Гришин, Иван Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Александрович Гришин
Дата рождения

21 июля 1918(1918-07-21)

Место рождения

с. Васильевка,
Аламудунский район
Чуйская область, Киргизия

Дата смерти

13 декабря 2006(2006-12-13) (88 лет)

Место смерти

Бишкек, Киргизия

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19381960

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Должность

Командир пулемётной роты

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Иван Александрович Гришин (21 июля 1918—13 декабря 2006) — майор Советской Армии, командир пулемётной роты 112-го гвардейского стрелкового полка 39-й гвардейской стрелковой дивизии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).





Биография

Иван Гришин родился 21 июля 1918 года в селе Васильевка (ныне — Аламудунский район Киргизии) в крестьянской семье. Окончил шесть классов школы, работал в колхозе. В 1938 году Гришин был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. В 1942 году он окончил курсы младших лейтенантов. С августа того же года — на фронтах Великой Отечественной войны[1].

Участвовал в битве за Кавказ, освобождении Польши, боях в Германии[2]. К апрелю 1945 года гвардии капитан Иван Гришин командовал пулемётной ротой 112-го гвардейского стрелкового полка 39-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта. Отличился во время штурма Берлина[1].

23 апреля 1945 года Гришин одним из первых переправился через Шпрее в предместье Берлина и вместе со своей ротой захватил плацдарм на западном берегу реки, что способствовало успешной переправе остальных советских подразделений. В том бою Гришин лично уничтожил несколько десятков солдат и офицеров противника[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 мая 1945 года гвардии капитан Иван Гришин был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»[1].

После окончания войны Гришин продолжил службу в Советской Армии. В 1948 году он окончил курсы усовершенствования офицерского состава, в 1954 году — курсы «Выстрел». В 1960 году в звании майора Гришин был уволен в запас[1].

Проживал в городе Бишкеке (Киргизия). Скончался 13 декабря 2006 года[3].

Награды и звания

См. также

Напишите отзыв о статье "Гришин, Иван Александрович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&000/Src/0006/af265919 Гришин Иван Александрович] (рус.). AZ Library. Проверено 27 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DwfwUVit Архивировано из первоисточника 26 января 2013].
  2. [www.kp.ru/daily/23742.4/255493/?geo=39 В 45-м он одним из первых вошел в Берлин…] (рус.). Комсомольская правда (21 июля 2006 года). Проверено 27 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DwftSs1L Архивировано из первоисточника 26 января 2013].
  3. Елена Авдеева. [members.vb.kg/2001/08/23/04.htm Герои навсегда] (рус.). Вечерний Бишкек (23 августа 2001 года.). Проверено 27 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DwfxJxmB Архивировано из первоисточника 26 января 2013].

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Санников В. В., Семенков В. Н. Герои Советского Союза — киргизстанцы. Фрунзе, 1963. / стр.72-75.
  • Морозов А. В. 39-я Барвенковская. — М.: Военное изд-во МО СССР,1981.

Ссылки

 Леонид Шейнман. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=21003 Гришин, Иван Александрович]. Сайт «Герои Страны». Проверено 13 августа 2015.

Отрывок, характеризующий Гришин, Иван Александрович

– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.