Их противники стремились восстановить Великую Колумбию, уменьшить влияние Паэса и восстановить авторитет Боливара. Они требовали федерализации страны, введения государственной религии.

Восстание

7 июня 1835 года произошло восстание в Маракайбо. Восставшие провозгласили создание федеральной системы, а главой вооружённого выступления объявили генерала Сантьяго Мариньо, который был соперником Варгаса во время президентских выборов. Хотя восстание провалилось, оно было только первой ласточкой.

В Каракасе восстание произошло в ночь с 7 на 8 июля. Глава Ансоатегского батальона Педро Карухо[es] и капитан Хулиан Кастро поместили президента Варгаса под домашний арест, а 8 июля выслали его и вице-президента Нарварте на датский остров Сент-Томас. После утверждения власти повстанцев в столице Педро Брисеньо[es] выпустил 9 июля манифест, которым отменялись Конституция, а также ряд законов, принятых во время президентства Паэса, а также предлагалось, чтобы дело реформирования страны взяли в свои руки патриоты, проливавшие кровь задолго до войны за независимость. Главой нового правительства стал генерал Мариньо, а главой вооружённых сил — Карухо. Власть повстанцев распространилась на территории от Сулии до Карабобо.

Паэс в это время находился в своих владениях в Сан-Пабло (в 190 км от Каракаса), куда он удалился после того, как поддерживаемый им кандидат Карлос Сублетте потерпел поражение на президентских выборах. 15 июля он выступил в поддержку правительственных сил и, используя свои популярность и военный престиж, набрал добровольцев в Валенсии, Маракае и Ла-Виктории; также на его сторону перешла часть войск генерала Хосе Лауренсио Силвы[es], посланных из Каракаса.

Поражение восставших

28 июля Паэс вступил в Каракас, оставленный реформистами. Он создал Правящий совет под председательством генерала Карреньо; одновременно была послана делегация на Сент-Томас для возвращения Варгаса и Нарварте. 20 августа Варгас вновь приступил к исполнению обязанностей президента. Мариньо и его последователи нашли убежище на востоке страны под покровительством Хосе Тадео Монагаса.

3 ноября 1835 года Паэс объявил прощение для тех, кто ещё продолжал сражаться на востоке. Большинство повстанцев сложило оружие, однако 17 декабря группа реформистов под командованием Педро Карухо и Бласа Брусуаля[es] захватили Пуэрто-Кабельо и объявили осадное положение. Паэс и Леон де Фебрес Кордеро[es] атаковали их, и 24 декабря взяли в плен Карухо и Брусуаля. 1 января 1836 года под контроль правительства вернулся Маракайбо, а с капитуляцией Пуэрто-Кабельо 1 марта 1836 года окончился и вооружённый конфликт.

Итоги и последствия

После поражения восстания президент Варгас, повинуясь воле большинства Конгресса, был вынужден 24 апреля 1836 года сложить президентские полномочия.

Напишите отзыв о статье "Гражданская война в Венесуэле (1835—1836)"

Отрывок, характеризующий Гражданская война в Венесуэле (1835—1836)

Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.